С дамасской розой, алой или белой...

Брок Рамлоу не любил омег. Не в койке, конечно – какой альфа не любит быть центром вселенной, пусть и ось этой самой вселенной проходит через член? – а в отряде. Видит Бог, ему одной Андерсон хватало. Мелкая, гибкая, изворотливая, та была настоящей плохой девочкой, сбежавшей из дома и попавшей в дурную компанию. Если, конечно, элитный отряд СТРАЙК можно считать такой компанией. Но к этой оторве Брок привык: пользы от нее было несоизмеримо больше, чем проблем: стреляла хорошо, в технике разбиралась, по выносливости превосходила некоторых мужиков, а в случае чего могла и «девочкой в беде» прикинуться. Если рта не давать раскрыть – идеальная омега: хрупкая, большеглазая и пахнущая конфетами. Конечно, и с ней бывали накладки. В Африке от жары Андерсон взбесилась, супрессанты отказали, и она сорвалась в такую бурную, бесконтрольную, жадную течку, что ее три дня объезжали всем отрядом, и, надо сказать, уделала она тогда всех. Ну, кроме Брока, которому оставалось курить, дрочить и стоять на часах, потому что в койке он предпочитал парней омег, да и конфеты, которыми провоняло все вокруг, не любил. Надо сказать, ни сама Андерсон, ни парни потом это дело не поминали даже в шутку. Трое, конечно, предложили ей замуж, но были посланы в такие затейливые ебеня и таким сложным маршрутом, что инцидент исчерпался сам собой. И вот теперь Брок в третий раз перелистывал личное дело новенького, настоятельно рекомендованного Фьюри. Даже фотки не было. «Чтобы не портить тебе впечатление», - сказал Фьюри, и Броку ничего не оставалось, как козырнуть и удалиться злиться к себе. Он понимал, что в элитный отряд никогда бы не стали пропихивать кого-то, не дотягивающего до определенного уровня. Та же Андерсон жала от груди свой (пусть и бараний) вес, бегала быстрее всех и имела третий показатель по стрельбе в группе. Этот же… Джек Роллинз был темной лошадкой. Училище, командировка в Ирак, ранение, реабилитация, снова командировка в составе «голубых касок» - и вот его дело лежит на столе у Брока. - Рукопашный, точность стрельбы, физические… Что?! – Брок глазам своим не поверил – этот омега жал от груди почти триста килограмм. – Только эта строчка твоего досье, Джек, - сам себе сказал он, - стоит того, чтобы я на тебя хотя бы взглянул. Очешуеть можно – триста кило. Сколько же он сам-то весит? Много. Джек Роллинз, без дураков, был самым крупным омегой, которого видел Брок (включая Роджерса). Огромного роста, массивный, широкоплечий – Джек в клочки рвал шаблон Брока, под который тот всю жизнь подгонял своих любовников. Он, конечно, любил покрупнее, чтобы не совсем девка, но этот… этот омега был просто огромен. Не особо симпатичный, с жесткими, будто рублеными чертами лица, абсолютно безвкусный в плане запаха, Роллинз был самым устрашающим омегой во всем ЩИТе (включая Роджерса, который мило пах рождественским калачом, что несколько сбивало градус напряженности). - Статус? – спросил Брок, обходя Роллинза по кругу. Он уже знал, что возьмет его, рискуя прослыть директором кунсткамеры, но ему было плевать. Его отряд лучший, и пока это так, все недовольные могут идти… к Фьюри. - Омега. С-свободен, - Брок инстинктом хищника уловил сомнения, какую-то скрытую болячку за интонацией, с которой ответил на его вопрос новый подчиненный. - Цель? Зачем ты здесь? Если ты думаешь, что тут, среди альф… - Никак нет, сэр, - почти агрессивно посмел перебить его Роллинз. – Хочу служить. Быть на своем месте. Еще один, решивший, что природа ошиблась, выбирая ему пол. Брок встречал таких и среди парней, и среди девчонок. Недовольных альф было меньше, конечно, – кому охота сидеть дома и рожать раз в два-три года, дожидаясь «защитника и добытчика»? Да никому. Та же Андерсон буквально сатанела от любой просьбы сделать кофе, не говоря уже о замечаниях типа: «Анжела, ты же девочка». А с тех пор, как омег со скрипом пустили и в армию (чертов Роджерс и прочие толерасты), жить стало и вовсе невозможно. - Тридцать отжиманий. И пока будешь потеть, повторяй: «Я запомню, что нельзя перебивать командира. Командир всегда прав». Ну! Роллинз, брякнув шокером, пристегнутым к бедру, упал на пол и принялся отжиматься – ловко, привычно, без усилий, не забывая глухо бубнить «Я запомню…». После чего поднялся одним плавным, очень омежьим движением и совсем не по-омежьи гаркнул: - Ваше приказание выполнено! Брок определенно брал его в отряд. Ебись оно все конем – у кого еще в отряде есть омега, жмущий от груди триста кило? Джек был идеален – сильный, выносливый, сообразительный, меткий. В спаррингах он махом завалил всех, даже Андерсон, которая и Романовой уступала не всегда. Брок пока присматривался, он был из своих самым сильным, но пока еще не пришло время показать, кто тут самый страшный альфа. А еще Джек был тихим. Почти не разговаривал, если к нему не обращались напрямую и, стоило перейти из режима боевых действий (пусть и учебных) в какой-нибудь попроще, тушевался и уходил куда-нибудь в угол. Будто чувствовал, что лишний. Что не на своем месте. И если еще первую неделю Брок бы с ним согласился, то теперь эта нелюдимость вызывала странную досаду и недоумение – Джека никто не гнал, верно? Ребята не то чтобы хорошо его приняли, но после первых же спаррингов признали, что Джек им ровня, несмотря на то, что умудрился родиться омегой. Во всяком случае, в физической силе он не уступал никому, и вскоре всем до одного альфам отряда пришлось это признать. Не то чтобы их это обрадовало, конечно. Джека не любили. Брок, сколько ни прислушивался, не уловил особых намеков на травлю, просто всей шкурой чувствовал растущую напряженность. Еще не оформившуюся в конкретные действия агрессию, недовольство. Причиной, видимо, был не только второй пол нового бойца – Андерсон в свое время быстро расставила точки надо всеми известными буквами: кому с зуботычинами, кому ласково (хватание за волосы не в счет) объяснила, чего не стоит при ней делать и говорить, парни побухтели и успокоились. Джек, видимо, так и не нашел свою нишу, место в отряде, чтобы быть одновременно полезным и никому при этом не давить на больные места. Ну, сверх необходимости, во всяком случае. Джек тренировался с ними вот уже два месяца, четко и без лишних разговоров (вообще без разговоров, если уж начистоту) выполнял все распоряжения и, едва получив разрешение, уходил в тренажерный зал. Пил воду и качался. Тягал такие веса, что у Брока волосы дыбом вставали: он сам, будучи альфой, всю жизнь посвятившим физическому совершенствованию, мог повторить далеко не все. Брок решил не давить на ребят и не вмешиваться – открытого конфликта пока не было, а всякие там косые взгляды и подколки – это обычное дело. Джек мог одной рукой свернуть голову половине отряда, так что насильно нагнуть его не нагнут, да и навредить толком не смогут, а остальное Брока не волновало. Ровно до тех пор, пока не коснулось его напрямую. Джек был странно заторможенным с утра и пропустил в спарринге несколько ударов по касательной. Андерсон, старшая сегодня по спаррингам, отправила его в санчасть. Брок бегал с очередными бумажками и вернулся, когда тренировка уже закончилась. Жара на улице стояла страшная, а потому он решил освежиться, прежде чем идти на обед, и завернул в общую душевую. - А здоровяк-то наш того, - услышал он, видимо, начатый ранее разговор, - загибаться будет. - Ебало завали, - неожиданно резко ответила Андерсон, которая плевать хотела на разделение по полам и мылась вместе со всеми – кто что у нее не видел после того приключения в Африке? - Анж, да ты его видела? – продолжил тот же голос, кажется, Петерсона. – Два метра, гора мускулов, весь в шрамах. - Зависть, Клод, - сладко пропела Андерсон, - тебя не красит. - Да какая, нахуй, зависть?! Я бы его ебать не стал, даже если бы последняя текущая дырка на земле ему принадлежала. От него несет как от… - Да он тебе и не даст, - вмешался Куинс. – А такого пойди заломай. - Ссыкуны, - с презрением отозвалась Андерсон. – Вам он просто не по зубам. - Не больно-то хотелось. У меня на такое не встанет. - Ошибка природы. - Меня больше всего бесит, что он прийти не успел, а на командира запал. Смотрит этими щенячьими глазами, сука, ненавижу омег. - Полегче, - предупредила Андерсон. – Он никого в углу не зажимает. Пьет свои подавители и стреляет лучше тебя, Пит. - Да ебал я его меткость. Командир скажет ему ботинки лизать – тот вылижет. Что там о меткости говорить, тьфу. - Много ты в этом понимаешь, - опасно протянула Андерсон. – В отношениях. - А сама-то. Омежья солидарность, да? - Заткнулись, - веско произнес МакКинон – мрачный шотландец, который вообще предпочитал пиздюли словам. – Командир его в упор не видит, значит, не хочет видеть. И не вашего ума дело эта вся хуйня. Ясно? Парни разрозненно загомонили, а Брок, быстро закрутив кран, подхватил полотенце, сложенную в раздевалке одежду и ушел к себе. Нужно было узнать, что с Роллинзом, сходить в санчасть, посмотреть карту – он бы это сделал и без случайно услышанного разговора. Быть в курсе проблем со здоровьем каждого из группы – его обязанность, давно вышедшая за рамки официальных. Джек не должен стать исключением, несмотря на то… Ни на что не смотря. Одевшись и наскоро зачесав влажные волосы, Брок отправился в медицинский корпус. Администратор была новая - красивая породистая бета средних лет. Брок предъявил документы и представился. - Джек Роллинз? – чуть нахмурившись, переспросила она. – Вы его альфа? – она строго взглянула на Брока снизу вверх, так, что ознобом продрало по холке. – Как вы допустили такое? - Чего допустил? – автоматически переспросил Брок, даже не ответив на первый вопрос. - Такое длительное воздержание, купирование течек! Я понимаю, что вы оба – солдаты, но, знаете ли, после такого ранения… - Да чего происходит-то? - Вам, как альфе, стыдно не знать, что... - Да я его командир вообще-то. Докторша если и смутилась, то не подала виду. Быстро рассортировав бумаги, она поднялась со своего белоснежного трона и приказала: - Следуйте за мной. Она привела Брока к небольшой палате и через стеклянную стену указала на Роллинза, свернувшегося на кровати в клубок. Очень компактно для своих обычных размеров. Будто хотел казаться как можно меньше и незаметнее. - Первая течка за пять лет, - заглянув в бумаги, сообщила докторша. – Я вообще не понимаю, как после такого ранения у него восстановился цикл. Брок, заглянув ей через плечо, прочитал в какой-то строке выведенное удивительно красивым для врача почерком: «Внутренние органы репродукции удалены». И еще где-то «разрывное осколочное ранение в живот». Он вспомнил некрасивые шрамы на идеальном теле Роллинза: кривую белую борозду на подбородке, кляксы от пулевых на плечах и самый страшный, напоминающий осьминога – на животе, и все понял. - Течки управляются гормонами, - продолжила докторша, - а железы ему сохранили – молодой парень ведь. Я понимаю хирурга, делавшего операцию. Золотые руки, он мистеру Роллинзу жизнь спас, но детей, как вы понимаете, у него быть не может. А вот течки, как оказалось, да. Ему были выписаны подавители и антидепрессанты, для омеги утрата возможности рожать – серьезный удар по психике, но, видимо, психоэмоциональный фон сильно изменился и… Брок вспомнил злое «на командира запал» и посмотрел на Джека, свернувшегося калачиком на слишком маленькой для него больничной койке. - Что можно сделать? – хрипло спросил он. - Ну, первая за такой период течка будет протекать очень сложно. Сейчас мы дали ему успокоительное и снотворное, но этого надолго не хватит. Вам придется неделю обойтись без мистера Роллинза, мистер Рамлоу. - Почему вы приняли меня за его альфу? – спросил вдруг Брок. Докторша впервые отвела глаза, будто смутившись, и Брок надавил: - Вам лучше сказать. Это мой боец. Его проблемы касаются меня напрямую. Если есть кто-то способный ему помочь – я этого кого-то из-под земли достану. Он звал альфу? - Он звал кого-то по имени Брок. А пришли вы, - докторша закрыла папку и взглянула на него остро, но без удовольствия и осуждения. – И это вас, разумеется, ни к чему не обязывает. - Я могу войти? - Он спит. Если вы не тот альфа, которого он звал, лучше для всех будет, если вы уйдете. Джек на койке едва слышно застонал, и его скуластое лицо показалось над предплечьем. На нем была написана такая смесь жажды и муки, что оно стало почти красивым, и Брок понял, что ни разу не видел, чтобы Роллинз улыбался. И ему вдруг захотелось увидеть это. Или крупные омеги вообще никогда не улыбаются? Тот же Роджерс вечно мрачнее тучи. Будто дрова взглядом колет. - А если тот? – спросил Брок, решаясь. То есть решился-то он уже давно, едва увидев Джека, свернувшегося в клубок, и осознав причину того, что «психоэмоциональный фон сильно изменился». Этой причиной был он сам. - А если тот, то вам придется дождаться, пока он проснется и сможет дать осознанное согласие на то, чтобы вы его забрали. - Позвоните мне, как только он придет в себя, - Брок бросил еще один долгий взгляд на широченную спину, обтянутую тонкой тканью больничной рубашки, и отправился принять превентивные меры во избежание последствий своего странного решения. Это заняло несколько часов, он уже шел с подписанными на короткий отпуск бумагами в секретариат, когда его телефон звякнул входящим – Джек пришел в себя. Забросив бумаги, Брок поспешил в медблок – у него было время признаться самому себе, что затея глупая, опасная и может оказаться даже жестокой, но окончательное решение все же было за Джеком. - Пройдемте, - докторша, едва завидев его, быстро пошла вперед, к палате, но у самой двери, у закрытого жалюзи смотрового окна вдруг остановилась и посмотрела на Брока снизу вверх. – Я должна вас предупредить, что запах довольно специфический даже для беты. Если вам он не понравится, я буду вынуждена настаивать на том, чтобы мистер Роллинз остался в боксе. Так будет лучше для него. - А для меня? - А вы как-то обходились все это время, мистер Рамлоу, так что переживете. Хмыкнув, Брок окинул дамочку заинтересованным взглядом, зная, что может заполучить кого угодно, стоит лишь по-настоящему захотеть, на то он и альфа, по сути. Но та не дрогнула и взгляда не опустила. - Может, - вкрадчиво спросил Брок, - мы поинтересуемся у самого… мистера Роллинза? – он намеренно подпустил в голос чувственной хрипотцы, зная, как это действует на всех без исключения, но докторша в ответ лишь поджала губы и, похоже, разозлилась. - Конечно, мистер Рамлоу. Решать не мне. Но я бы вам и кота не доверила. Прошу, - с этими словами она распахнула дверь в палату и пропустила Брока вперед. Он инстинктивно ждал чего-то неприятного. Были омеги, запахи которых были отвратительными, и при этом они почти всегда не нравились Броку внешне. Природа – умная стерва, и все эти ароматы придумала не просто так. Но Джек пах всего лишь странно, но приятно: дымом хороших сигарет, раскаленным металлом, немного гарью – рассеянным на фоне морозного воздуха шлейфом этой экзотической смеси, моментально ударившей в голову. Горечь, свежесть и тяжесть. Тепло и холод. Непривычно, но хорошо. - Нет, - тихо, жалобно произнес Джек, обнимая подушку. Он несколько раз жадно втянул носом запах Брока и закрыл глаза. – Только не ты. Не надо. - Джек. - По-моему, - с тайным торжеством в голосе вклинилась докторша, - мистер Роллинз ясно дал понять, что не хочет вашего внимания. - Внимания? – с безумной, жадной надеждой переспросил Джек. Брок никогда не слышал у него такого голоса: низкого, будто бархатного. – Командир, что… - Поехали, Джек, - Брок заозирался в поисках одежды, в которой можно было бы увезти отсюда Роллинза, отчасти потому, что отступать он не привык, отчасти потому, что докторше это не понравится, но самая главная часть, в которой он нехотя сознался даже себе, сплошь состояла из странного извращенного сострадания пополам с интересом. Он не хотел думать, что из этого выйдет, он хотел остаться с Джеком один на один и надеяться, что инстинкт подскажет ему, как поступить. В таких делах голова только мешает, в этом он за жизнь мог убедиться, и не раз. - Куда? - Ко мне. Доктор говорит, течка будет тяжелой. - Я не... - Роллинза вдруг скрутило короткой, страшной судорогой, и Брок оказался у его постели раньше, чем успел сообразить, что делает. Вжал лицом себе в шею, давая дышать своим запахом, и понес какую-то чушь про то, как хорошо все будет, как все сложится, вот увидишь, Джек, я хочу помочь, позволь мне. Джек жадно дышал им, сжимая тонкое больничное одеяло в огромных кулачищах, и тонко, жалобно поскуливал. Кусал губы, пытаясь задушить этот позорный скулеж, и, видимо, не мог. - Ч-ш-ш, ну чего ты, маленький? – отключив голову и мысленно послав к дьяволу навязчивую докторшу, заворковал Брок, будто Джек и правда был молодым несмышленым омежкой, которому страшно в первый раз с альфой. – Глупенький мой, все будет хорошо, слышишь? Давай оденемся и уедем. - Не уходи, - прохрипел Джек и осторожно, будто боялся поверить, положил широкие ладони Броку на лопатки. – Не сейчас. Пожалуйста, Брок. - И завтра не уйду. Давай, детка, поднимайся. Не глядя подмахнув бумаги, Брок помог Джеку напялить чистый комплект формы и увел его к боковому выходу, минуя центральные аллеи и главные ворота. Если бы он мог, он бы понес Джека на руках. Но дело было даже не в том, что он не поднял бы его, а в том, что сам Джек, очнувшись, никогда бы ему этого не простил. Не для того он столько времени доказывал всем, что ни в чем не уступает альфам, чтобы потом его средь бела дня волокли, как принцессу, через весь кампус к боковым воротам, у которых уже ждало такси. Дома был небольшой беспорядок – Брок, уходя утром, не собирался возвращаться в компании влюбленного в него течного омеги. Он вообще собирался заночевать на базе. Но вышло, как вышло. - Брок, Брок, - раздевать почти потерявшегося в ощущениях Джека было тем еще квестом, но Брок справился: стянул форменную куртку, футболку и провел по широким плечам, чувствуя, что плывет от ощущений: у него никогда не было никого настолько большого. Литые мышцы казались сделанными из металла, а кожа, там, где ее не рассекали шрамы, ощущалась гладкой и горячей. А еще Джек был волосатым: руки, немного грудь и живот, ноги. - Пойдем, - быстро раздевшись, Брок мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность, которая подсказала принять душ на базе. Сейчас Джек нуждался в нем, и времени на такие глупости не было совсем. - Брок, что ты… почему? – Джек изо всех сил пытался сохранить остатки хладнокровия, хотя у него уже накрепко стояло, а на белье сзади появилось заметное влажное пятно. - Ни о чем не думай, хорошо? Я помогу. Я буду с тобой, сколько нужно. Джек, ты слышишь? Ложись. Давай, крошка, в кроватку. У Брока бывали влюбленные в него партнеры. Он до сих пор помнил Патрика – хрупкого, как фарфоровая статуэтка, чувственного и нежного. Тот обхаживал Брока несколько недель, подгадывая к течке, справедливо полагая, что ни один альфа не сможет отказать призывно пахнущему, на все согласному омеге. Брок и не отказал. Он вообще был щедрым на ласку и не дурак потрахаться, много и с удовольствием. Но на уговоры попробовать без резинок не повелся и сразу после течки честно сказал, что было круто, но на этом все. С Джеком было иначе. Тот был напряжен, как струна, и вместе с тем так жадно, с таким обожанием смотрел на Брока, что внутри все плавилось. Странно, но хотелось оправдать надежды, выложиться, искупаться в этом обожании, заслужить его чем-то еще, кроме охуенной внешности и чисто животной привлекательности сильного самца. У Джека все было серьезно, и отчего-то именно в этот раз Броку это не было безразлично. Он, как и все, хотел, чтобы его любили. Джек неловко устроился на кровати лицом вниз, с такой смесью обреченности и стыда, что у Брока неприятно защемило внутри, заныло, как больной зуб, от ощущения неправильности. - Только ты потом ничего не говори, хорошо? – Брок с трудом разбирал слова, сказанные в подушку. – Только не ты. Все эти… все то, что говорят обычно такие, как ты, таким, как я. Я уйду, как только смогу. Хочешь – даже переведусь. Только будь со мной сейчас. - Джек, - Брока так поразил сам факт, что от него кто-то ждал грубости и эгоизма (репутация мудака, любовно созданная, выпестованная, теперь работала против него), что он даже на мгновение потерял дар речи, что случалось с ним крайне редко. – Я сделаю тебе хорошо. Роллинз оглянулся через плечо, еще раз жадно взглянул на него и инстинктивно призывно приподнял ягодицы. - Брок, - низко позвал он, Брок упал сверху, прижимаясь сразу всем телом, так же инстинктивно пытаясь подмять под себя, накрыть целиком, закрыть от всего остального мира, но, по понятным причинам, это не вполне удалось. - Хороший мой, - от шеи Джека пахло просто одуряюще, никакой приторной сладости, которую Брок терпеть не мог, никакой карамели и розы – очень мужской, «рабочий» запах. Джек был солдатом, как и Брок, чертова докторша была права. – Скажи мне, как ты хочешь. Я сделаю тебе хорошо, обещаю. Буду нежным с тобой. Забудь все, что было до меня, это неважно. Просто скажи – как ты хочешь? - Мне не о чем забывать, - у каменно спокойного Роллинза вдруг вспыхнули уши, как у старшеклассницы, оставшейся девственницей после выпускного бала. Брок еще успел прикинуть, сколько лет Роллинзу, и во сколько примерно у омег начинаются течки, а потом он отбросил и эти мысли – глупые и ненужные сейчас. Наверное, он давно не был в койке с кем-то настолько увлеченным его сиятельной персоной. Может, дело было в том, что течка после такого долгого перерыва смела у Джека остатки стыда, а, может, дело было в самой ситуации, но Брок просто забил на все, что не касалось сейчас их двоих. Решив, что сам не болен, да и Джека карточку видел не далее, как сегодня. И он не мог забеременеть от него, так что… При мысли о том, как сунет член в девственно узкую задницу без резинки, как будет трахать кого-то настолько сильного и большого, а потом кончит внутрь, запирая свое семя узлом, как будет гладить по мокрой от пота спине и успокаивать, шептать всякие глупости и дуреть от ощущения фактически всемогущества, от того, как хорошо он делает своему омеге, кому-то доверившемуся, сильному, но зависимому от него сейчас, Брок зарычал, но заставил себя успокоиться. Потерся членом о твердую ягодицу, сходя с ума от предвкушения, а потом сполз вниз и раскрыл ладонями каменно твердую задницу. Не омега, а статуя какая-то. Горячая, живая и такая же совершенная в своей неправильности. Джек под ним напрягся, с видимым усилием оставаясь на месте, изо всех сил стараясь не взбрыкнуть, и Брок нежно прижался губами к его чуть приоткрытой дырке – бледно-розовой, нежной, как губы. Джек закричал – растерянно и неверяще, попытался дернуться вверх, но от Брока Рамлоу, дорвавшегося до чьей-то задницы, еще никто не уходил. Он собрал девственно чистую, чуть сладковатую смазку и толкнулся языком внутрь, дернул за бедра, заставляя приподняться, и нашел рукой член. Он дразнил языком нежную кожу, наслаждаясь громкими, чуть нервными стонами Джека, и чувствовал себя грёбаным королем мира. Всемогущим божеством, ебущим простого смертного на каменном алтаре собственного храма. Смертный… то есть Джек, дергался под ним от избытка ощущений, от остроты и сладости, и пораженно, сладко ахнул, когда Брок сунул в него сразу два пальца. - Ч-ш-ш, я осторожно, осторожно, маленький. Не бойся, я не сразу. Все будет хорошо, я о тебе позабочусь. Расслабься. - Я не… - Я понял. Ни о чем не думай. Доверься мне. Я сделаю, как нужно. Ты такой нежный внутри, как шелковый. И пахнешь просто охуенно. - Не… не надо. - Что хочу, то и говорю, детка. Это моя постель, и в ней я несу, что хочу, - Брок поцеловал его в лопатку и чуть прикусил солоноватую кожу. – Скажи мне, чего ты хочешь? И – не менее важно, - он нежно провернул пальцы, нащупав, наконец, что искал, - чего не хочешь, - закончил он после жадного стона, от которого сам едва не кончил. - Не хочу, чтобы ты смеялся, - почти ровно выговорил Джек и с мольбой, на которую Брок не считал его способным, взглянул на него. – И не… не делай слишком больно. Только не ты. А в остальном я… приму от тебя все. Брок сжал зубы, пытаясь успокоиться, а потом принялся целовать все большое тело: доверчиво открытую спину, мощную шею, косые рваные шрамы на ребрах и плечах («колючая проволока» – пришло фоном, но Брок отогнал еще и эту мысль), потом нежно развернул Джека к себе и прижался губами к губам, толкнулся языком, глядя прямо в пораженно распахнутые глаза: светло-серые, с зеленью. Брок не мог перестать трогать его, ощупывать каждый крутой изгиб развитых мышц: выпуклую грудь, твердый пресс. Длиной члена природа Джека тоже не обделила, и Брок, с трудом оторвавшись от губ, вобрал в рот толстый ствол, с наслаждением ощущая солоноватый, чуть пряный вкус на языке. Запах Джека становился ярче с каждым полузадушенным стоном, с каждым нервным, неуверенным движением, когда он не знал, куда деть руки: то засовывал их под подушку, невольно, инстинктивно подаваясь бедрами и насаживаясь на пальцы до самых костяшек, то хватался за изголовье кровати, глухо вскрикивая каждый раз, как Брок попадал по простате. - Хочу тебя, - вымученно, тихо произнес Джек. – Брок, пожалуйста. Хочу тебя в себе. - Резинки? - Я здоров и… в общем, проблем не будет. Но если хочешь… - Не хочу, - Брок навис над ним, если над кем-то настолько крупным вообще можно было нависнуть, и осторожно приставил головку ко все еще тугому входу. – Смотри на меня, Джек. Хочу, чтобы ты видел, как я хочу тебя трахнуть. Растянуть твою узкую жадную задницу. Она же жадная, да, детка? - Н-н… Джек смотрел, не отрываясь, с убийственной уязвимостью: сосредоточенно, жадно. Чувствовалось, что тот хочет свести ноги, прикрыть если не член, то хотя бы шрамы, но Брок накрыл его живот ладонью, погладил «осьминога» и медленно надавил членом на сжатые мышцы. - Дыши. Дыши, маленький. Я не спешу. Сегодня все для тебя. Расслабься, хороший мой, славный. Горячий, такой послушный. Я сделаю тебе хорошо, нам обоим. На меня смотри, Джек. Джек смотрел, не отрываясь, будто не веря. Он вцепился руками в изголовье кровати до побелевших костяшек и трудно, длинно выдыхал. Брок гладил его по животу, зная, что сможет сдержаться, быть осторожнее, ласковее, чем когда бы то ни было. Просто потому, что видел в глазах Джека отчаянное желание ему верить. Что не обидит. Глядя на Джека Роллинза в ринге, например, сложно было представить безболезненные и несмертельные способы причинить ему обиду, но сейчас Брок видел его без привычного слоя молчаливой нелюдимости, которым он отгораживался ото всех, защищаясь. С ним Джек был болезненно обнажен, как голый нерв, и Броку ужасно не хотелось его разочаровывать. - Давай, малыш, расслабься. Впусти меня, я не… Брок уже хотел пообещать, что не причинит боли, как Джек вдруг обнял его ногами за бедра и надавил пятками на задницу, выгнулся навстречу, удивленно поскуливая, вбирая в свое тесное, скользкое нутро. - Не спеш… Джек, детка… Блядь. - Брок, - простонал тот, высоко растянув гласную, и Брок зажмурился от резко полыхнувшего возбуждения, горячей волной прокатившегося по спине и скопившегося в паху. – Пожлст… Невнятные, жаркие мольбы, половину которых Джек пытался мужественно проглотить, инстинктивная плавность, с которой он насаживался на член, пластика его сильного тела, чуть неуклюжего вне боя и, как оказалось, постели, возбуждали до потери всякой связной мысли. Брок медленно толкнулся и снова вышел полностью, подразнил чувствительную кожу, поцеловал нежную внутреннюю часть бедра, гладкий участок без единого шрама, и толкнулся снова в тугую нежную глубину, вызвав у Джека довольный тихий стон. Впервые, пожалуй, действительно довольный, без примеси удивления и неверия. - Давай, Брок, - прошептал он. – Сильнее. Господи, это было круто. Джек был выносливым, как он сам, сильным и не жаловался на уставшие ноги или неудобную позу. Он жадно отдавался, и Брок бы даже засомневался, кто кого тут трахает, если бы не растерянный обожающий взгляд из-под длинных чуть загнутых на концах ресниц. Без вечной тесноты презерватива все ощущалось острее и жарче, будто его выпустили на свободу из душного кокона. Брок честно хотел удержаться от вязки хоть первый раз, но Джек так просяще скулил, тянулся губами, боясь, что его оттолкнут, что Брок не смог отказать, не смог подтвердить глупые сомнения в том, что тоже хочет этого. Тесная задница жадно сжала узел, и Брок, почти ослепнув от жаркого удовольствия, продолжал толкаться внутрь короткими, сильными рывками, почти не двигаясь, но чувствовал, как разбухающий узел давит внутри Джека на то самое чувствительное местечко, на центр их общего удовольствия, и тот стонет непривычно громко, открыв влажные губы, задыхаясь и правильно, крепко сжимая его в себе. С Джеком можно было не бояться придавить хрупкого партнера, не опираться на локти во время острого, выматывающего удовольствия, накатывавшего волнами. Брок кончил, едва только Джек задохнулся под ним, сжимаясь почти до боли на его члене, с хриплым стоном заливая живот и грудь, отчего волоски слиплись смешными дорожками, а потом аккуратно потянул Брока на себя, устроил сверху и обнял – нежно и крепко. Благодарно. Они ни о чем не говорили. Только целовались, пока не смогли расцепиться. - Лежи, я соображу нам поесть, - предложил Брок, с незнакомым до этого наслаждением вынимая опавший член и чувствуя, как из его омеги вытекает семя. Много его семени. Поддавшись низменному животному удовольствию, Брок сунул в растянутую задницу сразу два пальца, и Джек со стоном сжал их в себе. Сперма потекла по руке, испачкала постель, и это было охуенно. По-новому, непривычно, грязно и охуенно. - Как насчет картофельной запеканки, лазаньи и картошки фри? Или хочешь мяса? Сладкого? Копченого? – Брок провернул пальцы, любуясь сменой выражений на обычно непроницаемом лице Джека. – Скажи мне, маленький. - Все, что дашь. И я помогу с готовкой. - Никакой готовки, только разогреть. Или хочешь со мной? Джек коротко кивнул и поднялся с неожиданной для своей комплекции легкостью, едва Брок вынул из него пальцы и поцеловал. - Салфетки на тумбочке. Штаны сейчас выдам, - Брок наскоро вытерся и пошел к шкафу, выудил оттуда пару самых длинных трикотажных брюк и кинул ими в Джека. – Тебе, боюсь, будут бриджами, но халат на тебя вообще не налезет. - Брок, - Джек рассматривал штаны с выражением на лице «сейчас я скажу, а ты не обижайся». – Спасибо. Ты правда не должен был. - Не должен был трахать тебя или получать от этого удовольствие? - Первое. Я рад, что вышло со вторым. - Вышло? – Брок с прищуром оглядел его с ног до головы и приказал: - Натягивай свои бриджи и идем на кухню. Расскажешь мне, чего я там не должен был. - Я не то… я не имел в виду… Я не указываю тебе, - наконец, сформулировал Джек и натянул штаны, которые, если высоко не натягивать, были ему почти впору. – Я просто не ждал, что кто-то сможет. Захочет. - Не зассыт, - заржал Брок. После горячей ебли он всегда приходил в прекрасное расположение духа. Джек взглянул на него исподлобья и растер шрам на животе. - После этого у меня изменился запах, - вдруг сказал он уже на кухне. Выбил сигарету из пачки Брока и со смаком, привычно затянулся. Брок никогда не видел, чтобы тот курил, но, с другой стороны, что он вообще знал о Джеке Роллинзе, с которым они не были ни на одной серьезной миссии, кроме того, что в постели он горячий, послушный и нежный, как внутренняя часть бедра юной девственницы. – Раньше все шарахались, просто осознав… рассмотрев получше. Даже если запах нравился, все равно ничего не выходило. А потом, когда у меня из брюха выкинули половину запчастей, сама физиология принялась подсказывать альфам, что я порченный, и щенков от меня не дождаться. Я пью специальный коктейль, за формулу которого отдал половину заработанного за контракт с касками. Он маскирует запах и обычно от меня не пахнет ничем. Могу даже за бету сойти. - В противогазе только, - хмыкнул Брок, вытаскивая лазанью из микроволновки. – Беты пахнут иначе. Не неприятно, но иначе. А по тебе сразу понятно, что ты омега, хотя я и сейчас ничего отвратного в твоем запахе не улавливаю. Наверное, потому, что я не собираюсь размножаться. Не при моей работе. Налетай. Они поели в уютном молчании, после чего Джек помыл посуду, не слушая никаких возражений, несмело обнял Брока со спины, вдохнул его запах, зарываясь в волосы на затылке, и осторожно, будто боясь спугнуть, накрыл ладонью пах. - Тоже хочу отсосать тебе, - хрипло сказал в самое ухо, будто признаваясь в чем-то постыдном, и Брока согрело изнутри. Словно в желудок после долгого тяжелого и холодного дня попал первый глоток чая, сдобренный изрядным количеством хорошего коньяка. И Джек отсосал. Опустился на колени прямо в кухне и жадно вжался лицом в пах, потерся, как огромный кот, и посмотрел снизу вверх. А после все слилось в какую-то жаркую череду ебли и жрачки. Они ели мороженое прямо из ведра, не одеваясь и не вытирая потеки спермы, снова тянулись друг к другу, и Брок спокойно пускал Джека сверху, и тот, отбросив стыд, волнами накатывавший на него в перерывах, скакал на его члене добрых полчаса, задав сумасшедший темп – тренированные мышцы позволяли. Потом они лежали, сцепившись, и Брок бездумно гладил его мощные предплечья, то против роста волосков, то приглаживая их. Было круто. Пожалуй, Броку еще никогда не было настолько круто с кем-то. Джеку не нужно было объяснять, кем он работает, и врать при этом через слово, не нужно было бояться его раздавить. Можно было курить одну на двоих, запивая пивом и не бояться испортить себе настроение видом наморщенного носика и услышанным «фи». Джек не приставал с дурацкими вопросами, не пытался навести на мысль о возможности продолжения их отношений. В нем не ощущалось хитрости и двойного дна, по сути, ему от Брока не нужно было ничего, кроме него самого. Они даже выбрались на короткую прогулку в парк. Ночью. Сидели на скамейке, соприкасаясь плечами, а потом целовались и чуть не совершили развратные действия в условно общественном месте, как какие-то подростки. Брок знал, что Джек бы ему позволил. Дал бы себя трахнуть и в парке на скамейке, потому что доверял ему, доверял ему себя, как альфе. И как командиру - тоже. Неделя пролетела почти незаметно. Особых осложнений Брок не заметил, кроме редких судорог, которые снимались тихим «Ш-ш-ш, я здесь. Раздвинь для меня ножки, детка» и страстной получасовой вязкой на ближайшей горизонтальной (или условно-горизонтальной) поверхности. В воскресенье Брок отвез Джека к противной докторше, и та, обследовав его, сказала, что все позади. И смотрела при этом так, будто Брок обычно ел младенцев на завтрак и вдруг перестал. - Отлично. Завтра, думаю, можете вернуться к своим обычным обязанностям. Кстати, из лаборатории пришел ваш коктейль, - она выставила на стол пузырек с большими синими пилюлями, которые Брок возненавидел с первого взгляда. – Рада, что у вас все хорошо, Джек. Кивнув, Джек сунул пузырек в карман и вопросительно посмотрел на Брока. - Пойдем домой, - сказал Брок. – Понедельник завтра. Джек спокойно сел в машину и молчал до самого дома Брока, а там накинулся с порога, будто боялся не успеть, не утолить грызущий изнутри голод, не насытиться неожиданным подарком судьбы. - Я вызову такси на пять утра, - устроившись у Брока под боком, сказал Джек и жадно провел носом вдоль подмышки. – На службу из дома. Брок знал, что спорить бесполезно. Джек был податливым, восторженно-ласковым, как подобранный на улице щенок, но только в койке. Во всем остальном у него, похоже, был еще тот характерец, другой бы ни за что не подался в армию, будучи омегой. Другие там не выдерживали. «Я и не хочу другого», - сонно подумал Брок, и даже испугаться этой мысли не успел – уснул, привалившись к большому горячему телу Джека. Своего омеги. *** Брок почти пропустил уход Джека. Проснулся только, когда тот, уже полностью одетый, склонился поцеловать его на прощание. - Чего в лоб, как покойника? – хриплым со сна голосом спросил Брок. – Погоди, отвезу тебя. - Такси ждет. Я сам. - Хорошо, - Брок упрямо поднялся, хотя спать хотелось зверски, и натянул штаны. – Тогда посажу тебя в такси. - Брок… Не нужно. - Нужно, - Брок погладил его по обтянутой курткой спине и поцеловал в шею, повел по ней носом и сжал задницу. – Мне было здорово. Тебе, надеюсь, тоже. Почему все надо испортить чертовой неловкостью? Я посажу тебя в такси, как приличный альфа. Хотя приличный накормил бы завтраком и отвез сам. Но ты упрямый, Джек, а мне после крышесносной ебли совсем не хочется спорить. Джек расслабился и обнял его в ответ. - Спасибо, - тихо повторил он. – Мне… - Я охуенный, знаю, - хмыкнул Брок, не давая Джеку снова сделать все неловким. – Завтра тренировки по полной программе. У меня теперь будет вставать каждый раз, как ты будешь жать от груди три моих веса. - Сегодня, - поправил его Джек, еще раз прижался всем телом и отодвинулся. – Мне пора. Брок вышел за ним на подъездную дорожку как был – босиком и в домашних штанах. Долго целовал на прощание и даже умудрился сунуть водителю деньги, сообщив, что запомнил номер. Вернувшись в дом, он никак не мог понять, что с ним происходит. Он не был мудаком в постели, но и особой трепетной заботливостью не отличался. Кончалось взаимное удовольствие – кончались отношения. Какие бы то ни было. И уж до такси он точно никого не провожал. Уходил сам с нейтральной территории или из чужого дома. До него вдруг дошло, что, по сути, он сто лет не приглашал никого к себе. Видимо, принцип «Мой дом – моя крепость» на Джека не распространялся. Что было странно, но не удивительно – Джек был парнем из его отряда, а на отряд этот принцип не распространялся никогда. Посмотрев вслед удаляющемуся такси, Брок отправился досыпать. Поворочавшись в пропахшей Джеком постели, он поймал себя на мысли, что вдвоем тут было лучше, и уснул, не додумав до конца. Утром он, насвистывая, шел по коридору в зал. Настроение было отличным ровно до того момента, как он попал на свою территорию. В воздухе висела напряженность. Слух у Брока был что надо, а потому он прекрасно слышал, что происходило в раздевалке. - Что, Роллинз, выжил? – с фальшивым сочувствием поинтересовался Петерсон. – Сжалился кто, или резиновым хуем себя ебал? - Не твое дело, - спокойно отозвался Джек, и Брок услышал в его интонации насмешку. Скорее, даже почувствовал на каком-то совсем другом уровне. - Ебал и представлял командира, да? - Клод, - резко оборвала его Андерсон. – Ебало завали. Если Рамлоу услышит – ты труп. Роллинз, будешь моей подружкой? Покурим, новую модель винтовки обсудим. - LR-500? Зарядов маловато, - мягко ответил Джек. - Для меня еще и тяжеловата, - вздохнула Андерсон. – Но у тебя такой проблемы нет, верно? - У меня вообще нет проблем, Анжела. Спасибо. - Что, не хочешь быть страшненькой подружкой нашей Анж? – глумливо спросил Петерсон. - Клод, ты заебал, - встрял Куинс. – Обсуждать отсутствие интимной жизни Роллинза – это не то, чем бы я хотел заняться с утра. - А давай обсудим отсутствие интимной жизни у тебя? – предложила Андерсон. - Хватит, - Брок давно вошел в раздевалку и стоял, опершись о косяк двери плечом, но его никто так и не заметил. Кроме Джека, конечно. Но, похоже, Джек просто хорошо знал его запах, что было не удивительно. – Может, кто-то рискнет обсудить заодно и мою интимную, блядь, жизнь? Ну? Страховка покрывает дантиста. Все дружно принюхались к нему, даже Андерсон, и растерянно переглянулись. Брок чувствовал, как в их чугунных головах вращаются шестеренки и мысли приобретают, наконец, верное направление. - Что, нет желающих? Тогда на улицу и двадцать километров в полной выкладке. Андерсон, задержись. Роллинз, ты ведущий. И чтобы я ваши кричалки отсюда слышал. Выйду - проверю. - Роллинз, - под нос себе проворчал Петерсон. – Чего ж не Джекки? Брок ему все-таки врезал. По челюсти и от души. - Еще одно слово не по сути, так сказать, проблемы, и вылетишь из отряда. Как понял? - Так точно, - Петерсон поднялся с пола и потер челюсть. – Разрешите исполнять? - Разрешаю. Парни, не переговариваясь, вышли за Роллинзом, а Андерсон осталась. - Что нового за неделю? – спросил у нее Брок, прикуривая. – Без сплетен. - У Петерсона вывих плеча, Куинсу предложили перевод, но он отказался. А по поводу сплетен, не касающихся твоей и Роллинза интимной жизни, так поговаривают, что нас переподчинят Кэпу. - Какой удар для Петерсона, - саркастично заметил Брок. – Ведь Роджерс – о ужас – тоже омега. - Роджерсу Петерсон будет лизать зад, если тот позволит, - хмыкнула Андерсон. – А ты молодец, командир. - И что бы я делал без твоего одобрения? - Все то же самое, только хуже. - Иди уже. И спасибо. - За Джека? - И за него тоже. Хотя, думаю, он справится и сам. Андерсон весело фыркнула и подошла почти вплотную. Брок не отодвинулся – слишком давно и слишком хорошо ее знал. - Если Клод доведет Роллинза так, что тому придется «справляться», боюсь, у нас в отряде появится вакансия. И я не ожидала от тебя особой сердобольности. Тогда ты остался в стороне. «Тогда» это в ебаной пустыне с взбесившейся от жары Андерсон. Да, он остался в стороне. - Ну, кто-то должен был стоять на часах. И тут не только в сердобольности дело, Анж. - Это хорошо, - кивнула та. – Побегу догонять? - Не перегони только. - Бумаги на подпись в желтой папке, босс. - Я разберусь. Когда за ней закрылась дверь, Брок выдохнул. Он знал, что в очередной раз усложняет себе жизнь, но в этот раз ему не было до этого никакого дела. *** В первую же совместную операцию с Роллинзом Брок понял, почему весь его отряд так ненавязчиво пасет Андерсон, чтобы та не вляпалась. Это было на инстинктивном уровне: омега не должна пострадать. Особенно та омега, что была под тобой. Хоть раз. Даже если потом послала тебя так длинно и затейливо, что ты не нашелся с ответом. И вот теперь он сам точно так же пас Джека. Почти неосознанно все время старался держать его в поле зрения, хотя тот был профи в лучшем смысле этого слова: четко выполнял инструкции, не особо высовывался, а в рукопашной вообще был – огонь. Будто развернулся на полную силу, вырвался на волю из душных тренировочных залов, где он был омегой, занимающим чужое место. В поле Роллинз был точно на своем. Это поняли все, даже те, кто поначалу не верил, что омега может быть настоящей машиной смерти и хорошим бойцом. Откровенно говоря, до этой вылазки в это толком не верил и сам Брок, даже несмотря на то, что знал, на что способна Андерсон, даже если не делать скидку на то, что весила та в два раза меньше любого альфы из отряда и вообще была девочкой. Джек за девочку не сошел бы даже ночью и со спины, а уж когда он метнул нож, четко попав в глаз чужому бойцу, взявшему Петерсона на мушку, Брок окончательно успокоился. Фьюри не зря рекомендовал Роллинза, тот был достоин числиться в одном из лучших подразделений ЩИТа, да еще и под руководством самого Кэпа. Кстати о нем. Роджерс был фееричен. Брок и раньше слышал всякие россказни о том, что тот творит в поле, но считал их художественным пиздежом, которому можно верить, только разделив на шестнадцать. Сейчас, глядя, как Роджерс сигает с четвертого этажа, приземляется на ноги и тут же берет разгон, одновременно бросая свой клоунский щит, он вынужден был признать, что сплетники не врали. Более того, еще немного приглушали ослепляющую действительность, наверное, чтобы не загнуться от комплексов и не выдрать на жопе остатки волос. Роджерс успевал везде, и Брок даже немного напрягся, когда противники выпустили против него какого-то мужика в черном и с металлической рукой. Потому что тот не уступал Роджерсу ни в чем. Они так лупили друг друга, что асфальт трескался, и Брок уже хотел дать снайперу сигнал снять это киберчудо, не носившее, к слову, шлем, но Роджерс вдруг заорал, перекрывая шум боя: «Не стрелять». Видимо, Роджерсу нравилось, когда его бил кто-то настолько сильный, но, несмотря на неадекватность приказа, Брок решил, что прыгать Роджерсу через голову не будет. Они быстро зачистили группу сопровождения, скрутили уцелевших, оцепили периметр и взяли все-таки на мушку чертову ебущуюся парочку. Потому что их драка больше походила на секс – настолько отчаянно-страстно это выглядело. Хотя секс с Роджерсом был особым сортом извращения, и дело было тут не в его размерах и статусе. Просто он был повязанным омегой с приглушенным запахом рождественского калача, от которого становилось горько на языке. Так пахло только от вдовцов, и хотя никто никогда не говорил об официальной паре Роджерса, всем было понятно, что его альфа погиб. И что Роджерс до сих пор скорбит о нем. Скорбит настолько, что и спустя много лет не собирается впускать кого-то в свою жизнь и постель. Наконец, Роджерс сорвал маску с того мужика, к слову, не уступавшему суперсолдату ни размерами, ни силой, ни техникой, скинул свой шлем и прижался к его губам своими, открывшись, бросив щит, как какой-то ебаный самоубийца. Брок уже поднял руку вверх, чтобы все-таки дать сигнал снайперу, когда чертов киборг замер, будто его отключили, а потом сграбастал Роджерса в ответ, схватил за задницу и легко поднял в воздух, словно тот ничего не весил. Они сосались посреди разрушенного квартала, будто были у себя дома, в теплой уютной спальне, а уж когда альфа-киборг рванул на Роджерсе куртку и прижался ртом к стыку шеи и плеча, зализывая старую метку, Брок опустил руку и позвонил Фьюри. Сплетни о Роджерсе и нежданно-негаданно вернувшемся к нему альфе так заняли умы обывателей, что о них с Джеком все забыли на целый месяц. Роллинз вел себя как обычно, разве что стал более уверенным и спокойным. Если раньше на довольно злые подколки он весь каменел, то теперь будто вовсе не слышал их, будто смотрел куда-то мимо, видел что-то свое. В конце концов, подкалывать их вообще перестали, и Брок, как только разгребал очередной пиздец и возвращался домой, в первое мгновение у порога жадно вдыхал уже слабый запах их близости. Лежа в слишком большой для него одного постели, он спрашивал сам себя: а хотел ли он просыпаться не один? Иметь кого-то, кто любил бы его, как Роджерс этого своего «Баки». Кого-то, кто просиживал бы в медблоке все свободное время и научился заново улыбаться, просто потому что он, Брок, снова есть в его жизни? Роджерс вот улыбался. Он думал о Джеке постоянно, пока был один, и сразу забывал о нем, стоило ощутить присутствие. Будто вставал на место выбитый, до этого ужасно нывший сустав, и Брок забывал о проблеме до следующего одинокого домашнего вечера. Он уже несколько раз брал телефон в руки, чтобы позвонить Джеку, но что он ему мог сказать? Приезжай, потрахаемся? Будь на месте Джека кто угодно другой, Брок бы так и поступил. Но Джек любил его, мудака, и с ним так было нельзя. Нельзя было его разочаровать, ведь тогда вышло бы, что Брок не достоин, чтобы его любили. Что Джек ошибся, выбрав его среди всех. А еще у Брока неотвратимо приближался гон. Нужно было найти кого-то, с кем можно было закрыться на эти пару дней, пока не отпустит животное желание трахаться, вцепившись тупыми человеческими зубами в холку, долбиться в податливое тело под собой, зверея от вседозволенности и жгучего, все смывающего чисто физического восторга от ебли. У Брока никогда не было проблем с желающими потрахаться, но теперь он отчего-то тянул. Представлял себе, как приедет в отель, снимет апартаменты на несколько комнат и будет драть там какого-нибудь не слишком тонкого мальчика, а тот будет жаловаться на затекшие ноги и уставшую поясницу. Никаких тебе минетов на кухне и поцелуев в парке. Тела в кровати, с которым рядом тесно и жарко, но хорошо, правильно и надежно. И не нужно потом ничего объяснять и оправдываться, уходить, менять номер телефона и надеяться никогда случайно не встретиться. А в это время киборг «Баки» будет любиться со своим Роджерсом, порвавшим за него и ЩИТ, и судебную систему, и считавшуюся мифической ГИДРу. Будет купаться в его обожании и смотреть, как тот улыбается. Никому не улыбался, а вот ему – да. *** - Отпуск? – Андерсон поиграла бровями и подписала приказ о временной передаче ей полномочий командира группы в графе «Ознакомлены». - Да. Справишься или нет, не спрашиваю. - Да неужели на четвертый год нашего с тобой тесного знакомства ты перестанешь задавать этот дурацкий вопрос. Сколько на этот раз? Двое-трое или, наконец, стареешь? - Старею, - рассмеялся Брок, который был старше Андерсон всего-то на шесть лет. – Надеюсь, что одного хватит. Андерсон взглянула ему за плечо и Брок, обернувшись, успел заметить закрывшуюся дверь. - Кажется, этот «один» пока не в курсе, да? Броку вдруг стало легко, почти смешно. Он закурил, опершись бедром о стол и выпустил дым в потолок. - Как думаешь, у меня есть шанс? - О, боже, - Андерсон рассмеялась, что случалось с ней крайне редко, и встала прямо перед ним, заглянув в глаза. – Самый охуенный… или охуевший? Самец ЩИТа вдруг засомневался в собственной невъебенности? - Мне мало быть просто невъебенным. Андерсон закатила глаза и прошептав себе под нос что-то вроде «чертовы альфы», вытащила телефон. - Алло, Китти? Детка, у нас форс-мажор, двойной отпуск. Да, Рамлоу-Роллинз. Ага, для меня? ОК, буду должна. И я тебя, крошка. Рамлоу зайдет, распишется. Ага, передам. Иди уговаривай своего Роллинза, и чтобы до среды я вас не видела, - Андерсон с видом победительницы сложила руки под грудью и прищурилась. – Выполнять! Я уже, между прочим, в приказе расписалась. И приняла дела. - Есть, мэм, - издевательски протянул Брок, раздавил сигарету в большой пепельнице и отдал честь. – Зря ты за МакКинона не вышла. - Ну, ты-то уж должен меня понять, - Андерсон ему подмигнула, и до Брока, как до верблюда, дошло, что значит «Я тебя тоже», сказанное ею Китти Уитфорд – породистой альфе, начальнице отдела кадров. Брок, ухмыльнувшись, пошел к двери, гадая, успеет ли перехватить Джека на парковке или придется все-таки звонить. Он успел. И Джек впервые ему улыбнулся – ярко и широко, совсем как Роджерс. Нет, лучше. Потому что Джек улыбался ему, а не какому-то другому альфе. Ему одному.