Утро воскресенья

Этот звук тишины. Ни единого шороха. Не слышно даже сопения за чуть приоткрытой дверью в спальню. В комнату почти не попадает приглушенный свет от уличных фонарей, что были за окном, отчаянно пытающийся пробиться через плотную штору. Только на кухне горит вытяжка, освещая столешницу и немного пол. По квартире разносится приятный запах кофе. Даже во сне Маккачин смешно принюхивается, шевеля своим мокрым черным носом. Кудрявого пса обнимает Кацуки, скорей, подбирая его к себе, как одеяло. Пес пахнет какими-то цветами или шампунем. Но точно не улицей и... собакой? На прикроватной тумбочке красуются очки. Юри всегда возмущается, когда их кладут вниз стеклами. Время на часах, что висят на стене, меняется так же медленно, как тянется патока. Они тикают так растерянно. Звук просто растворяется в пространстве. Ажурные стрелки показывают две минуты пятого. В квартире нет отопления почти месяц. Холоднее, чем на улице. Везде закрыты окна, включены обогреватели на полную. На пол свисает краешек леопардового покрывала. На маленьком столике рядом с диваном в разных бокалах стоят какао и кофе. Они почти остыли, не успев согреть ледяные руки. От смешанных запахов носом дергает и Потя, что спит на кухонном шкафу, сверху. Ему нравилась люстра-лампочки, и он мог разглядывать их очень долго, пытаясь дотянуться лапой и не упасть камнем вниз. Кажется, одна лампочка там перегорела. Как пусто. Как спокойно. И никто не мешает. За окном родной до боли под ребрами Санкт-Петербург. На оконном карнизе — темные шторы в пол. Немой, потерянный и уставший взгляд зеленых глаз направлен на мутное, темное отражение в экране телевизора. Блондинистые волосы чуть растрепались и примагничиваются к чужой серой футболке. Мужская, но тонкая рука гладит подростка по голове. Тихим голосом, шепотом, что-то произносит Виктор. Ему отвечают так же тихо, еле шевеля губами. Они сидят на диване, укутавшись в юркино покрывало, иногда притрагиваются к бокалам на столике. Продолжают молчать, хоть и один раз перекинулись словами. А за окошком начал моросить дождь. Тихо-тихо цеплялись капельки за стекло. А Юра продолжал в положении клубочка вжиматься в сонного Никифорова, что вечно поправляет свою платиновую челку. А Виктор аккуратно приобнимает Юру, иногда прикасаясь к его волосам и проводя по ним рукой, запутывая свои пальцы в пшеничных прядях. У них много проблем, из которых им сложно выпутаться. Словно перепутано все красными нитями, путями. Хоть дороги и сошлись опять вместе. Дышать полной грудью все еще невозможно. Слишком тяжело. Но достаточно и тихого сопения через заложенный нос. Головы друг на друга, объятия покрепче. И их сейчас двое. Между ними пропасть и разница в двенадцать лет. В воздухе витает смесь запахов из какао и кофе. А еще у них один плед на двоих, одни проблемы в будущем и одно утро воскресенья.