Вечернее...

Окделл… Рокэ опустив взгляд перебирает струны гитары, заставляя их петь. Глядеть в сторону притаившегося в кресле Дика совершенно не хочется. Слишком раздражает маршала выражение настороженности на юном, по-северному красивом лице, которое один в один повторяет лицо Эгмонта. Неотвязное выражение, к которому можно уже было бы привыкнуть, но увы… Старший властитель Надора глядел не так. Губы маршала дрожат в едва заметной усмешке, которая горчит, стоит лишь подумать об Окделле-отце… Окделл… Звучит, как проклятие… Не то, фантомное, о котором Росио предупреждали почившие предки — древнее, как небо, исторгнутое взбешенным Ринальди, а шитое белой нитью, длящееся который Круг, родившееся из недоразумения, из-за недопонимания, из-за дурной горячности северных, по сути должных быть рассудительно-холодными эориев. И, кажется, Рокэ именно тот, кому суждено хлебнуть этого второго проклятия через край. Сначала, покорный в своей беспомощности, загнанный в ловушку и преданный всеми и прекрасный даже в поражении Эгмонт, а теперь вот это… Рокэ все же кидает быстрый взгляд на насупившегося в соседнем кресле мальчишку. Влекущий, подобно изысканному лакомству — взгляд не отвести, и в тоже время, испуганный, живой, любопытный…однако гордость и предубеждения, впитанные с ядовитым молоком матери, не позволяют юноше открыто выказать что-нибудь кроме враждебной настороженности. И не сладить с этим даже душистому южному вину. Маршал дергает струны, заставляя их звенеть пронзительно громко, и в награду ловит острое недоумение серых, почти как у отца, невероятно глубоких и красивых глаз. Улыбается в ответ почти зло — пряча тоскливое предчувствие того, что все ЭТО добром не кончится, так же как с… Думать о герцоге-отце больно, до сих пор, и время здесь не лекарь… Пускать слюни на герцога-сына — стыдно перед самим собой, в особенности помня собственное надменно брошенное в лицо Ричарду: «Спать с собственным оруженосцем пошло». «Действительно — пошло… И потому так изощренно насмешливы слова, обжигают почти надорским холодом взгляды, ни капли тепла, юноша, лучше ненавидьте, если сил достанет. Мы все прокляты, идем Круг за Кругом по замкнутому кольцу Лабиринта, причиняя друг другу боль. Ненавидьте, юноша… А я… — думает Рокэ, снова склоняя голову и запутывая взгляд в натянутых звенящих струнах, — я буду любить вас, как вашего покойного батюшку и прикрывать от беды, чего, увы, не смог сделать для него».