Переродился

Сейчас смотрю на тебя, и даже как-то смешно становится. Нет, ты, правда, тот человек, который однажды смог сделать мне настолько больно? Это из-за тебя я хотел натворить немыслимые глупости, покончив со своим существованием одним прыжком в пустоту? Это из-за тебя я выл от боли, царапая ногтями кожу, вырывая до изнеможения и боли рваной волосы? Ты входишь в кафе уверенным шагом, останавливаешься совсем близко возле моей компании, окидываешь холодным взглядом мою персону, и на лице твоем не мелькает ни единая эмоция. Хотя нет, вру, въедливое высокомерие всегда сквозит в полуухмылке, которую ты даришь окружающему миру. Знаешь, в такие моменты я чувствую себя загнанной в угол жертвой, с которой охотник решил поиграть, посмотрев на предсмертные конвульсии и на пик агонии. - Здравствуй, Саске, - говорю, хотя язык все же непослушно заплетается и не хочет шевелиться. Да, я пьян. Но ведь мне сегодня можно, правда? Выпускной вечер, как ни как. Но не знаю я, как отнесешься ты к моему нетрезвому состоянию. Знаешь, за столько времени я еще не привык к твоему жгучему холоду и безразличию. Да и не привыкну, наверное, никогда. - Здравствуй, - ты всегда чеканишь слова сквозь зубы, снабжая свой низко посаженый голос металлическими нотками. Ты, Саске, царь всея мира. Даже в постели ты не снимаешь короны, беря главенство на себя. А я что? Я подчиняюсь. Ты всегда имеешь меня холодно, часто причиняя боль и даже не обращая на это внимания, но от этого любовь моя не иссякает, не становится меньше. – Нам нужно поговорить. - Поговорить? – что на тебя нашло? Ты решил поговорить со мной здесь, при всем классе? При всей нашей дружной компании, которая, если быть честным, относится к тебе весьма холодно? Мне страшно. Что ты задумал, милый? Ты позволишь называть тебя милым хотя бы в мыслях? Ненароком так, ненавязчиво. - Нам нужно расстаться, - и словно мириады пушечных залпов терзают мой настороженный разум. В груди что-то замирает и образовывается вязкая пустота, которая паутинками начинает обволакивать ропщущие надежды. - Почему? – хриплю, ибо в горле пересохло. - Я люблю другую, - голос твой звенит в полнейшей тишине. Весь класс смотрит на нас, не двигается и даже, кажется, не дышит. Даже музыка уже не играет и не звучат задорные смешки. Отлично просто, ты молодец. Спасибо, Саске. Спасибо за прекрасный вечер. - Д-другую? А как же я? – выдавливаю из себя несколько слов, чувствуя, как к глазам подкатываются предательские слезы. И плевать, что мужчины не плачут. Сломанный человек – не настоящий мужчина. А я сломан. За несколько секунды ты разбил все мои мечты и желания, оставляя режущие осколки повсюду. И теперь эти осколки раскромсают мою наивную душенку в рваные ошметки, оставляя рубцы навеки. Наверное, все это сейчас я гиперболизирую, ведь спирт течет по венам, делая реакции то заторможенными, то слишком бурными. - Давай без пьяных истерик? – кривишься, а на лице ни малейшего сожаления. – Я никогда ничего тебе не обещал. Ты словно хлещешь этими словами, повергая меня в состояние сомнамбулы, отчего я лишь открываю и закрываю рот, не произнося ни звука. - Саске, - слышу тихий и ошарашенный голос Тен-Тен, - что ты делаешь? Зачем ты так? - Заткнись, - шипишь сквозь зубы. Ты недоволен, тебе посмели перечить. - А ты ее не затыкай, - в перепалку вступает Неджи, который тоже едва отошел от шока. – Слишком многое ты о себе возомнил, Учиха. - Объяснись, - это уже говорит Киба. Никогда не слышал столько ненависти в его голосе. Он же не пил, насколько я помню. Неужели это из-за меня? - Объясниться? – издевательски приподнимаешь бровь, осматривая Инузука жгуче-холодным взглядом. – С какой стати? - Саске, - беспомощно тяну к тебе руки, наконец-то обретая речь. – Скажи, что это шутка. Скажи, что ты глупо пошутил. Я прощу. Правда, - сейчас я не похож на себя прежнего, сейчас я позволяю себе немыслимую слабость, которая нокаутом швыряет меня в самый низ. Но ничего, мне плевать на это. Я ведь лишь одного хочу - чтобы ты был рядом... - Шутка? – цедишь слова с издевкой. – Да ты же шлюха, Узумаки. Моя личная шлюха. Ты хорошо даешь, кстати. А я буду с другой, ибо давно пообещал жениться на ней. - Кто она? Я ее знаю? – голос непривычно тонкий и ломаный. - Да, это Сакура. Всхлипываю. Больно. Господи, как же больно! Сквозь пелену я еще слышу, как наш класс что-то говорит, высказывает, препирается и доказывает, но мне уже все это безразлично. Боль, моя личная боль душит, не дает сделать и вздоха, из-за чего я с трудом фокусирую взгляд на стоящей недалеко от нас зеленоглазой персоне и произношу булькающие отрывки фраз. Нет, даже не произношу, а шепчу. Как мантру я шепчу: «А я все равно тебя люблю. Люблю даже больше, чем жизнь».

***

Порывистый ветер нещадно хлещет по щекам, а где-то в периферии сознания возникает твой холодный монотонный голос, оповещающий меня о том, что жизнь моя кончилась. Эти слабые нити, которые когда-то связывали нас вместе, создавая пресловутое и лживое «мы», порвались, но весь удар взял на себя я. И это правильно. Ты не должен страдать от моей любви. Не должен. Именно поэтому я сбежал с выпускного вечера, именно поэтому я бесцельно брел по городу, ни о чем не думая. Очнулся я уже у моста, где когда-то… признался в любви к тебе. Я робко говорил свои фразы, а ты самодовольно улыбался. Браво, еще один влюбленный человек в твоей коллекции. Взгляд мой скользит по сизому небосклону, опускаясь вниз, где рябит река. Интересно, а вода холодная? А примет ли она меня в свои объятья?.. Да, сегодня день моей смерти. Формально я уже мертв, так что суицид лишь закончит начатое тобой дело. И все равно мне страшно. Страх пьянит, толкает вперед, мерзко хихикает, а я послушно следую его приказу шагать в неизвестность. Но позволь мне в последние минуты подумать о тебе, умоляю. Можно я на несколько мгновений представлю, что мы вместе? Хотя, глупо, знаю. Зачем создавать иллюзорные и зефирные фантазии, которые не имеют под собой почвы? Так больнее ведь. И падать больнее, и реальность осознавать. Знаешь, а мне хотелось бы верить, что ты все же не окончательно умер душой и где-то далеко на задворках своего сердца хранишь тепло, хотя бы к нашему прошлому. Ты ведь порой улыбался мне: чисто, нежно и даже с любовью. Так что стало со всем этим? Не знаю. И не узнаю, наверное. Что же, будь счастлив. А я… я сделаю шаг вниз. И только чьи-то крепкие руки подхватят меня в последний момент…

***

Кружка греет продрогшие пальцы, а взгляд мой устремлен к окну, где за прозрачным стеклом льются с неба серые капли. Уже ночь, а дробь воды, бьющая по подоконнику, успокаивает меня. Глаза слипаются, хотя спать не хочется. Каламбур. - Нехорошая сегодня погода, мрачная, - вкрадчивый голос отвлекает меня от пасмурных мыслей, и я смотрю на человека, который спас меня у моста, исподлобья. - Зачем? – один вопрос. Он поймет. - Не мог позволить, чтоб столь светлый ангел покончил с собой. Это неправильно, - пожимает плечами, приподнимая уголки губ. – Саске, да? Киваю, не желая отвечать. С братом Саске я виделся лишь однажды, и то мельком, но запомнил, что братья общаются лишь на повышенных тонах. Но ведь не правильно это, глупо. Вы же семья, вы должны держаться вместе. - Что дальше будешь делать? – голос звучит обеспокоенно, из-за чего я вздрагиваю. Это так непривычно, когда о тебе заботятся. Ну, для меня, по крайней мере. Ты ведь, Саске, лишь холод свой фривольный дарил, да боль щемящую. А тепло… нет, это не по твоей части. Видимо, все возможное тепло обрел твой старший брат. - Риторический вопрос, - вздыхаю, пытаясь выдавить из себя хоть жалкую улыбку. Получается гримаса. - Наруто, а хочешь уедем? Вместе? Только ты и я? – ищу в словах его насмешку, но тон серьезен, а в глазах не плещутся смешинки. - Зачем тебе это? – хмурюсь, глотая уже почти остывший горький кофе. - Я… если я расскажу, то ты не отталкивай меня, ладно? – согласно киваю, стараясь не показать того, насколько я опешил. – Хорошо. Послушай, я даже не уверен, что ты запомнил меня тогда, когда мы увиделись впервые. Ты слишком был поглощен моим братом, внимал его речам, смотрел на него с обожанием. Ты обожал его, правда? Впрочем, не говори ничего. Я сам все видел. Все видел… но все равно влюбился в тебя. Как дурак, с первого взгляда. Влюбился в дитя, чьи мягкие губы манили, а речи, снабжены хриплыми нотками, обволакивали. Потонул в твоих, прости за банальность, аквамариновых глазах, словно в омутах, стал видеть тебя во снах. Там ты улыбался. Улыбался мне, как никогда не улыбнешься в реальности. Ты разрешал брать тебя за руку, разрешал целовать. И я был счастлив. Как никогда в жизни, понимаешь? Я не мог дать тебе умереть, ведь тогда сам бы не смог дышать. Когда я, едя с работы домой, увидел тебя на мосту, такого хлипкого и грустного, внутри меня что-то сжалось. Я понял, что не дам тебе умереть. Не разрешу этого сделать. Никогда. Пока я жив. Меня словно озноб бьет. Эти ониксовые глаза, в которых светится неприкрытая боль, смешанная с нотками упорного обожания, чем-то напоминают мои. И я думаю, взвешивая все «за» и «против», педантично выискиваю хоть малейшие аргументы, которые помешают мне поехать с Итачи, но не нахожу их. Поэтому, сглотнув, тихо произношу: - Стань моим смыслом. Прошу, стань. И что-то мне подсказывает, что он им станет.

***

А ты состарился, Саске. С тех пор, как моя любовь... нет, не любовь даже, а детская привязанность, утихла, ты стал другим. Хотя, быть может, я просто стал видеть тебя в чуть ином ракурсе, смог рассмотреть все твои недостатки. И сейчас я вижу, что ты слабак. Ты не всесилен, Саске. Жизнь поломала тебя, как это однажды сделал со мной ты. Это кармический бумеранг, Учиха, он всегда возвращается. Ты поблек. Вид усталый, по глазами круги, а кожа из аристократически-белой превратилась в мутно-серую. Смотришь на всех с ненавистью, выуживаешь взглядом меня, улыбаешься. Но потом видишь рядом со мной своего брата, и взгляд твой меркнет. Рядом с тобой стоит Сакура и улыбается не менее устало, бросая весьма двоякие взгляды на проходящих мимо парней. И это ты меня называл шлюхой, а, Саске? Тогда, десять лет назад, ты мог представить себе такое будущее? Вряд ли, ты был слишком самоуверен. А я же, в свою очередь, полностью игнорируя твое присутствие, направляюсь к своей старой компании, попутно знакомя Итачи со всеми. Мой любимый улыбается, окрашивая монохромный мир яркими красками, и держит меня под локоть крепко-крепко. Он собственник. Жуткий собственник. Я, как оказывается, тоже. Никому его не отдам. Он… он ведь изменил меня. Забрал вот такого: сломанного, одичавшего, глупого – и научил жить, ничего не прося взамен. Да и что я мог дать ему? Я вначале даже как на парня на него не смотрел, постоянно видя перед собой тебя, но потом… потом изменилось все. Постепенно я начал понимать, что любовь не должна нести боль, она должна возвышать, делать человека сильнее, добрее, умнее. А вся эта пресловутая агония – не интерпретация любви, а лишь сумасбродное и чисто человеческое желание получать боль. Все мы садисты в душе. Все мы страдали тогда юношеским максимализмом. Вот только я его перерос, а ты... не смог. Никто тебе не помог, никто не поднял с колен, когда жизнь давала пинки. Ты сам испортил себе будущее. - Наруто, - Шикамару, обнимая Темари за талию, мягко улыбается. – Я вижу, ты счастлив? - Более чем, Шика, более чем, - пригубив саке, я концентрируюсь на чувстве нежности, которое у меня вызывает лишь одна улыбка, лишь один вздох. И вот сейчас, в этот момент, я понимаю, что я счастлив. Понимание приходит остро, и я жмурюсь, чувствуя агонирующую в крови эйфорию. Я переродился. Итачи, я благодарен тебе за это. Всем сердцем благодарен.