к тебе.

Оставь бессмысленное. Подними глаза. Смотри. Мы прячемся от Солнца — опускаем взгляд, закрываем глаза, словно пристыженные своими грехами за этот день. Мы поворачиваемся к нему спиной в надежде спрятать свою грязь в непроглядной темноте ночи и вернуться утром — новыми людьми, чистыми тетрадями. Ночь спрячет нас. Позволит уснуть и забыться. А завтра ты — другой человек, ничего общего со вчерашним, не правда ли, здорово? Потерять себя на долгие восемь часов, стать ничем на долгие восемь часов, мысленно умереть на долгие, долгие, долгие восемь часов. Но если через три часа рассвет, а ты не сомкнул глаз, ты делаешь что-то неправильно. Тебе следует поговорить об этом с кем-нибудь. Если ты сидишь на полу возле распахнутого окна с самого заката и тушишь сигареты о белый паркет, точно следует. Не сработало. Система дала сбой, не вышло проснуться другим, хотя почти получилось. Мин Юнги, уснувший в самолете, который вылетел две недели, четыре дня, семь часов и двадцать три минуты назад из аэропорта Кореи, проснулся здесь через восемь часов с новым именем, новой внешностью, новой работой, новой квартирой. Но со старыми чувствами. Молчишь. Тих, словно водная гладь луж вчерашнего ливня возле твоего дома. Тебе больно. Ты смотришь в бескрайнее ночное небо, усыпанное сотнями звезд, и хочешь стать одной из них. Хочешь так же, как они, смотреть со стороны на эту несчастную планетку, тонущую в глупости, в самом депрессивном «районе» галактики Млечный Путь и насмешливо светить издалека, давая ложные надежды, оставаясь безучастным свидетелем, случайным наблюдателем. Люди смотрят на звёзды, когда им больше некуда идти. Растворяясь в невероятной красоте космоса, ты становишься просто точкой. Лишаешься смысла, который уже нашёл, лишаешься желания искать какой-либо смысл, если его не существовало. Теряешь своё значение, которого и так не было. Кто ты? Сидящий на белом паркете, усыпанном табачным пеплом (или всю ночь тлел ты сам?), сидящий под белым потолком, в комнате с белыми стенами, белым роялем с белыми и, надо же, чёрными клавишами? От кого ты бежишь в этой комнате, похожей на больничную палату, на изолятор с единственным пациентом? Скажи его имя, давай, Юнги, признай! Крикни в синее предрассветное зарево! Скажи шёпотом, зарывшись в свою дурацкую толстовку, что он тебе нужен. Но нет. И ты обхватываешь белый фильтр красными от нервных укусов губами, обхватываешь колени в белых пижамных штанах синими от холода руками, обхватываешь стальными цепями такие манящие мысли вернуться. К Чонгуку. Округлить до нуля можно все. По отношению к твоей родной галактике, Солнечная система равна нулю. По отношению к твоей родной системе, твоя квартира равна нулю. По отношению к Вселенной, галактика Млечный Путь, угадаешь, что? Но как округлить до нуля саму Вселенную? Есть ли что-то настолько большое, что сама вселенная меркнет или вовсе исчезает, теряет вес на фоне этого? Изначально неверное утверждение, как следствие — неверные рассуждения, как следствие — неверные вопросы. Я загадываю желание. В карих глазах отражается светящаяся точка, где-то на востоке. Метеор. Безжизненный камень. Твёрдое, жидкое, газообразное... не принадлежащее этому миру и даже себе тело. «З а б е р и м е н я з а б е р и м е н я д о м о й» Мысленно повторяю я, словно бред, пока «звезда» не падает. Пока точка не скрывается за макушками деревьев. Самолёт? Безжизненный камень. Твёрдое, жидкое, газообразное. Я не знаю, что именно это было. Я загадываю желание на пролетающий мимо самолёт? Идиот. «Мне плохо» «Я хочу быть нужным тебе» «Пожалуйста, будь рядом» «Люби меня» «Ты обижаешь меня» «Не отдаляйся» «Не бросай меня здесь одного» Как ты чувствуешь себя, когда вместо всех этих слов, что следовало бы сказать, ты, подавившись своей обидой, задыхаясь, собираешь драгоценную гордость, собираешь волю, собираешь вещи и улетаешь в другую страну, не проронив ни слова? Идиотом, верно. Светает. Редкие облака, окрашенные в кораллово-розовый цвет, медленно движутся по голубому небу. Вы уже можете открыть глаза. Атмосфера спрятала от Вас Вселенную, Солнце ослепило Вас. Смелее, уткните нос в асфальт и бегите по кругу, словно безумные. Холодно. Закрываю окно. Закрываю глаза - лишь на несколько секунд. Закрываю своё сердце, от которого осталось только твёрдое, жидкое, газообразное... Не принадлежащее мне, принадлежащее тебе. Вот только ненужное. Безвкусный кофе (растворимые помои), по телевизору новости (курс евро поднялся, авиакатастрофа, встреча политиков), безудержное желание разодрать себе горло и изуродовать или разнообразить ослепительно белый интерьер съемной квартиры своими кусками плоти, каплями крови, запахом смерти. Всё как обычно — стабильность. Всё начинается снова. Новый день и я ползу, из последних сил передвигаюсь по кругу, но мои глаза всё равно направлены вверх. Как безумный. Снова и снова. Ещё один день, ещё, ещё, опять, да, давай, удиви меня! Звонит телефон. Я не помню, где я был, когда звонил мой телефон, не помню, где был, когда повесил трубку. Я не помню своё имя. Я — безучастный свидетель, сторонний наблюдатель. Я — далёкая звезда, смотрящая на эту жалкую планетку, тонущую в собственной глупости. Вот только смотрю я без насмешки. Округлить до нуля можно всё. Я снова утверждаю то, что назвал ошибочным. Но я нашёл ответ. Вселенную можно округлить до нуля, сравнивая её с чувством, которому не придумали название. Которое испытываешь, стоя на коленях рядом с закрытым чёрным гробом, в котором обезображенное ожогами, ударами, обломками самолёта, ошибочно принятого тобой за падающую звезду, тело твоего любимого. И сорвать бы, сорвать бы голос воплем отчаяния, реветь раненым зверем так, чтобы глотка лопнула, как по швам, и разбить бы, разбить свои кулаки о твою могилу, чтобы кости в порошок, и на твоё место бы или к тебе. «К тебе! Юнги, ты слышишь меня?!» - звучит голос из трубки в моей голове весь день, весь месяц, весь... сколько прошло времени? - «Чонгук он летел к тебе и...» Оставь бессмысленное. Попробуй поднять глаза. Попытайся смотреть. Что, не можешь?