Чувство ностальгии по вересковым пустошам на пологих холмах в пригороде Троттингема

Закрылись её глаза не скоро. Поцеловав её ещё раз, я отправилась домой, оставив её в символе вечности. Так было правильно, казалось мне. Пришла домой, проведала маму. Сильно она на неё кричала. Приятно было напомнить, что мама в ней души не чает. И почему ей кажется, что папа погиб? Без него так тоскливо. Пыль опять осела повсюду. Повесила куртку на место. Помыла чайный сервиз, тоже поставила его на место. И легла в постель поскорей, но глаза всё закрыть боялась. Заплакала. День был какой-то особенно тяжёлый. На следующее утро встала как всегда рано. Сходила в сад. Поработала там. Проведала маму. Полила розочку в горшочке. С нежного бутона упал лепесток. И легла у себя в комнате — грива, и без того запутавшаяся за ночь, теперь была в ещё более плачевном состоянии, и без сожаления на причёску не глянешь. Раздался стук в дверь. Четыре раза. Не надо сейчас плакать. Только не сейчас, Лирика. Я утёрла слёзы копытами, стараясь, чтобы не осталось следов, и тогда раздалось четыре лёгких удара в окно. Выдохнула. Направилась к окну, раздвинула шторы. Пичи Питт неловко улыбнулась. — Пичи Питт, у меня к тебе просьба… Если я однажды… Такое может случиться, если вдруг я однажды опять стану такой как раньше — потеряю разум… — Этого не будет. — Просто пообещай, — глаза у меня наполнились слезами. — Что ты покажешь мне этот конверт и заставишь вспомнить, поможешь мне найти тебя, чтобы ни случилось, ты передашь мне этот конверт, когда придёт нужное время. — Обещаю тебе. Пять лет назад она так же неловко улыбнулась, когда я подошла к ней, бесцельно бродящей посреди пустошей. Но и тогда, и сейчас её кое-что объединяло. Она достало письмо и показала на него копытом. Как пять лет назад в настоящем мире я не умела читать — так она и не могла найти дорогу к моему дому пять лет назад в своём сне. Как совсем недавно в настоящем мире мы впервые поцеловались — так теперь недавно в её царстве памяти она почти нашла способ спастись. Но даже если мне понадобится вся вечность, чтобы она вспомнила, я не отступлюсь и буду через смертельную боль смотреть, как она раз за разом умирает, стараясь выполнить данное мне обещание. Может, она бы давно сдалась, если бы не это обещание. Или, может быть, её сдерживают тихие рыдания стоящей над её телом маленькой кобылки, которую она спасла из её же разума. Так или иначе, после всех моих странных желаний, которые она исполняла всегда в настоящем мире, после всего того, что я увидела во время её попыток выбраться из этой временной петли памяти, у меня теперь к ней лишь одна просьба. Просыпайся. Заколдованная кобылка.