alchemy

Мино устало откинулся в кожаное кресло и прикрыл рукой глаза, тихо постанывая от усталости. Вечер мягко накрывал одеялом и без того темную квартиру. Сон едва ли мог пошевелиться после трудоемкой работы, даже руки не мог поднять, чтобы занести последние данные в блокнот. Все тело тихонько ныло от боли, и молодой мужчина едва-едва вторил ему в ответ, поминутно облизывая сухие губы, которые судорожно хватали воздух. Все-таки эта трансмутация далась ему слишком сложно. Конечно, сейчас на столе лежала та самая экспериментальная вещица, в которой составляющих в процентном соотношении было больше, чем в любом другом предмете, созданном Мино до этого. Но это был повод для настоящей гордости, потому что он не только смог победить в споре, но и сделать нечто новое, невероятное по своей сути. - Ты опять экспериментировал дома? – глухой голос от дверей заставил Мино слегка вздрогнуть, но он был слишком слаб, чтобы даже открыть глаза и посмотреть на собеседника. – Я говорил тебе, что это бессмысленно, еще и опасно. - Иди посмотри на стол, а потом уже говори, государственный неуч, - едва ворочая языком, пролепетал Сон. – И принеси немного водички, пожалуйста, Зико, а то я сейчас сдохну. Судя по гулким шагам, эхом отдающимся по всему дому Мино, мужчина его послушал и пошел на кухню. Звук прикосновений его военных сапог с полом было слышно очень четко в полупустой квартире. Это вызывало что-то теплое в груди, ведь Сон еще не привык, что в его дорогом пентхаусе в стиле хайтек звуки издает не только он. Не привык еще к отсутствию одиночества. Зико тихо матерился себе под нос, очевидно снова не справившись с хитрым механизмом крана на кухне, и, когда он шел обратно, Сон мог услышать не только шум его сапог, без стеснения ходящих по белому полу, но и звонкий стук капель по полу. Наверняка, с его мокрого кителя противного синеватого цвета. Одно слово – военная форма. Зико осторожно подошел, так же осторожно присел на подлокотник кресла – кожа едва скрипнула от его движений – и так же бережно коснулся усталого тела Сона, помог выпить этот злосчастный стакан воды, убрал руку от лица и целомудренно чмокнул в лоб. Немного сухо и очень быстро. Военная выправка едва-едва дает ему проявлять чувства, даже этого пришлось добиваться очень долго. Мино улыбается, приоткрывает глаза и сияет от гордости, смотря на такое же усталое лицо Зико. Он осторожно берет его за руку и улыбается еще шире. - Я же говорил, что смогу. Смотри, это настоящий кусок гранита, - Мино тянет руку к столу и показывает старшему небольшой камень. – Я сделал его из самых простых материалов, а теперь он в один в один как лежит у нас перед домом, видишь? Камень и правда кажется самым обычным, каких куча у моря, лежащих большими гранитными скалами, и Зико крутит его в руке, смотря на то, какой он небольшой и тоненький с одной стороны, будто специально идеальной формы. У сжимает его в руке крепко, смотря на уставшее лицо младшего с искренней благодарностью и нежностью. Мино только крутит головой. - Дырку в нем проделать совсем просто, а я буду спокоен, что у тебя есть хоть что-то от меня. На крайний случай ты сможешь закидать имперцев каменными пулями, - он невесело усмехается и тянет руки к чужой талии, крепко обхватывая Зико и утыкаясь носом ему в плечо. – Я, конечно, знаю, что мы закрыли эту тему, но все же… - Ты не понимаешь, Мино, - все так же предельно мягко, как и всегда, отзывается старший. – Но я просто не могу все вот так вот бросить. Это мой долг, как государственного алхимика, разве ты не понимаешь? - Но многие рассчитываются и уходят, понимая, что эта…кампания…заранее обречена на провал. Разве ты не понимаешь? – Сон поднимает усталый взгляд на У, и сразу становится ясно, отчего у него такой потрепанный вид. Он не мог бы утомиться так от любимой работы, но от постоянных гнетущих мыслей, которые грызут его день и ночь... - Я сижу на обсуждениях плана каждый день. Это очень перспективный шаг, поверь мне. Если все пройдет так, как должно, то это правда может изменить ход всех действий противника. До того, как начнется настоящая война, Мино. Люди останутся жить спокойно и никогда не узнают ничего о войне, стоит нам только правильно выполнить задание. И после этого ты предлагаешь мне покинуть армию в такой ответственный момент? Сон устало вздыхает, пряча разочарованный болезненный взгляд. Он именно это и предлагает, конечно же понимая, что Зико никогда его не услышит. Чихо, этот чертов солдафон, никогда не услышит доводов рассудка, ни один аргумент не будет принят им всерьез, потому что он слишком безоговорочно доверяет своим капитанам и генералам, даже не пытаясь поставить их слова под сомнение. Настоящий военный, преданно служащий своей Родине, будь она проклята. Мино знает, что за всем этим кроется. Мино знает, что никакого перелома в ситуации и не предвидится, что кампания, которую Зико так восторженно расхваливает – фикция, фактическое самоубийство доброй части дееспособных войск с целью доказать свою мощь. Бесполезная пугалка для врага, которая ни за что не подействует. Вся верхушка знает это, но хоть бы кто заикнулся о реальной подоплеке всем нижестоящим рангам. «Воины должны безотказно идти на смерть, ради своей страны», - очень беспристрастно прокомментировал информатор Мино, который работает в неназываемых вслух службах при правительстве. Безнадежно болезненная правда, которая совсем не нужна Сону сейчас, в такой момент. В другое время он бы может быть и понял такой военный ход, пускай его полезность не идет ни в какое сравнение с тем, что о нем рассказывают. Но не сейчас, когда у него есть Зико. Солдат, один из тех, что и должен безотказно идти на смерть, еще и вести за собой других, ведь он служит не в звании рядового, а младшего офицера войск. Его Чихо. - Ты очень устал, Мино, - вздыхает обычно У, осторожно, но уверенно проговаривая. – Пойдем спать. У Сона нет другого выхода, как кивнуть и даже разрешить поднять себя на руки, потому что от нервов ноги и руки сводит до того, что он и шага сделать не может. На часах с подсветкой ярко горят красным время и дата и Мино про себя содрогается, смотря на них. Всего неделя. И у Мино уже нет никаких вариантов, как заставить Чихо оставить все эти игры в солдатиков и уехать с ним туда, где безопасно и тихо. Он не хочет слышать, даже если Сон сорвет себе связки от криков. Слишком много строгих рамок и принципов, которые сковывают старшего крепче, чем любые кандалы. И гораздо сильнее, чем его «привязанность» к Мино. Только Сон не стесняется звать это любовью и изо всех сил жмется к чужой груди, когда они, наконец, накрываются одеялом. Он не стесняется просить поцеловать его, наощупь тычась губами в чужой подбородок, и не отводит глаз, когда губы все же соприкасаются. Мино целует со всей самоотверженностью, на которую способен, целует даже грубо, будто такой поцелуй может заставить Зико подчиниться ему. На кое-что не способен даже он, признанный гений алхимии. И он бы отдал всего себя, лишь бы оставить этого безумца, родного и до безумия любимого, рядом с собой. Но Чихо, как и всегда, прерывает поцелуй неловким чмоком и утыкается подбородком в чужие волосы, прикрывая глаза. Он все еще стесняется их отношений, своих чувств по отношению к мужчине. Мино едва добился от него всего, что имеет сейчас. Сна в одной кровати, неловкого поцелуя, невинных прикосновений губами ко лбу, чужой руки на талии. Все это так мелко, так мало, но Сон рад и этому. У Зико слишком крепкие, какие-то понятные только ему одному, принципы, которые Мино ломает, как может, своими чувствами и наглостью. Сон, на самом деле, любит в нем и это, но ему иногда не хватает немного большей открытости от пары. Он бы потерпел. Но времени так мало, а страх остаться без него в одночасье душит и душит, заставляя покрываться испариной и даже во снах сталкиваться с кошмарами его торжественных похорон. Вокруг – еще один алхимический круг, огненный, который обратит его тело в пепел. Вокруг – два десятка безликих людей в синей форме, и он сам, до боли сжимающий пальцы. Он должен сжечь этот гроб, покрытый неприятной тканью синего цвета. Зико не идет синий, не его цвет. Ему идет зеленый, яркий и жизнерадостный, но вокруг снова полно синего. Мино тонет в нем, в ужасе ощущая, как задыхается опять, смотря на расплывающиеся фигуры безликих сослуживцев У, которые винят его в том, что Зико мертв. Тэун смотрит на него болезненно и зло, и с его губ срывается полное ненависти обвинение, которое Мино не помнит, но которое болезненной стрелой впивается в его грудь и рвет его на части – во сне и на яву, каждый раз, когда он с криком просыпается в постели, чувствуя, как его крепче обнимает старший, не раскрывая глаз. Он не спит с того момента, когда Мино начинает ворочаться, – слишком хрупок его сон рядом с Соном – но все равно не раскрывает глаз, считая, что будет неправильным показать свою осведомленность о слабости звезды всех столичных газет. Мино так не хватает взгляда его добрых темно-карих глаз, и тихого голоса, который мог бы его успокоить. Он слабак, не такой, как другие, кого знает Чихо, и ему нужно видеть, что его боль не уходит в никуда до следующей ночи. Но Зико никогда не раскрывает глаз. С утра у них уже все в порядке. Мино снова иронично шутит, готовя завтрак, Зико снова расхаживает по холодному полу босиком, хотя у него есть тапки. Нравится ему шлепать по скользкому полу своими большими ногами – Мино не против даже этого, лишь бы был рядом и шлепал. Лишь бы живо усмехался на его язвительное комментирование очередных новостей по телевизору, лишь бы с удовольствием уплетал даже самый неудачный завтрак. Лишь бы был. Мино чувствует, что слезы текут в большую тарелку с салатом, и неловко пытается вытереть их рукой. Руки очень дрожат, поэтому вместо того, чтобы вытереть лицо, Сон случайно режет вторую руку ножом. Теперь к слезам в салат примешивается и кровь. - Ты в порядке? – Зико подлетает быстро, наученным, скупым движением опуская руку младшего в умывальник. В этот раз проблем с краном он не испытывает. Мино пытается оттереть слезы, уже отбросив нож в сторону, на гранитную плоскость стола, но Зико успевает первым оттереть соленые капли и мягко целует в лоб. - Тш-ш, сейчас обработаем, и больно не будет. Но Мино и так не чувствует боли от пореза. Все внутри воет от другой, более сильной и непрекращающейся боли. Мино не провидец, поэтому не может успокоить себя знанием будущего. Он вообще никак не может успокоить свою расшатанную нервную систему. Потому что он уверен – если Зико уйдет вместе с остальными войсками, Сон увидит его только в деревянном макинтоше, покрытом синей тканью. Чихо работает над раной, а Мино смотрит на него, как впервые. На высветленную челку и широкие плечи, на мощные напряженные руки, которые с такой ласковостью обрабатывают его порез. На губы, которые нежно дуют на место повреждения, будто Мино, как ребенок, будет шипеть от боли. Мино боится потерять все это. У него и так ничего нет больше, кроме этой фигуры, полной внутренней и внешней силы, этого взгляда, преданного и стыдливого одновременно, этого человека, который из противника и цели для его глупых розыгрышей стал так дорог, как никто другой. Он не готов остаться снова без ничего, но Зико упорно пытается лишить Мино самого себя. Это убивает и делает больно, но и исправить это положение никак не выходит. Сон облизывает сухие губы, и рывком поднимает чужое лицо, впиваясь губами в чужие губы, прижимая старшего к кухонной тумбе и не давая отстраниться. Отчаяние рвется из груди диким зверем и ему сейчас жизненно необходимо ощутить тепло чужого тела, нужно, чтобы Зико был ближе, чем есть обычно. Ближе, чем Мино мог бы себе когда-нибудь позволить.

***

Мино уже полностью отчаялся, он боялся уже даже подходить к собственному брату, чтобы тот не начал своих очередных расспросов, полных беспокойства, боли и трепетной любви к родственнику. У старшего Сона не было другого выхода, как согласиться на опасную авантюру. Если У не хочет слушать его мирные попытки что-то сотворить с действительностью, то Мино будет действовать грубо и напористо. Поглаживая шею, на которой красовались яркие пятна после напора Сона на Чихо… Все-таки что-то эстетичное в постели – это не про Зико, его военная выправка начисто лишает его понимания о нежности (в такие моменты Мино немного завидовал брату), потому подобное поведение не было неожиданным. Они оба – два сильных камня, две стены, два человека, способных защищать. Именно поэтому Мино без страха идет за мужчиной в красной спортивной форме по людной улице. Право слово, Сон ожидал, что его поведут по вонючим переулкам в какой-нибудь подвал, где одних только дохлых крыс как окурков у курилки. Но предположения быстро разрушаются: его завели во вполне приличный ресторан, а по посетителям в нем можно было сказать, что это действительно дорогое заведение. Стоило задуматься, откуда у этой секты были средства на такие вот заведения... пускай и оплаченные ради самого лучшего будущего "адепта". Мужчина небрежно отодвигает стул и валится на дорогую обивку, собирая ногами складки на белоснежной скатерти. Кроме него за столом еще сидит пара мужчин. Один совсем… невысокий, в бейсболке и очках, он даже не поднял взгляда на подошедшего Мино, продолжая что-то листать в своем новомодном смартфоне, иногда скупым жестом дергая запястьем, чтобы глянуть на время. Рядом с ним сидел примерно таких же габаритов парень, у него было множество родинок на лице, а глаза сияли неестественным зеленым цветом, но они не выражали ничего враждебного, только заинтересованность. А посередине стола сидел довольно высокий мужчина, тоже в очках и кепке. - О, здравствуй, - тут же подскочил тот парень с веснушками и, улыбаясь настолько широко, что даже глаза оказались прищуренными, протянул руку, - надеюсь, ты к нам надолго! - Свен, прижми свой сракотан и будь более сдержан, - прохрипел парень в красной спортивной форме с дредами на волосах, что закрывали глаза. - Сва-а-ан, -протянул парень, исправляя мужчину и все же сел обратно. За столом снова воцарилась какая-то неловкая, несколько напряженная тишина, только шум с улицы немного ослаблял ее накал, от которого внутри все органы скручивало. Наконец, невысокий мужчина отложил телефон и поднял голову, предлагая немного побледневшему Мино присесть. - Надеюсь, ты здесь надолго. – повторил мужчина, поправляя бейсболку и протягивая руку Сону. - Только если наши цели будут совпадать. –скривив губы, Мино протянул руку, чувствуя легкое покалывание под ребрами. Четыре дня. - Я не сомневаюсь в том, что мы найдем много общих тем для разговора, лучший алхимик десятилетия, - непринужденно подал голос со своего места, кажется, никогда неунывающий (или просто искусно играющий роль простофили и дурачка) веснушчатый. - Например, операция "Револьвер", - с каким-то странным выражением на лице добавил тот мужчина, что привел Сона сюда и сложил руки домиком на столе, удобно уперев в пальцы подбородок. - Что скажешь? Наши цели хоть немного пересекаются? Мино так сильно сжал челюсти, что через тонкую кожу явственно проступили жевалки. Создавалось такое впечатление, что над ним форменно издевались, но он, по давно выработанной привычке, как всегда держал себя в узде. Эти люди умели давить - возможно, именно этому они были обязаны большой популярностью своей оппозиционной правительству секты? Сон устало потер переносицу у глаз, вздохнул, подумав: как бы там ни было, его цели сейчас определенно коррелировали с программой этих ребят, и отказываться от возможности получить в свое распоряжение их связи, людей и даже деньги ради спасения одного человека, он определенно не желал. Слегка откинувшись на своем стуле, Мино растянул губы в змеиной усмешке: - Мне кажется, мы договоримся.

***

Ли Чжухона совсем не устраивало, что в их квартире поселился кто-то еще, кроме очередного бродячего кота. Он был крайне недоволен, постоянно огрызался, язвил и морщил нос всякий раз, когда видел брата своего парня рано утром. Гонхи просил его отнестись к тому с большим пониманием, подождать, пока все уладится и молчать на вопросы Зико о старшем брате. Сам Мино просто не обращал на «парня» Гана внимания (он совсем не вздыхал тяжело, когда видел, как тот не жаден на ласку). - Носи уже на своей морде что-нибу-… -только начал в очередной раз возмущаться Чжухон, как ему заткнули рот бутербродом. - Хани прав, тебе стоит купить что-нибудь для глаз, не можешь ты вечно сидеть у меня. - Если я выйду даже так, то около твоего дома будут крутиться дамы с камерами, микрофонами и телефонами, Гон-и. - Тогда возьми мои очки и сходи наконец к Зико. –наклонив голову в бок, Гонхи пожал плечами, легкими движениями собирая-разбирая оружие на деревянном огромном столе, иногда попивая кофе, а после проверки на надежность, клал в ящики эти нагромождения металла, которые потом Чжухон относил куда-то. - Нет, я не пойду к нему, -под звон металла Сон вздыхает, обводя взглядом все лежащее на столе оружие.- Когда мой маленький братик успел вырасти?.. Гонхи останавливает движения рук, смотрит на блестящий металл. Несколько секунд и снова продолжает свое дело, с силой ударяя по коробке, но ничего не говоря, только перекатывая во рту мятный леденец на палочке. - Чжухон, забери и этот ящик. Парень в свободных джинсах и черной майке подходит к ящику с винтовками, поднимая его с пола и кидая неодобряющий взгляд на Мино, подается вперед, толкая того плечом и издает чисто тигриный рык, приподнимая верхнюю губу. Но уходит уже молча, чтобы вновь не довести до истерики впечатлительного Сона-младшего. - Надеюсь, что мой брат знает, что будет делать. И знает, как будет расплачиваться за сделанное, равноценный обмен у вас в ходу, –тихо пробормотал Ган, кладя руки на стол и проводя тонкими пальцами по дереву, поднимая и опуская их, будто касался клавиш фортепиано.- Надеюсь, ты не только Зико спасешь, но и сам не попадешь под огонь, как нелегальный алхимик. - Я тебе уже говорил. Эта секта довольно влиятельная, они следят, чтобы их адепты не попали под опалу в случае провала операции, - без особо энтузиазма говорит старший, задумчиво смотря через окно на серый район многоэтажек. Пустое, пресное место, как Гану нравится тут жить? С его и Чжухона доходами они вполне могли бы позволить себе куда более уютный домик, но почему-то брату всегда нравилось что-то менее вычурное, скорее даже экономное, и маленькая квартирка, сестра-близнец тысячи таких же в этом спальном районе постоянных фабрик подходил ему как нельзя больше. Конечно, Мино не был одним из тех приверженцев неосекты, противостоявшей государству за право не делать алхимиков в некотором роде государственной армией. Раньше звание государственным алхимиком значило лишь лицензию на ведение работ, но с недавних пор власти подмяли под себя всех штатных алхимиков и муштровали их как вояк. Конечно, некоторые специализированно шли в такой род деятельности(например, брат Зико, Теун, всегда хотел быть именно военным, а потом уже алхимиком), но такие как Мино, Зико, их общие товарищи Ханбин и Пио никогда не стремились носить оружие и тем более использовать свои способности и таланты для борьбы с людьми. Для этого были созданы тысячи и тысячи профессий, от полицейского до киллера, но никак не они. Зико просто очень поздно понял, что повесили ему на шею, а потом попал в свою первую войну, внезапно и неправильно. Пио говорил, что вернулся оттуда уже не прежний Зико. Мино тогда не знал его, но по чужим рассказам он с болью восстанавливал образ неизвестного ему Чихо - веселого, шебутного парня без тормозов, который мог перегнуть палку в общении, но никогда бы не стал использовать алхимию во вред другим. И вот теперь, снова на те же грабли. Просто У уже и не замечает их, но Мино видит ярко и явственно. Если Зико вернется к нему, это уже будет даже не он. Если...вернется. - Я вижу, что ты настроен серьезно, - понимающе кивает Гонхи и в мягком жесте, так ему свойственном, сжимает чужую руку. - Поэтому только прошу быть осторожнее. Если тебе понадобиться наша с Чжухоном помощь - только скажи. Я всегда сумею списать для тебя несколько винтовок. Под конец фразы Ган тщетно пытается изобразить хитрое подмигивание, но его лицо от волнения слишком каменное, зажатое, поэтому получается совсем не иронично. - И, прошу тебя, не дай Чихо уехать, не увидев тебя. Он ведь...зверь, - вдруг шепотом говорит младший, делая большие глаза. - Они, хищники, не всегда могут выражать свои чувства адекватно, но поверь, ты сделаешь ему больно, если не попрощаешься с ним. И это, порой, может разбивать на осколки гораздо быстрее, чем война. Особенно таких сильных, как он. Старший кивает, давая понять, что услышал, и встает из-за стола, напоследок мягко целуя брата в лоб, как когда-то делала мама. Гонхи жмурит глаза и легко улыбается, порывисто обнимая брата и отстраняясь. Он не идет следом, остается в комнате, и скоро снова возобновляется звук, с которым железо стукается о деревянную поверхность стола. - Линзы на второй полке в ванной, - мягко напоминает из кухни Ган, перед тем, как включить то ли телевизор, то ли радио, где как раз идет какой-то очередной музыкальный марафон. Глаза немного трет от инородного предмета в них, но Мино силой воли заставляет себя не растирать их. Он хватает свои небольшие пожитки - всего лишь дохлый рюкзак - и выскакивает из чужой квартиры, схватив с тумбы пачку своих сигарет. Лифт не использует, сбегает с девятого этажа пешком и едва ли не пинком раскрывает дверь на улицу - нос к носу сталкивается с Чжухоном, который как раз собирался войти в подъезд. Ли замирает, как-то недобро щурит глаза некоторое время, а потом хрипло интересуется: - Не угостишь парня своего брата сигареткой? Они стоят чуть поодаль домов, около большого пустыря, который отделяет спальный район от старой шахты, и курят. Мино стоит, отвернув голову к Шахте, а Чжухон сидит на корточках рядом, смотря куда-то мимо домов, вроде бы на железнодорожные пути. Молчат. Ни одного, ни другого, признаться, тишина не мучает. Один слишком редко получает ее, лишь дома, когда работает или отдыхает с Зико, а второй просто уже привык к такой атмосфере. - Ты можешь говорить Гонхи все что захочешь, - вдруг как-то нервно, гораздо более хрипло, чем обычно, продолжает Чжухон, под конец фразы закашливаясь. - Но я бы хотел узнать, в насколько громадную кучу дерьма ты загремел на самом деле. - Почему ты всегда так прямолинеен? - недовольно кривит губы Мино, не желая признавать, что Чжухон не столько прямолинеен, сколько смотрит в самую суть. - Я в полнейшем дерьме, Ли. Если Зико узнает, с кем я связался, навряд ли он захочет видеть меня когда-либо. Я повязался с людьми, которые открыто выступают против этого правительства. - А нашему Чихо промыли мозги, - понятливо хмыкает Чжухон, пуская большое количество дыма. - Ну и? - В данный момент я являюсь главой операции...которая сделает невозможной доставку военных на границу, - почти шепотом говорит Сон и поворачивается к Чжухону. - Фактически предательство родины. Но что мне еще делать? Они убьют его там. Убьют всех, кому так же не повезло, как Зико. Он ведь даже не давал присяги, он не военный. - Будто это кого-то ебет, - грубо выплевывает Ли, снова заходясь в предательском кашле. - Я думаю, Ган и так сказал это, но если что...наши номера ты знаешь. Его я, конечно, не пущу с собой, но сам постараюсь помочь, как смогу. Оружие, деньги...люди. Все, что понадобится, я добуду. Для тебя. - Спасибо. Правда... - Только давай без этих соплей, - тут же щетинится Ли. - Ненавижу это. И вали уже к себе в пентхаус, достал пердеть в мой диван. Мино усмехается и дает Чжухону подзатыльник, привычно слыша в ответ почти что кошачее шипение. Он поправляет рюкзак на спине и усмехается. Идет, не оборачиваясь. Чжухон наверняка ценит это.

***

Когда Сон бросает свой дохлый рюкзак на деревянный пол своей квартиры - на часах уже довольно позднее время. Он слегка устало вздыхает, до боли жмуря глаза, чтобы хоть немного приободриться после часового сна в автобусе. Ему нужно быть в своем уме и продолжать связно думать, когда он увидит Зико. Старший никогда не заставляет себя ждать, появляется в коридоре в ту же секунду, как слышит звук захлопывающейся двери. Даже сейчас, будучи не просто утомленным, но вывернутым наизнанку, он видит, сколько в чужом взгляде щемящей нежности и глубоко запрятанной тоски. - Вернулся? - спокойно все же говорит Чихо, и подает свою руку, когда Мино тянется к нему. Дает себя привычно обнять. - Я дома, - улыбается ему в грудь Мино, сжимая футболку на чужих плечах. Он мягко прижимается щекой к месту на груди Зико, чуть левее центра и прислушивается к размеренному биению сердца, сжимая кулаки на рукавах его футболки еще крепче. - Были проблемы? - мягко интересуется старший, сразу давая понять, что не требует ответа. Между ними случается такое, когда нужно побыть некоторое время вдали друг от друга. Сон отрицательно крутит головой и мягко целует чужие обветренные губы, собранные в тонкую полоску, отстраняясь после одного невесомого прикосновения. - Пойдем отдыхать, Зико. Я только схожу в душ, - он улыбается, облизывая нижнюю губу, и отходит от мужчины, забегая в ванную комнату. Когда он возвращается, Чихо уже лежит в постели, положив руки под голову. Как и всегда, без подушки, будто дичится такого простого предмета быта. Мино улыбается, стараясь не ощущать неприятное трение от линз в глазах, и опускается на свою сторону постели, впрочем, почти тут же вплотную прижимаясь к чужому боку. - Я никому тебя не отдам, - тихо шепчет старшему на ухо Сон, прежде чем прижаться к его плечу и довольно закрыть глаза. "Никому не отдам. Ни политикам, ни войне, ни смерти".

***

Оставшийся день Мино проводит вновь один, будучи в своем большом доме единственным жителем. Стоящие у дверей сумки выворачивают алхимика наружу одним только своим существованием. Мино разбирал их с утра, раскидывал вещи и снова кричал на Чихо, пытался остановить, чтобы тот даже на собрания не ушел. Чтобы сбежал с ним. Глупая последняя попытка сдержать его , но не себя от фатальной ошибки. Но вещи снова лежат в малочисленных в сумках, а Сон бездвижной куклой сидит на диване, держа в руках телефон, уже давно переставший освещать комнату. Зико приходит только ради того, чтобы забрать сумки и попрощаться, но не зовёт провожать. Боится, что опозориться перед коллегами и что Мино не выдержит, снова закатит свои истерику с криками, ругательствами и обратной трансмутацией предметов на составляющие без алхимического круга. Мино соскакивает с места, как только слышит хлопок двери. Последнее объятие, последний поцелуй и последний взгляд... Нет! Мино не даст этому сбыться. Он остановит У любым способом, только пусть тот даст ему совсем немного времени. Сон нагонит. Чихо уходит. Сказав только пару слов, разрывающих чужое сердце на части. Зико старается не прятать глаза, пока прощается, снова тянет заунывную речь о чести и долге, которая сидит у Мино в печенках. Только за нее он готов растерзать всех, кто сделал из У такого вот робота, верного только одной мысли. Последние слова же заставляют младшего замереть: — Люблю тебя... — Мино услышит это ещё бесчетное количество раз! Стоит только повернуться спиной, и пути расходятся... Нет, он просто даёт молодому офицеру фору. Он догонит и напомнит, что на самом деле значит быть "государственным алхимиком" и любимым человеком Сон Мино! Чихо выходит на улицу и поднимает голову вверх, к небу: " Глаза Мино всегда были серого цвета? " Нет времени, черная машина уже ждёт, чтобы довезти до станции, чтобы сесть на поезд и вернуть стране былую славу. А Сон стоит на крыльце и поправляет кепку за козырек, медленно следя глазами за транспортом. Наконец нет неприятного жжения и зуда. Не хочется вырезать глазные яблоки, чтобы смыть с ним посторонний предмет. " Чихо - тоже своеобразный балласт. Пока ты пытаешься сейчас остановить его, вы только отдаляетесь. Тебе ведь этого не нужно? Потерпи немного, мы поможем не только ему, но и еще десятку таких же солдатов, как он", - вспоминает Мино слова своего неожиданного наставника, Свана, и слегка улыбается. Под тенью ночи и тусклым светом фонарей горят два красных огонька, два красивых глаза. — Чжухон, мы начинаем, вывози динамит.