Септима

      Все, что я помню - это едва заметные лучики солнца, проглядывающие из-за серых облаков. Они напоминали старые половые тряпки, еле как плывущие по унылому небу. Тогда было дождливо. Жуть как прохладно и грустно-весело от такой странной погоды. Голова налилась свинцом, было трудно двигаться и воспроизвести хоть одну разумную мысль. Я побрел домой, неспешно и уныло. Лица прохожих наполнялись апатичностью, несчастьем и какой-то агрессией. Пассивной агрессией.       Серо-блеклый автобус, сливаясь с лицами и нарядами прохожих, медленно подъехал к грязной остановке. Пыльные и ветхие кресла мигом наполнились недовольными обликами, не оставив свободного места. Болотное пальто из явно качественной шерсти расположилось передо мною. В этом костюме сидел пожилой мужчина, чья серая борода, на удивление, сильно выделялась среди других. Я не видел его лица, но видел свет от изумрудных глаз впереди. На минуту я представил каким бы был он молодым: волосы, как черная смоль, глаза изумрудно-кислотные и худое, острое аристократичное лицо. Мне показалось это чарующем и странным.       Бесцветные лужи, которые обволакивали старые кеды своим негостеприимством. Зайдя в такой же серый, замшелый дом я сел на такое же старенькое кресло. Клетчатое и выцветшее. Оно было таким красным, ярким, в клетку цвета новогодней ели. Будто кресло Санты Клауса.       Я взял гитару, некогда черная с металлическими струнами. Немного расстроена, но звучащая так же неплохо. Я вспомнил твое розово-бледное платье из прозрачного тюля, висящее рядом с теснящимся в углу моим черным пальто. Розовые штанишки, обволакивающие костлявые, но широкие бедра. Розовые не приторно, как у барби. Сладко-карамельные и сидящие немного неровно, иногда спадающие, которые ты подхватывала изящным ремнем. Наивные голубые глаза, словно небо. Почти невидимые, но до одури манящие и яркие. Бледная кожа цвета слоновой кости, хрупкие ключицы, которые казалось бы можно сломать одним лишь поцелуем.       Не помню твое имя. В серой-болотной кучи грязной лужи забывается все, даже самое дорогое. Что-то напоминающее простецкое повседневное Кейси. Кейси...       Эльфийские ушки, на которых не было даже следа от серьг. Они бы затмевали ангельское лицо, полупрозрачное, хрупкое, тонкое. Совершенно глянцевое и белое, как ромашки.       Ромашки. Твои любимые цветы. Еще ты любила розы, я четко помню это. Алая , горькая кровь из фарфоровых пальцев, когда ты их сжимала в своей слабой руке. Ты любила боль, тебе до жути нравилось это ужасное ощущение и послевкусие кофейной горечи.