Свои таланты

Недаром многие военные питают слабость к шахматам. Эта игра действительно развивает не только тактическое и стратегическое мышление, но и так редко в последнее время встречающееся умение предвидеть если не все, то очень многие варианты развития событий. А что будет, если тот руководит действиями не простых дюрасталевых или изящно вырезанных из дерева фигур, а настоящих живых бойцов, тот, от кого зависит результат сражения, который не исчезнет сразу после того, как фигуры окажутся внутри сложенной доски, а повлияет на дальнейшее развитие многих планет и систем? А бывает, что и целой Галактики. Именно поэтому джедаи поощряют в юнлингах и падаванах желание изучать какую-либо логическую игру. Кто-то выбирает сенет за его древность и возможность по своему желанию менять правила, так как те в точности не дошли до современных жителей Корусанта. Кто-то — пазлы за отсутствие необходимости поиска партнёра и возможность заниматься любимой игрой так, как пожелает душа. Но шахматы всё-таки прочно обосновались в сердцах большинства джедаев. Энакин Скайуокер не мог вспомнить, когда именно он полюбил эту спокойную, но вместе с тем яростную, требующую большого умственного напряжения, игру. Ему казалось, что его маленькая доска из древесины джапора была с ним с самого рождения. И всякий раз перед сном, когда мать, заканчивая последние хлопоты по хозяйству, приходила пожелать ему спокойной ночи, они играли хотя бы одну партию. Иногда побеждал он, иногда оба соглашались на ничью, но чаще Шми с тёплой улыбкой разносила его в пух и прах, отчего маленькому Энакину никогда не бывало грустно. Да, мама играет лучше, а значит она научит его. И когда-нибудь он станет равным ей. Может быть, уже стал. Потому что даже древнейший и мудрейший магистр Йода с удивлением смотрел на комбинации Энакина, в задумчивости протягивая когтистую лапу то к одной, то к другой фигуре. А позже, когда с ошарашенным видом признал поражение, пытался расспросить юношу, откуда он знает датомирскую игру ЛюБо, чьи элементы перенёс в шахматы. Но Энакин так и не смог внятно ответить, какого стиля придерживается во время игры. Скорее всего, это был его вечный «Атакуй быстро и внезапно, пока никто ничего не понял». Никому не сходит с рук победа над Гранд-мастером в его любимой игре, поэтому ничего удивительного, что тот «отомстил» Скайуокеру, обязав его проводить уроки шахмат у старших падаванов. А к таким относилась и Асока Тано — его собственный падаван и боевой товарищ — решившая внезапно, что для неё эти занятия совершенно необязательны, и Энакин с радостью будет объяснять ей всё пропущенное. Нет, это, конечно, было только для тех, кому интересны именно шахматы, а таких, с учётом того, что экскурсоводом в мир тактики и стратегии будет герой войны, набралось достаточно большое количество. Только вот объяснить всем, откуда Асока, бывающая лишь тогда, когда занятие проходило хотя бы после полудня, да и то, опаздывающая хоть на пять минут, знает то, что им генерал втолковывает почти каждый день, знает не только, как переставлять «фигурки», но и многие комбинации средней сложности, в которых чётко прослеживается стиль Скайуокера, было объяснить в высшей степени невозможно. — Тебе шах. С недовольным выражением лица Асока откинулась назад, в напряжении пытаясь высмотреть хоть один вариант побега. С одной стороны от её короля стоял собственный несчастный слон, с другой — пешка Энакина, напротив, можно сказать, нагло усмехаясь, высилась чёрная ладья, готовая уничтожить короля за один ход. Даже на то, что ситуация патовая, списать нельзя. И три её пешки, и один конь, и ферзь могли ходить. Только вот совсем не туда, куда надо. — Да вижу я, вижу. Она, поджав губы, покосилась на довольно улыбающегося Энакина и, излишне громко фыркнув, отвернулась от него к любимым разноцветным осколкам, ещё не превращённым ни в какую мозаику. И почему магистр Йода никак не может признать, что выкладывание картин из кусочков цветного стекла, тоже развивает умение видеть сотни вариантов различного расположения отличающихся друг от друга как по форме, так и по оттенкам, осколков. А к её расположению войск ещё не смог придраться никто, даже вечно недовольный Винду не сделал ни одного замечания, что уже само по себе приравнивалось к похвале от любого другого мастера. — Сдаюсь, конечно! Какие у меня ещё варианты?! Энакин, с сожалением отметив несколько возможных выходов из сложившейся ситуации, аккуратно переложил новую и не такую истрёпанную, как его, доску Асоки в сторону и попытался, насколько это было возможно, учитывая неудобные для двоих кровати, закупленные магистром Мунди по каким-то безумным скидкам, придвинуться к Асоке. Внутри комода, приспособленного под множество странных коробочек и ящиков, открытым являлось самое верхнее отделение, куда и смотрела с грустью девочка. Там лежала россыпь мелких заострённых осколков синих и зелёных цветов. Энакин, попытавшись найти у себя в памяти, для чего такое могло понадобиться кому-то в Ордене Джедаев, спустя несколько секунд всё-таки решился спросить, подсознательно надеясь, что здесь нет ничего противозаконного, как, например, уничтожение личной посуды Совета. — Э-э... Ты разбила вазу и прячешь останки от разъярённого хозяина? Ушедшая в свои мысли девочка вздрогнула, услышав совсем рядом голос «гениального шахматиста», и, заметив, что он обнаружил её не такие уж и тайные запасы, мрачно приготовилась к его неправдоподобным попыткам поддержать её интерес. Всё равно он ничего в этом не понимает. — Мозаика. Заготовки. Но по неизвестной причине Энакин, замолчав на некоторое время, вдруг абсолютно без какой-либо напыщенности, проявлявшейся всякий раз, когда речь заходила о его талантах, ещё раз зяглянул внутрь и с некоторым непониманием спросил её. — Это как? Асока, не ожидав, что он может не знать о существании такой детской игры, как цветочная мозаика, удивлённо обернулась. Он не шутил, делая вид, что в чём-то не разбирается, он действительно с небольшим интересом оглядывал непонятные штуковины, придумывая, что же это за мозаика такая. Девочка выбрала из ящика несколько синих кристаллов и выложила нечто, напоминающее человеческую фигуру. — Просто берёшь стёкла и выкладываешь какую-нибудь картинку. Можно делать по настоящему изображению, а можно придумывать. Чуть подумав, она заменила три осколка на другие и, вдруг заметив внезапно появившееся сходство, быстро открыла более маленькие коробочки, куда отдельно складывала отобранные из общей кучи голубые, жёлтые и красные кристаллы. Может быть, это и было влияние Силы, но под руку ей попало именно то, что нужно. Два узких голубых, горсть мелких красных, несколько крупных с коричневым отливом, пять светло-жёлтых и три чуть более тёмных. Быстро заменив два синих в середине тела на красные, она выложила коричневатые в форме сапог, а из самых светлых создала лицо и волосы человека. Оценив получившееся, она достала его несколько красных и, очетив руки, вытянула из одной сложенные в линию голубые осколки. Повернув голову так, чтобы видеть рисунок со стороны Асоки, Энакин сначала удивлённо пригляделся, а после, поняв, что ему не мерещится, в непонимании уставился на сосредоточенную мордочку Асоки. — Это я? Она, задумчиво перебирая оставшийся почему-то лишним синий треугольник, неожиданно для себя поняла, кого собрала в очередной раз. А, взглянув на достаточно не понимающий этого оригинал, вдруг вспомнила, куда должен был пойти этот осколок, и быстро приложила его к генеральскому плечу. — Кажется... Без каких-либо подозрений, что уже само по себе было подозрительным, Энакин поднял глаза от своего изображения на девочку и с внезапным восхищением в голосе спросил её то, что ещё никогда не спрашивал ни у кого. Ни один мастер не слышал такого от вечно самовольного и «себе на уме» Скайуокера. Разве что добрейший Оби-Ван, но он никому бы не рассказал о слабости своего падавана. — А можешь научить? Асока, с недовольством оглядев излишне выпирающий угол на сапоге, несоответствующие чертам лица тёмные линии и какие-то слишком широкие предплечья, несколько ошарашенно подняла голову, услышав последние слова. Что уж думать, такое от Энакина должно было быть обращено к кому-то из магистров, но только не к ней. Что такого в собирании мозаики? Это просто пазл, который нужно придумать. Шахматы, в которых есть несколько миллионов вариантов развития ситуации, образовавшейся после первых трёх ходов, намного сложнее. Улыбнувшись, Асока коротко кивнула и, аккуратно убрав с помощью Силы портрет в сторону, вытащила несколько небольших коробочек с осколками всех цветов радуги. С лёгким самодовольством она принялась за объяснение, как подбирать кристаллы, чтобы они подходили к соседним, своему самому хорошему в мире другу. Сердечному другу. У каждого свои вкусы, свои привычки, свои таланты. Кому-то нравится скорость, кому-то — спокойствие и размеренность. Кто-то любит действовать одномоментно, уничтожать своих противников, кто-то — создавать нечто, которое останется в этом мире навсегда. Нельзя сказать, что одно хуже другого лишь потому, что нельзя сравнивать вкус и запах, цвет и звук. Всё необходимо миру, всё приносит пользу. Что-то меняет сложившуюся ситуацию, что-то увеличивает вероятность отсутствия таких ситуаций в будущем. Симфония никогда не будет звучать, если сыграет лишь один инструмент. Какмим бы прекрасным он ни был, нужны разные. А ведь в семье Асоки, также, как в семье Энакина шахматы, превозносилось умение собирать пазлы. Но не только использовать то, что дано в одном «комплекте», а дорабатывать картины всем, что только возможно найти вокруг. Если получалось изображение морского берега, туда можно было приклеить гальку с реки, текущей неподалёку от дома. Можно было аккуратно спрятать мелкие кристаллики соли в углах, чтобы каждый мог почувствовать этот неповторимый свежий запах океана. А можно было просто прикрепить переливающиеся осколки не драгоценных, но очень красивых пород, что делало пазл несколько похожим на мозаику. А мозаикой занимались все, кому наскучивало делать готовые картины, придуманные другими существами, и хотелось создать что-то своё, что-то, идущее из глубин души. Что-то такое, куда можно выплеснуть накопившиеся эмоции, рассказать на языке цветов о своих чувствах. Да, получалось не всегда, но то, что оказывалось лишь уродливой пародией на истинные мысли, всегда можно было разобрать, не показывая никому из окружающих. Но такое случалось редко. Чаще всего даже маленькие картины, зарисовки, так сказать, сохранялись на память или, если были особенно красивыми, продавались коллекционерам всей Галактики. Асока прекрасно помнила, как её дед, бодрый высокий мужчина, к дню памяти её бабушки выложил на одной из стен малого бального зала огромный портрет, который занимал почти всю стену и в мельчайших подробностях передавал внешность Асоки-старшей, как две капли совпадающей с внешностью как дочери, так и внучки. Говорят, что когда-то именно юная тогрута, способная к Силе, которую он вывез с разбомбленной территории, принесла в семью Тано умение создавать красоту из кристаллов, которых было в достаточном количестве рядом с домом молодого, тогда, человека. А ведь действительно, в каждой семье свои таланты.