It was my chocolate!

Юнги был очень умным мальчиком в свои семь лет, гораздо умнее всех своих сверстников и, в отличие от них, понимал, что поедание мороженного на скорость зимой на улице при температуре минус пятнадцать ничем хорошим не закончится. Но, как и все юные гении, был высмеян и назван трусом. Юнги — не трус, он просто взрослый альфа с трезвым взглядом на мир. И, возможно, он бы не обратил внимание на это обидное прозвище и просто ушёл бы домой играть в приставку или, как хороший сын, помогать папе убирать квартиру, и тогда всё бы было хорошо. Было бы, если бы не противный, круглый Вонхо со своим насмешливым голоском. — Да ему просто слабо, ребята! Он боится застудить своё нежное горлышко, совсем как омежка. Да, Юнги? Просто скажи, что тебе слабо! Слабо! Слабо! И что значит весь гений Юнги перед этим злосчастным «слабо»? Абсолютно ничего! Мин победил и, наверное, должен радоваться тому, что смог утереть нос этим самодовольным альфам, но вместо этого он сидит на твёрдой кровати, застеленной накрахмаленными белыми простынями и «наслаждается» больничным запахом. Папа бегает от сумки к полкам и старательно перекладывает вещи, попутно что-то бормоча о непутёвости сына, глупых детях, с которыми Юнги больше не будет общаться, и о родителях этих детей, с которыми он обязательно поговорит. — Уже ребёнка нельзя на улицу выпустить, чтобы потом в больницу не загреметь. Ух, не дай бог, встречу этих засранцев. Ну, а ты, Юни, ты же у меня умный мальчик, зачем ты спорил с этими глупыми альфами? Знаешь же, что нельзя есть мороженое в такой холод! Юнги уже открывает рот, чтобы сказать папе, что, вообще-то, он отстаивал свою альфью гордость и если бы он этого не сделал, то до конца жизни б терпел издевательства Вонхо и прозвище «трусливая омежка», но папа быстрым взмахом руки приказывает замолчать. — Помнишь, что врач сказал, милый? Тебе нельзя напрягать свои голосовые связки, так что молчи… Куда же я подевал тёплые носки? Юнги дует щёчки и хмурится. Его положению не позавидуешь уж точно. Мало того, что болезнь пришлась на зимние каникулы и теперь вместо того, чтобы целыми днями играть в видеоигры, после обсуждая новые уровни и сложные задания с друзьями, он будет лежать в этой медицинской тюрьме с горлом, в которое будто несколько ежей засунули, так ему ещё и говорить нельзя. Прекрасно! Не то чтобы Юнги был большим любителем поболтать, но объяснить всё папе хочется. — Ну, не дуйся, Юни, подари папочке улыбку. Папа любит улыбку своего малыша, — произносит мужчина, подходя к альфе. Он усаживается рядом с грустно-сердитым сыном и треплет его щёчки, после нажимая на носик. Малыш всё же хихикает и перехватывает руки папы, после смотря в его глаза и пытаясь передать, как ему жаль за случившееся. — Не переживай, солнце, ты не виноват, — всё же мужчина понимает, что пытался сказать его сын, и в качестве утешения гладит того по взъерошенным волосам. Юнги улыбается и сильнее прижимается к тёплому боку папы. — Эй, Юнги! К тебе тут гости! — кричит знакомый голос из больничного холла. Дверь в палату с громким хлопком открывается, и на пороге появляется отец малыша-альфы с ярко-красным пакетом, в котором радостно шелестит упаковка чего-то явно вкусного. Надо признать, что Юнги сильный альфа, но даже у него есть такая маленькая слабость, как сладости. Ради одной плитки вкуснейшего молочного шоколада он готов и пол в гостиной помыть, и за омежку заступиться, и мир захватить. Отец проходит в палату к сыну, и теперь на пороге можно увидеть ещё двух человек с такими же, полными сладкого удовольствия, пакетами. О… это что? Двоюродная тётя Юнги, которая живёт в Америке? Неужели и она привезла ему конфеты из этой прекрасной страны, в которой были созданы такие шедевры кондитерского дела, как «Snickers», «M&M’s», «Bounty»?! Ох, а если она угостит его конфетами «шоколадная смерть»? Мальчик долго грезил о том, чтобы попробовать шоколадные черепа на вкус, и теперь он очень надеется на то, что любимая двоюродная тётушка привезла их. Если это так, то Юнги даже представлять боится, как все будут завидовать ему. — Да, Юнги, это действительно то, о чём ты думаешь, — задорно произносит отец и с неким восторженным ребячеством высыпает на твёрдую кровать Юни всё содержимое пакета, то же проделывают и два человека, зашедшие после старшего альфы. И… о господи, у Юнги буквально слюнки текут! Струйка скатывается по детскому подбородку и капает на белую простынь, оставляя на ней мокрый след. А это… В глазах малыша вспыхивают звёзды, когда он замечает тёмную круглую коробку с заветными конфетами. Ладно, ради этого рая Юнги может перетерпеть ежей в горле. — О, боже, Юни, слюни подбери, — пищит папа и, придерживая подбородок малыша, с нажимом вытирает струйку слюны. Малыш отмахивается от папы и очаровательно краснеет под общий смех взрослых. — Я знаю, что ты очень хотел эти конфеты, Юнги, попробуй! — говорит (всё-таки) двоюродная тётя младшего альфы и протягивает ему круглую коробку. Юнги задерживает дыхание и протягивает дрожащие ручки к заветным сладостям. Вот эта коробочка у него, и сейчас он познает вкус шоколадной смерти. Дрожащие пальчики пытаются открыть конфеты, и у них это почти получается, но предстоящее наслаждение прерывают вновь открывшаяся дверь и уже немолодой врач. Он высматривает что-то в своём списке, а затем поднимает глаза и глядит на всех собравшихся поверх своих прямоугольных очков. — Это что такое? Мин Юнги нельзя никаких сладостей, уберите весь этот шоколад сейчас же, — холодно произносит врач, входя в палату и даже не подозревая, что только что разбил все детские мечты вдребезги. Этот дьявол в белом халате вырывает из рук альфы коробку и всучает её отцу семейства Мин, повторяя свои жестокие слова: — Уберите всё. Отец кивает и собирает в пакеты всю гору сластей Юнги. Мальчик смотрит на широкие ладони отца, которые загребают всё, что видят, и чувствует, как сердце медленно покрывается трещинами, а грёзы развиваются сахарной пылью по ветру. И Юнги совсем не планировал плакать, но против его воли в уголках глаз собираются совсем не альфьи слёзы. — Что ты, Юни, не расстраивайся. Вылечишься, приедешь домой и всё-всё съешь, — громко вскрикивает папа и прижимает сына к боку в попытке утешить. Юнги обнимает папу в ответ и согласно кивает. Да, он обязательно выберется отсюда и съест всё, что не смог сегодня. Вот только его времяпрепровождение в больнице снова лишено каких-либо плюсов.

***

Отец застёгивает синюю пуховую курточку сына и поправляет его шапочку с помпоном, который Юнги ненавидит всей душой. Папа разговаривает с противным врачом, отдающему какую-то исписанную бумажку и, наконец, прощается с семьёй Мин. — Ты собрал Юни, милый? — Мы с ним уже давно собраны, всё ждём, пока наш дорогой папа наговориться с дядей-врачом, да, Юн? — Да, — тихо говорит Юнги, хватая папу за руку и направляясь к выходу. Целые три недели Юнги пробыл в этом аду, пропахшем кварцем и сиропами от кашля. Целые три недели он ел невкусные супы и котлеты, разительно отличающиеся от наивкуснейших блюд папочки Юнги. Целые ТРИ недели он пил сиропы и глотал по-настоящему огромные таблетки. И всё это он терпел ради момента, который вот-вот настанет. О, да, наконец, пройдя через столько мучений, он придёт домой и съест весь шоколад. Слюна скапливается во рту, глаза горят огнём и сердце бешено стучит. Наконец-то, настал этот долгожданный час. Час его блаженства. — Залезай, Юнги, и не забудь пристегнуться, — заботливо проговаривает папа, открывая дверцу машины. Мальчик забирается на заднее сидение и пристёгивает ремень безопасности, на что получает папино «умница». Мотор с грохотом заводится, и через несколько секунд машина трогается с места, направляясь к дому Минов. Юнги не может уже сидеть на месте. — О, Юни, забыл сказать, дома тебя ждёт сюрприз, — оповещает малыша папа, поворачиваясь к нему. А настроение Юнги ползёт вверх. Ещё один сюрприз? — Какой, папа? — спрашивает он всё ещё слегка осипшим голосом. — Твоя двоюродная тётя прилетела к нам с племянником её троюродного брата; Чиминни очень милый малыш, думаю, вы подружитесь. Ладно, Юнги ожидал большего. Торт, например. Но, так и быть, он смирится с этим Чимином, если тот не такой же глупый альфа, как и те «друзья» Юнги. — Сколько ему лет? — Он младше тебя на два года. Лицо Юна слегка кривится, когда он понимает, что дело придётся иметь с малявкой. — Я не дружу с мелкими альфами. — Юнги, Чимин не альфа. Ах, так ему придётся иметь дело с малявкой-омежкой. Отлично! Ладно, Юн может потерпеть, если этот омега не будет слишком надоедливым. Машина тормозит около небольшого домика, и лицо младшего альфы снова светится счастьем. Он быстро отстёгивает ремень безопасности и пытается открыть дверь. — Сынок, не торопись так. Папа помогает Юну выбраться из машины, и малыш уже хочет вбежать в дом, но отец ловит его за капюшон, останавливая. — Не торопись, кто твои вещи забирать будет? Юнги хмурится, недовольный тем, что его встречу с прекрасными сладостями откладывают как только могут, но отцу не перечит, забирает свои вещи и быстрыми шажками направляется в дом. Дверь открывается и впускает семью в тёплый домик, где вкусно пахнет папиным рагу. Встречать их выходит тётя в любимом халате папы Юни и со смешными бигуди на голове. — Привет, малыш, как ты? — Всё хорошо, тётушка. Альфа ставит свои вещи на комод около двери и снимает курточку, шапку и ботинки. Он пулей выбегает из коридора на кухню и принимается шарить по полкам в поисках конфет. Одна полка, другая, третья, четвёртая, пятая, а конфет нигде нет. На кухню заходят отец и папа, смотрят на Юнги, устраивающего бардак и недовольно смотрящего на крупы. — Юни, милый, что ты ищешь? — спрашивает папа, присаживаясь на корточки и ловя неугомонного альфу. — Конфеты, — коротко отвечает малыш, пытаясь выбраться из рук папы, но тот сжимает мальчонку крепче и как-то стыдливо (что очень не нравится младшему альфе) смотрит на сына. — Папа, где мои конфеты? — требовательно спрашивает Юнги, зло хмуря бровки. — Дорогой, понимаешь… Чиминни совсем маленький и у него нет родителей, а ещё он в чужой для него стране и его день рождения недавно был. Ну, вот я ему, чтобы он не расстраивался, дал твоих сладостей. Юнги ушам своим не верит, он смотрит на папу, который нежно улыбается и не может поверить в то, насколько сильно сейчас его предал этот человек. Его конфеты, ЕГО конфеты и какому-то там Чиминни. — Мои конфеты? — вскрикивает Юнги, скидывая со своих боков руки папы. — Не злись, Юнги, ты же альфа! Пойми, как тяжело маленькому омежке без родителей в незнакомой ему стране. — Все конфеты? — всё так же зло спрашивает Юн. — Ну, те, которые черепа, может, они остались, но… Папа не успевает договорить, а Юнги мчится в свою комнату (а он уверен, что этот мелкий вредитель находится в его комнате). Альфа с силой распахивает дверь и на всех парах влетает в свою обитель, где сейчас в окружении цветных карандашей и обёрток от конфет сидит пухлый малыш. И, о боги, он как ни в чём не бывало поедает шоколадный череп. Взгляд Юнги падает на пустую чёрную коробку, и злость медленно закипает в жилах мальчишки. Он снова смотрит на перепачканного в шоколаде омежку, на обёртки, где некогда теплилась сладкая молочная жизнь, и просто взрывается. Этот паршивец смотрит своими большими глазками на альфу, который с красным от злости лицом идёт на него. — Это мои конфеты! Ты съел мои конфеты! — рычит Юнги. Омежка глупо хлопает ресницами, а затем говорит: — Эти конфеты мне подарили на день рождения, они мои, глупый альфа. Ну, всё! Юн не был альфой, который ненавидел омег и всячески их задирал, он, вообще, был очень воспитанным малышом, но если покусились на самое дорогое, то ему плевать, омежка ты или альфа, тебе не жить! Юнги с рыком бросается на наглого малыша-омегу, который тут же пищит и начинает плакать. На крики прибегают папа, отец и тётя Юнги. Отец тут же поднимает брыкающегося Юна, а папа подбегает к захлёбывающемуся в слезах Чимину. Он обнимает его и шепчет успокоения, махая мужу, чтобы тот увёл Юнги отсюда. Сегодня ему предстоит выслушать много нотаций, ругань, папину обиду и наказание в виде лишения сладостей на месяц (будто ножом по сердцу, честно). А ещё Юнги придётся извиниться перед Чимином и потом играть с ним целый день. Ладно, возможно, этот Чимин даже немного миленький, но шоколад ему Юнги не простит никогда!

***

Чимин стоит с продуктовой корзиной и внимательно рассматривает срок годности молока, сравнивая его с предыдущим экземпляром. Наконец, омега выбирает молоко и кладёт его к остальным продуктам в корзину. — Вроде всё купили. Ничего не забыли, Юни? — обращается он к альфе, стоящему позади него. Юнги ничего не отвечает, достаёт из-за спины пачку ирисок и протягивает их Чиму. — С этим мы купим всё. Чимин закатывает глаза и укоризненно произносит: — Юнги, нам не нужны сладости. Ты и так их много ешь. — Неправда, я уже давно не покупал себе ничего. — Зато вчера ты съел весь мой зефир, который я покупал лично для себя. С тебя хватит. Юнги складывает руки на груди, приподнимает бровь и начинает свою тираду: — Я помню, как однажды, вернувшись из больницы, предвкушая райское наслаждение для своих вкусовых рецепторов, не обнаружил ничего из тех вкусняшек, которые покупали МНЕ. Ах, чего только там не было: и весёлые мармеладные мишки, и нежные шоколадки, и хрустящие вафельки. Я так долго ждал того дня, когда смогу всё это съесть. И вот, после трёхнедельного заточения в больнице я приезжаю домой весь такой радостный, и что я вижу? Перепачканного омежку, с удовольствием поедающую МОИ конфеты! Чимин взъерошивает свои волосы и страдальчески стонет. — О, боже, Мин Юнги, прошло уже пятнадцать лет, а ты до сих пор мне это припоминаешь! — Ты знаешь, Мин Чимин, я люблю тебя больше всех на свете, но этого я тебе никогда не прощу. Ни-ко-гда. — Хорошо, бери свои ириски, — дуется Чим и обиженно плетётся к кассе, а за ним радостно идёт Юнги, прижимающий к своей груди упаковку ирисок.