***
Томас проснулся от звука капающей воды. С трудом разлепив веки, он попытался пошевелиться, но у него ничего не вышло. Ощущения возвращались постепенно. Сначала Томас почувствовал холод и неровность стены, к которой прижимался спиной, потом ощутил боль и ломоту в затекших конечностях и едва сумел сдержать рвущийся из груди стон. Подергавшись в путах и поняв, что не сможет освободиться сам, он попытался вглядеться в темноту. Где-то впереди то и дело вспыхивал свет, но слишком быстро гас, так что у Томаса не выходило увидеть ничего конкретного. Во рту пересохло, разлепить губы оказалось до невозможности тяжело. А когда Томас все-таки смог это сделать, он почувствовал привкус крови, от которого начало мутить. Последним к нему вернулся слух. И Томас понял, что это за искры вдалеке. Они возникали в тот момент, когда железо соприкасалось с точильным камнем. Омерзительный лязг и скрежет заставлял ежиться и дрожать. — А вот и ты, — знакомый голос прозвучал как хлесткая пощечина. Томас в нерешительности повернул голову и встретился взглядом с Маркусом. В таких некогда светлых, наполненных любовью и теплом глазах не отражалось больше ничего, кроме обещания страшнейшей адской муки. На губах застыла жесткая усмешка. Но даже не это пугало Томаса, а три зрачка. — Нет, это неправда, — проговорил он и с трудом расслышал собственные слова, как будто они доносились сквозь слой ваты. — Это не может быть правдой. Это все только у меня в голове! Томас задергался, то ли пытаясь освободиться, то ли проверить, правда ли ему все это только снится. Маркус засмеялся. — Почему ты так уверен, Томас? С чего ты взял, что то, что происходит у тебя в голове, не может быть правдой? Смех затих в одно мгновение, улыбка сошла с губ, к лицу пристыло выражение отвращения. Маркус обошел длинный стол — Томас только сейчас обратил на него внимание, а может, его действительно здесь не было раньше — и с задумчивым видом рассматривал то, что лежало на нем. В конце концов взял в руки прямой конусообразный клинок с зазубринами. — Я думаю, начнем с легкого, а потом попробуем что-нибудь еще, да? Маркус взглянул на Томаса сосредоточенно и серьезно, как будто обсуждал с ним, как именно они будут изгонять очередного демона. Томас затравленно смотрел на него, снова непроизвольно дернувшись в своих кандалах. — Не нужно сопротивляться, а то будет только больнее, — Маркус улыбнулся, и в этой улыбке Томасу почудился омерзительный звериный оскал. В первое мгновение, когда лезвие вонзилось в кожу, Томас старался молчать и не шевелиться. Маркус одобрительно кивнул, проталкивая лезвие глубже. Медленно втыкая его в брюшину, пока не осталась торчать одна рукоять. Когда клинок был вонзен в него наполовину, Томас уже не мог молчать, начиная поскуливать. Оставив один клинок в Томасе, Маркус взял другой и повторил все то же самое. Снова приставил лезвие к животу с другого бока и начал медленно вводить. На этот раз Томас уже дергался от боли, вскрикивая и стараясь увернуться, отчего становилось хуже, потому что боль умножалась и усиливалась, когда из-за попыток уйти от вторжения, первый клинок разрывал и разрезал плоть изнутри. — Красивый, — Маркус провел ладонью по коже Томаса между клинками, размазывая кровь. Томас вздрогнул, напрягшись, и тут же вскрикнул. — Поиграем? Маркус рассмеялся, обхватив рукояти ладонями, словно рычаги управления. Он подвигал ими, вворачивая в тело, словно пытаясь выбрать наиболее удобное положение, потом переместил большие пальцы на навершия и нажал кнопки, которые Томас сначала принял за элементы декора. Лезвия раскрылись, распирая, раздирая изнутри на куски мышцы и органы. Томас заорал во все горло, обезумев от боли, дернулся раз, другой, насаживаясь на лезвия сильнее, а Маркус смеялся, проворачивая их медленно, чуть вытягивая из тела и вонзая снова, с каждым разом все с большим нажимом. Томаса затрясло, у него закатились глаза, и сознание подарило ему спасительное забытье.***
Он очнулся от ощущения, что его трясут за плечо. Подскочив, Томас непроизвольно вскрикнул, увидев рядом Маркуса. — Что такое? Что случилось? Снова кошмар? — Маркус держал его за плечи и успокаивающе поглаживал, глядя в глаза с беспокойством и тревогой. — Принести тебе воды? Томас с опаской покосился на него, стараясь рассмотреть, сколько у него зрачков, и слабо кивнул. Маркус поднялся и вышел из спальни. Оставшись в одиночестве, Томас немедленно задрал рубашку, осматривая свой живот. Ничего необычного. Никаких следов. Как и на запястьях. Болела только голова. Маркус вернулся со стаканом, протянул его Томасу, помог выпить, погладил по руке сочувственно и мягко. — Может, попробуешь поспать еще? Понятно, что Маркус желал ему только хорошего, но Томаса пугала сама мысль о том, чтобы сейчас закрыть глаза, поэтому он только остервенело замотал головой. — Нет, нет, все в порядке, — торопливо проговорил он. — Я в порядке. — Хорошо, — Маркус согласился и снова погладил его по плечу. — Тогда пойдем? Мне нужна твоя помощь. Томас улыбнулся, вставая с кровати. Он заправил рубашку в брюки, пригладил растрепавшиеся волосы, потер лицо, окончательно приходя в себя. Сил придавало и то, что Маркус испытывал необходимость в его присутствии. Это льстило и подбадривало. Бросив взгляд на соседнюю кровать, Томас нахмурился. — Мышка не объявлялась? — Вернулась, да. За вещами. Сказала, что ты спал, как убитый, так что даже ее сборы не смогли тебя разбудить, — Маркус чуть пожал плечами, покосившись на постель, оставил стакан на тумбочке и направился к двери. — Просила передать, что желает тебе удачи. И что надеется, что мои надежные руки больше никогда от тебя не откажутся. — А они не откажутся? — осторожно уточнил Томас, глядя Маркусу в спину с сомнением. — Никогда больше, — тот обернулся и кивком указал на проем. — Идем, у нас еще много работы. Томас шумно выдохнул, сжал пальцы в кулаки, преисполнившись уверенности в том, что у них обязательно все получится теперь, и вслед за Маркусом вошел в комнату с демоном. Пока они проводили ритуал, Томас даже успел забыть про жуткий сон. Сейчас он полностью погрузился в работу, а наличие Маркуса рядом помогало сосредоточиться на изгнании еще лучше. Они читали вместе, хором, как будто никогда и не было иначе, как будто последние три месяца Томас не сходил с ума от тоски и тревоги. Демон отказывался сдаваться, но уже чувствовал, что ему не победить. Силы были неравными, и если Томаса и Мышку еще можно было обыграть, то Томаса и Маркуса — никогда. Никто не смог бы. Предприняв последнюю попытку, демон призвал все свои способности, так что свечи потухли, и все предметы поднялись в воздух, словно и не весили ничего. Маркуса и Томаса тоже подняло, а потом резко швырнуло в стену. Томас, стекая на пол, ударился затылком о подоконник и провалился во тьму.***
Открыв глаза, Томас с ужасом обнаружил себя в том же подземелье, но на этот раз разложенным на столе. Или даже не на столе, а на какой-то решетке. — Очнулась наша спящая красавица! — провозгласил интегрированный Маркус, одарив Томаса премерзкой улыбкой. Томас дернулся, но не слишком активно. Он уже понимал, что ему не выбраться отсюда так просто. Но, если это была только его галлюцинация, тогда он мог бы попробовать… Он зажмурился и начал молиться. И чем дольше он молился, тем легче ему становилось. Тепло окружало его, обволакивало уютным коконом, озаряло, проникало в самую душу. …а потом начало обжигать. Томас чувствовал прикосновение горячих всполохов к спине, чувствовал дым и запах горелого. Широко распахнув глаза, он понял, что ничего у него не вышло, а тепло, которое он принял за божественное сияние, было разрастающимся жаром накаляющихся углей, над которыми он и лежал, распластанный по решетке, как кусок мяса для барбекю. — Закончил со своими обращениями к Богу? Его нет. А даже если и есть, плевать он на тебя хотел, как и на меня, — Маркус усмехнулся, подсыпая еще углей и вороша кочергой те, что уже были внизу. Жар становился все нестерпимей, решетка раскалилась и теперь врезалась в спину, вплавляясь в нее. Кожа медленно начинала обугливаться и пузыриться, наполняясь лимфой. И каждый раз, когда становилось особенно невыносимо, Томас дергался. Волдыри лопались от прикосновений к решетке или слишком резких движений. Лимфа выливалась на угли, отчего те шипели и начинали коптить. Густой дым облизывал чувствительную кожу, обволакивал, щипал, разъедал, принося нестерпимые страдания. Томас корчился, кричал и дергался, заживо жарясь, а спасительное забытье все не приходило, он никак не мог избавиться от боли, отключиться, абстрагироваться, вернуться в реальность, где Маркус никогда не причинил бы ему боли. — Я помогу, сейчас. Интегрированный Маркус склонился над Томасом, и тот успел заметить, как жадно блестят в свете тлеющих углей его глаза. — Дай-ка… вот так… Маркус нахмурился, словно пытаясь понять, как бы лучше к нему подступиться, а потом воткнул в глазницу два пальца, пропихнул их поглубже с отвратительно чавкающим звуком, подцепил и потянул.***
Жуткая боль пульсировала и преследовала его, словно прилипшая к ботинку жвачка. Томас открыл глаза, но увидеть смог только одним. — Я тут подумал… если у меня три зрачка, то тебе можно оставить только один. Для ровного счета, — Маркус улыбался, протянув к Томасу ладонь, на которой лежал его собственный окровавленный глаз. — Но выкидывать жалко. Я лучше сохраню его на память. В баночке с формалином. Маркус с любовью покосился на свое «приобретение», а потом шлепнул его в склянку со святой водой. — Господи, это все нереально. Это все только мои кошмары. Я могу проснуться, сейчас, смогу проснуться, — шептал Томас, покачиваясь из стороны в сторону, подергивая руками и поминутно проверяя крепость сдерживающих его пут. Он закрыл глаза и начал молиться на испанском, вкладывая в каждое слово всю свою веру.***
Томас открыл глаза, но смог видеть только одним. На комоде прямо перед кроватью Маркус трахал Мышку. Она гнулась в его руках, стонала, по ее щекам текли слезы, и она, вознося молитвы всем ангелам и архангелам, просила Маркуса не останавливаться. Томас потряс головой и зажмурился крепче.***
Открыв глаза в следующий раз, он обнаружил себя в подземелье, прикованным к потолку за вывернутые в суставах руки. Мышка все еще возносила молитвы всем ангелам и архангелам, но теперь лишь потому, что Маркус вскрывал ее, ведя длинным и изогнутым лезвием вверх по коже. Он подцеплял ее слой за слоем, распарывая, словно ворох лишней одежды. Маркус не торопился, наслаждаясь процессом. Каждый крик, сорванный с губ Мышки, был усладой для его ушей. Томас закрыл глаза, изо всех сил стараясь прогнать видение.***
Томас уже не хотел открывать глаза, но они почему-то открылись сами. Против его воли. Маркус снова трахал Мышку со вкусом, страстно, неистово, а та рыдала и кричала не то от удовольствия, не то от того, что в ее распоротую брюшину прямо изо рта Маркуса текла смола. — Господи, помоги мне, — прошептал Томас, давясь желчью, подступившей к горлу в приступе тошноты. — Бога здесь нет, — прорычал Маркус, отчего смола разлетелась в разные стороны, забрызгивая стены и все доступные поверхности. Там, где оставалась хоть одна капля, появлялась дыра, которая из маленькой и незаметной разрасталась все больше и больше. На Томаса из каждой такой дыры смотрели тысячи глаз, несинхронно моргая. Комната задрожала. С потолка полилась кровь прямо Томасу на лицо. Сначала медленно, по несколько капель, потом одним сплошным потоком. Густая, вонючая, протухшая кровь заливалась в нос и рот, в пустую глазницу, просачивалась под веки, закупоривала уши. Томаса все-таки вырвало.***
Откашлявшись и подняв голову, он уже почти не удивился, обнаружив себя в знакомом подземелье. Виски ломило, каждый вдох отзывался в теле нестерпимой болью, но у Томаса больше не было сил кричать и трепыхаться, он просто сидел, закованный в странные металлические кандалы, соединенные между собой прутьями. Поза была неудобной, ныл позвоночник, болел живот, ноги и руки ощущались деревянными. — Что тебе нужно? — спросил Томас, когда в поле его зрения появились носы знакомых ботинок. — А ты не догадываешься, милый? Чужая ладонь легла на затылок, мягко провела по волосам, и Томаса затрясло сильнее, чем от самой жуткой пытки. Казалось, ничто не могло причинить ему боли большей, чем нежность того, кто никогда не поделится ей с ним в реальности. — Хочешь, я сделаю так, что он всегда будет с тобой? Вы будете вечно путешествовать по штатам, изгонять демонов, бинтовать друг другу раны, пить дряной кофе, молиться Богу, который все равно вас не слушает. Все будет, как прежде, он никогда не уйдет, он будет с тобой. И никаких Мышек, никаких Питеров и случайно подцепленных в баре незнакомцев. Никого, кто мог бы тебе помешать. Никого, кто мог бы запретить тебе. Все что угодно, что только пожелаешь, я дам тебе все, только скажи мне «Да». Томас молчал, сжавшись в комок. Эта беготня по лабиринтам собственного разума утомила его. Он уже понял, что один не справится, что без чужой помощи не сможет выбраться. А еще он понял, что и нет никого, кто мог бы его спасти. Нет ни-ко-го. А если так, то эта пытка будет вечной. Или же он сдастся, примет предложение и будет… счастлив? В мире, где Маркус никогда от него не уйдет. Томас вздохнул и с трудом поднял голову, чувствуя, как противно скрипят позвонки.***
Маркус ворвался в комнату как раз в тот момент, когда Мышка уже собиралась стрелять. — Стой! — крикнул он, но прежде бросился к ней, толкая. От такого внезапного появления она действительно вздрогнула и выстрелила, но Маркус успел сбить прицел, так что пуля застряла в стене над кроватью, на которой лежал Томас. Затянутые белой пеленой глаза, бездумным взглядом упирались в потолок, руки и ноги подрагивали, капли пота катились по вискам, искусанные пересохшие губы беззвучно шевелились. — Какого черта, Маркус? Как ты здесь вообще оказался? — Бог привел, — мрачно бросил он, взглянув на Мышку с осуждением и неприязнью. — Что произошло? — Не знаю. Я оставила его в комнате с одержимым, как обычно. А когда утром зашла проверить, он был уже таким, — она опустила пистолет, но пока не стремилась его убирать. — Давно? — Маркус уже присел на край кровати, касаясь волос Томаса ладонью, поглаживая очень ласково и осторожно. — Почти неделю. Его уже не спасти, молитвы не помогают. Ту, которой я смогла вернуть его в прошлый раз, он даже не услышал. — Уходи, — бросил Маркус через плечо. — Что? — Мышка сморгнула, но даже не попыталась сдвинуться с места. — Что слышала, уходи. Выйди из комнаты, не мешай, — процедил Маркус, едва не срываясь на рык. — Просто сделай хоть раз то, что я тебе говорю! Она помедлила, не уверенная что должна поступить именно так. — Быстрее! — рявкнул Маркус, обернувшись всем корпусом и одарив ее обжигающим злобой взглядом. Мышка выскочила за дверь, как ошпаренная, а Маркус снова обернулся к Томасу, погладил по голове, по лицу, стер капли пота со лба, улыбнулся тепло и ласково. — Томас, ты слышишь меня? Не сдавайся. Просто иди на мой голос, я рядом, я здесь, с тобой. Закрой глаза и слушай. Маркус приподнял Томаса, притянул к себе, уложил головой на свое плечо, мягко погладил по спине. Он говорил с ним достаточно долго, объясняя все, что должен был объяснить еще три месяца назад. — Я думал, что сделаю тебя только слабее, если останусь с тобой, я думал, моя сломленность будет тянуть тебя назад, Я думал, Бог не простит мне это предательство, но он сам направил меня сюда, сказав, что тебе нужна помощь. И я пришел. Потому что я обещал, что всегда помогу, помнишь? Я обещал, что возьму тебя за руку и выведу из тьмы к свету. Я обещал, и теперь я здесь. Останься со мной, Томас, прошу. Ты нужен мне. Очень нужен. Маркус смотрел на него с бесконечной любовью, такой сильной и всеобъемлющей, такой чистой и искренней, какая у него только могла быть. Он действительно был сосудом. Грязным, оскверненным, покрытым копотью и кровью. Испещренным сколами и трещинами. Он был неправильным, неподходящим, недостойным, но все-таки именно в нем плескался этот ослепительно-белый божественный свет, который оставался с каждым, к кому Маркус прикасался. Он приподнял лицо Томаса за подбородок так, чтобы голова оказалась чуть запрокинута, и наклонился, прижимаясь губами к губам, целуя чувственно и неспешно, стараясь вложить в поцелуй все свои эмоции, всю свою благодать, всю свою любовь к нему. Маркус придерживал голову Томаса ладонью и поглаживал большим пальцем по виску. Почувствовав влагу, Маркус нахмурился и чуть отстранился. Взгляд Томаса постепенно прояснялся, из уголков глаз текли слезы, но тем не менее он был жив, он был здесь и не интегрирован. — Маркус? — он, кажется, не верил тому, что видел. — Да, — тот кивнул, отодвигаясь и готовясь в любой момент отпустить его, если Томас захочет. — Это действительно ты? — Конечно. — Ты вернулся, чтобы остаться со мной? — голос Томаса дрожал, а сам он казался особенно несчастным и замученным. — Да, — Маркус успокаивающе поглаживал его по плечу. — И больше никогда не уйдешь? — Никогда. Обещаю. Маркус улыбнулся тепло и открыто, а Томас прижался к нему крепко-крепко, уткнулся лбом в шею, зажмурился и медленно, с явным облегчением выдохнул. Теперь все точно будет хорошо.