Встреча
Девушка сидела напротив, не сводя с него любопытного взора, и не выказывала ни малейшего беспокойства. Ишшину всегда казалось, что такие, как она, должны немедленно падать в глубокий обморок при виде истекающих кровью рослых мужиков и окровавленных мечей длиною в средний человеческий рост. Но девушка оказалась исключением. Она не только не спешила визжать, шарахаться и убегать без оглядки, а напротив, преспокойно опустилась на колени возле него, не боясь испачкать образцово-аккуратную одежду. Достав из кармашка чистый носовой платок, она осторожно обтерла им кровь, заливавшую глаза мужчины. Он посмотрел на нее, щурясь словно от солнечного света, удивляясь про себя пышным, несмотря на долгий ливень, рыжим волосам, наивному взгляду, маленькой хрупкой фигурке. Непогода продолжала набирать обороты, и капли дождя, непрестанно льющегося уже целую вечность, вымочили ее платье до нитки. Храня в памяти свое поражение, Ишшин хотел крикнуть девушке “Беги!”, но из горла вырвался лишь несвязный хрип. Сил не осталось даже на это. Не расслышав его, она склонилась чуть ниже, снова обтирая нахмуренный лоб мужчины – на этот раз от назойливо лезущей в глаза дождевой воды. Ишшин снова захрипел, безуспешно порываясь встать, вкладывая в отчаянное предостережение всю оставшуюся энергию. - Меня зовут Куросаки Масаки, - неуместно хихикнув, звонко сказала девушка. – Теперь вы в безопасности, - беспечно продолжила она, оглядываясь по сторонам. Видя, что до Ишшина информация доходит с трудом, девушка успокаивающим жестом положила ладошки на его судорожно вздымающиеся плечи. - Все хорошо, успокойтесь, - эти слова прожурчали где-то вдалеке, почти минуя слух Ишшина. Он видел теперь лишь ее глаза – большие, золотисто-коричневые, рассеивающие своим светом навеянную ливнем мглу. После, продолжая цепляться остатками сознания за ткань реальности, он чувствовал, как его подняли и куда-то понесли, слышал испуганные и недоверчивые голоса, рубленые фразы, чье-то озлобленное шипение “Чертов шинигами!” и противоречиво вторящий всему этому хору тихий, но уверенный в своей правоте голос. В полумраке комнаты, куда его наконец принесли, он снова увидел глаза Масаки, и лишь тогда провалился в спасительное забвение.Единение
У него никогда не было такой – юной, доверчивой, невинной. Ишшин привык руководить на плацу, но не в постели; ему еще не приходилось учить искусству любви юную душу. Квинси на удивление мирно отпустили их обоих на все четыре стороны. То ли опасались его, бывшего капитана Готэй-13, то ли потеряли всякий интерес к такой необходимой еще вчера последней Куросаки. А может в кои-то веки прислушались к голосу молодого поколения в лице невозмутимого Рюукена… В любом случае, никто не преградил им дорогу на пути к маленькому храму, приютившемуся на окраине городка. После они беспрепятственно добрались до крошечного домика, ставшего их семейным гнездом в последующие годы. Ишшин лишь хмыкнул про себя: на его памяти ни одно из посещений генсея не обходилось без помощи Урахары. То гигай подкинет, то экстренную связь с Сейретеем, то вот дом, как теперь… Масаки сидела на подоконнике, обхватив руками колени и напряженно вглядываясь в бесконечную стену дождя. Услышав шаги Ишшина в коридоре, девушка вздрогнула, оборачиваясь и ловя его вопросительный взгляд. Улыбнувшись, покачала головой. - Все хорошо, дорогой… Ишшин подошел к ней, осторожно обнимая хрупкие плечи, привлекая к себе, поглаживая спутанные золотистые локоны. В тысячный раз позволил мучительным вопросам вторить стуку дождевых капель по плоской крыше домика – что она нашла в нем, почему так безрассудно пустилась за ним, не ведая, куда в конце концов приведет их выбранный путь, зачем покинула семью, надежный клан, респектабельного и многообещающего Рюукена. Их оказалось слишком много – невысказанных вопросов, не полученных ответов. - Потому что ты, - прошептала Масаки, по-прежнему глядя в объятия ливня. Теперь вздрогнул Ишшин. Он привык к тому, что Масаки, не таясь, читает его мысли, привык к ее переменчивому настроению – от сосредоточенной серьезности до ребячьей дурашливости. Но безграничная нежность, родившаяся в их неожиданном союзе, никогда не станет одной из его многочисленных привычек. Голос, ласкающий слух, отблески солнечного света в волосах, едва уловимый запах, навевающий мысли о покое и неге – все это вечно будет сиять в ней. Доверие, с которым она шагнула к нему под нескончаемым ливнем, надежда, подаренная в час отчаяния, вера, вплетенная в первое рукопожатие – память о встрече их душ будет с ним всегда. Он склонился еще ниже, целуя волосы жены. Тонкие пальчики накрыли его руки; Масаки оторвала взор от окна, доверчиво прижимаясь к Ишшину. - Пойдем, - тихо позвал он ее, не торопясь подкрепить слова действием, предоставляя Масаки самой решить, как она желает провести эту ночь. Девушка засмеялась, пряча за улыбкой смущение. - Не знала, что шинигами так галантны, - и прижалась еще ближе, обвивая руками шею Ишшина, согревая дыханием его губы. Он снова подумал, что такой у него не было – нежной, притягательной, упоительной. Такой, для которой любить так же естественно, как и дышать. Такой, которую не забыть вовек. Даже если мир перестанет вращаться вокруг собственной оси.Продолжение
Зайти в больничную палату, зная, что там находятся два самых драгоценных существа, было для Ишшина почти подвигом. Он слишком привык видеть на больничных койках искалеченных, страдающих, мечущихся в бреду, отходящих в мир иной, но абсолютно чужих ему людей. Но сегодня за белой дверью его ждало нечто другое – новая жизнь, новая судьба, новая надежда. Масаки, утомленная долгими родами, спала так крепко, что не услышала стука входной двери. Почти на цыпочках подошел Ишшин к ее кровати, вглядываясь в черты лица любимой. Едва заметные тени под глазами, немного запавшие щеки – единственные признаки перенесенного испытания. Затаив дыхание, Ишшин перевел взгляд на лежащий рядом с Масаки сверток, перевязанный синей ленточкой. Младенец не спал, более чем осознанно изучая появившееся над ним лицо отца. Его глаза – точь-в-точь как у Масаки, - пронзительно смотрели на Ишшина. Мужчина вздрогнул под этим испытующим взглядом, мысленно оглядываясь назад, вспоминая прошедшие дни и годы. Теперь вся его долгая жизнь казалась жалким коротеньким прологом к тому, что он пережил за неполный год в мире людей. И порой ему казалось, что судьба смеется над ним, раз за разом подкидывая задачки на уровень сложнее предыдущей. Поражение следовало за победой, надежда вторила гласу отчаяния, а жизнь, упрямая и несгибаемая, упорно брала свое. Встреча с Масаки, ее любовь, ее вера в него, их новая жизнь и, наконец, живое продолжение их истории – все это длилось чуть меньше года, а по своему значению превзошло всю предыдущую жизнь Ишшина. И порой он задавался вопросом: а была ли это настоящая жизнь? Думая, как же назвать первенца, какое имя могло бы принести удачу этому обреченному на вечную борьбу ребенку, Ишшин не заметил, как Масаки открыла глаза, с нежностью глядя на два профиля – мужа и сына. - Пусть будет Ичиго, дорогой, - прошептала она, находя руку мужа и прижимаясь к ней щекой. - Тот, кто защищает? Масаки кивнула, наслаждаясь присутствием мужа и вновь прикрывая глаза. - Не много ли мы взваливаем на него, давая такое имя? - Он справится, - уверенно проговорила Масаки, - потому что лучший, потому что первый, потому что так предначертано судьбой, потому что… Она задумалась, не зная, чем еще объяснить исключительность бесконечно дорогого его человечка. - Потому что мы всегда будем любить его, всегда будем рядом, что бы ни случилось. И он будет это знать, - закончила она, улыбаясь. Ишшин кивнул, принимая ее решение, и поцеловал невозмутимо спокойного сына в лобик. Затем поднял малыша на руки и подошел вместе с ним к окну, за которым дождь омывал буйно зеленеющий парк.Прощание
Масаки крутится возле зеркала, поправляя пышные складки легкой летней юбки, а Ишшин следит за ней и чувствует себя желторотым мальчишкой, впервые осознавшим всю притягательную прелесть женской фигуры. Масаки кружится, напевая какой-то до боли знакомый мотив, делает еще один оборот и резко останавливается, ловя пристальный взгляд мужа. Краснеет, как и десять лет назад, когда едва оправившийся от ранений молодой шинигами без лишних предысторий делал ей предложение. И задорно смотрит на Ишшина, не спеша упасть в его раскрывшиеся объятия. Еще один поворот – и она опять смотрит на мужа, прекрасно понимая, какое впечатление производит на него ее разрумянившееся личико, разметавшиеся по плечам кудри, радостный и слегка затуманенный от сумасшедшей любви взгляд карих глаз. Ишшин не выдерживает этой пытки расстоянием и шагает вперед, хватая упрямицу, прижимая к себе, чувствуя, как его сердце колотится от ощущения нежности, доверчивости, податливости Масаки. Время останавливается, и Ишшину кажется, что в десять лет его совместной жизни с Масаки влезет не одно столетие, что они обогнали саму вечность, что так тепло, спокойно и сладостно будет всегда. Найдя губы жены, он припадает к ним, не чувствуя под собой ног, осознавая себя нынешнего и вспоминая себя прошлого, впервые поцеловавшего любимую женщину в ночь после свадьбы. И снова поцелуй длится вечность – никак не меньше, и снова Масаки первая разрывает его, пряча под показной укоризненной улыбкой трепещущее внутри желание. И снова Ишшин силится удержать ее, обвивая руками тонкую талию, дивясь про себя, что родив троих детей, Масаки не потеряла девчоночью легкость и стройность. Бессильный перед ее притяжением, он со вздохом прижимается лбом к ее лбу, затем поспешно покрывает поцелуями нос, щеки, лоб, виски Масаки, виновато шепчет: - Возвращайся скорее, на сегодня прием закончился. Масаки опять смеется, легко выскальзывая из его объятий, поправляет юбку и волосы и шлет воздушный поцелуй, берясь за ручку двери. - Теперь мне придется бежать, дорогой, ведь Ичиго не любит ждать. Прямо как ты! – и, послав напоследок еще один поцелуй, Масаки выбегает за дверь. Ишшин провожает ее взглядом, все еще находясь под впечатлением от поцелуев, и лишь когда Масаки исчезает за поворотом, замечает, что на летнем небе сгустились тучи, и тяжелые капли дождя выбивают на придорожной пыли крохотные лунки. Первым его порывом было догнать Масаки, передать опрометчиво забытый зонтик, но вспомнив, как жена любит теплый летний дождь, с каким наслаждением поставляет лицо освежающей влаге, Ишшин закрывает дверь, направляясь в детскую, где спят Карин и Юзу. Сидя между одинаковых детских кроваток, не решаясь разбудить сладко спящих девочек, Ишшин долго смотрит в окно, на скрывшую горизонт серую завесу, на разбивающиеся о стекло прозрачные капли дождя.Вечность
Ишшин дрожит, но не от того, что промок насквозь. Ичиго смотрит на него отсутствующим взглядом, и Ишшин видит в стеклянных глазах сына отражение собственной безысходности. Дождь льет вовсю, почти хлещет тугими струями по лицу, и не разобрать, где слезы, а где просто вода. Вызванная бригада медиков накрывает прорезиненным холстом тело, бывшее вместилищем солнечной души Масаки, и поспешно вталкивают носилки в машину. Кто-то говорит Ишшину, когда можно будет забрать тело, но он ничего не слышит, механически кивает, прижимая к себе ставшего таким маленьким сына. Небо продолжает изливать на землю свою скорбь: где-то вдали гремит гром, и отблески такой же далекой молнии слабо озаряют сгущающиеся сумерки. Вдруг Ичиго пристально смотрит на отца и с детских губ срываются слова, окончательно добивающие Ишшина: - Неужели этот дождь никогда не прекратится? Вздрогнув, мужчина еще крепче прижимает к себе мальчишку и неспешно, спотыкаясь, идет домой. А дождь идет следом, веет холодом в спину, отмечая шаг за шагом. Такой же ливень шел в тот день, когда Масаки спасла его, самоуверенно бросившегося на заведомо более сильного врага. Дождь шел в день их свадьбы, в день рождения Ичиго. Идет сейчас, хотя жизнь замерла в оцепенении, и Ишшин впервые не знает, что ему делать, зачем жить и куда двигаться дальше. Он точно знает, что дождь всегда будет идти в его опустевшей душе. Знает, что впереди пустота, проклятая вечность бессмертного, несуразное и бессмысленное существование, но где-то в глубине души бьется крошечный пульс надежды, отражается пробивающийся сквозь серые тучи солнечный свет. Масаки умерла, но ее душа всегда будет рядом. Их любовь никогда не рассыплется в прах, и доказательством будет уснувший на его руках сын и спящие дома дочери. И он снова найдет Масаки, как и десять лет назад, на краю вечности, на грани миров, там, где идет нескончаемый дождь, и небо оплакивает сломавшуюся за шаг до мечты надежду.14 марта 2013