С глаз долой...а остальное не могу

С Новым Годом! Это мой вам подарок, дорогие мои!) - Не называй меня так. Терпеть этого не могу. Она улыбается и подлетает ближе ко мне. Проводит ладонью по щеке, от чего на ней появляются лиловые морозные узоры, и я ощущаю тепло от её чувств и взаимодействия трёх магий - её, моей собственной и частички Ивановой, заключённых во мне. - Неужели ты настолько ненавидишь меня, что отказываешься от всего, со мною связанного, включая собственное имя, Эйнджел? Удивительно, как ей удаётся раз за разом чётко, одним голосом разделять значение двух этих слов - моего второго имени и прозвища. Да-да, не знаю, в кого (уж явно не в неведомого папочку!), но мать назвала меня именно так. Поэтому малое (большое, или целое подразумевает под собой так же все титулы, цифры, звания и прочее) полное (а потому тщательно скрываемое от всех, даже от братьев) имя звучит как "Артур Эйнджел Кёркленд". - Будь это в моих силах я бы ещё и внешность поменял,- вздыхаю я, от чего она заливается смехом. - А ещё будь это в твоих силах, ты бы перестал быть страной, не так ли? - слишком серьёзно для своего смеха утверждает она. И вопрос в конце - только дань вежливости. Пожимаю плечами, вытаскивая из кармана футляр с трубкой. Закусываю мундштук и поджигаю табак вспыхнувшим на кончике пальца огоньком. Сколько лет подарку Ивана, а всё равно трубка целая, как новая. Дерево не рассохлось, не потрескалось, только сильнее проступил красный оттенок, да рубины наполнились живым светом - напились крови истории. Горький дым мягко прошёлся по нёбу, прополз по горлу и заполнил лёгкие отравляющим ощущением сожаления. Чему быть, того не миновать. Я не чувствую себя страной. Совсем. В этом моя сила и моя слабость. Не воспринимаю то, что моё тело, чёрт возьми, огромный кусок суши, площадью в 130 395 км² с населением в 25 с лишним миллионов! Не понимаю, как, например, мой глаз может быть Ливерпулем, артерия - Северном, и прочее, прочее... Что небольшое прерывистое родимое пятно в виде скопления точек на косточке стопы - Стоунхендж, тоже, кстати, унаследованное от любимой матушки, а кашель, всё сильнее проявляющийся в последнее время - от угольных туманов. Подношу руку к груди, и сжимаю ткань рубашки от злобы. Неужели моё живое, бьющиеся где-то там, под слоем ткани и кости, сердце - величественный Лондон, город дождей и маньяков? Кто или что из нас следствие и причина - я, своими действиями контролирующий жизнь целого народа, целой страны, или наоборот, все эти люди влияют на моё тело, как подрагивающие нити позволяют контролировать марионетку? Знаете, неприятно думать о том, что всё то, что ты считал своими мыслями, своими воспоминаниями, чувствами - всего лишь общественная жизнь и такое же ОБЩЕЕ МНЕНИЕ И РЕШЕНИЕ, к тебе самому и к собственной личности мало имеющее отношение. Да и личность, вместе характером и та, может быть не твоей сутью, а всего лишь набором устоявшихся в чьих-то головах стереотипов вполовину с тараканами... Но... Я же живу, так? Дышу, двигаюсь, думаю... Я СУЩЕСТВУЮ! И одновременно с этим - меня почти нет. На обычных официальных картах вы не найдёте этот дом, только под грифом "совершенно секретно", "Артура Кёркленда" тоже не во всякой базе данных найдёшь. Хотя он и появляется там периодически, как выпускник одной из престижной, но очень закрытой школы и дипломированный специалист той или иной области. Пару раз в столетие проводится чистка архивов, заметающая все особо выделяющиеся следы моего существования. Мой силуэт можно часто увидеть краем глаза в Парламенте, но никто не скажет вам точно, кто я такой - то ли чей-то младший секретарь, то просто курьер, заглянувший ненароком, может чей-то богатенький сыночек-бестолочь, попавший сюда благодаря кошелю папаши. И только старый консьерж, по совместительству сторож, далеко за полночь приветственно кивает вываливающемуся из очередного кабинета мне с кипой бумаг под мышкой. Он-то уж точно помнит, что только благодаря этому странному парню с колдовскими глазами он выжил в доках Темзы, а после - и на второй войне в Афганистане. А так же то, что за то время, когда он из сопливого юнца стал солдатом, а после - стариком, этот парень не изменился ни на день... Ко мне подходит большинство признаков живого: Питание, дыхание, движение, обмен веществ и энергии... Развитие тоже происходит, пусть и несколько медленнее, чем у людей - может скорость восприятия информации и одинаковая, но перестраивать мне себя гораздо труднее и дольше. По поводу роста говорить неприятно, вот уже который век он не изменяется, хотя раны стабильно и быстро зарастают со временем, какими бы серьёзными не были. Размножение... Заливаюсь краской, только представив это. Ничего такого, но данный процесс меня действительно интересует! С научной точки зрения - откуда-то новые страны появляются, но я никогда не видел, чтобы хоть одна страна-женщина имела роды или хотя бы была беременна! - Ну, я бы так не сказала... В какой-то мере, беременность у нас есть! - Я сказал это вслух? - удивлённо прикусываю трубку, вдыхая чуть больше необходимого и захожусь в кашле, от которого она снова заливается смехом. - Тогда просвети меня - как это было? - хрипло спросил я, убрав трубку обратно. Британия замолчала и совершенно серьёзно зашептала, закрыв глаза. - Это как умирать, только постоянно чувствуешь, что ты больше никогда не будешь одна. Медленно отрыв глаза, она обняла меня за плечи, положив свою голову мне на грудь. Воздух наполнился запахом медового вереска, вытеснив табачную горечь. Нет, всё-таки кое-чем мы различаемся... Она тёплая. Очень. И кожа... Приятно. Не то, что я, с вечно мёрзнущими пальцами и холодными ногами. Неловко, непривычно обнимаю её в ответ, зарываясь носом в её волосы. Я ненавижу её. У меня есть на это право. Но даже то, что я её ненавижу, не мешает мне её любить. Не как мои братья, искренне её любящие, а потому так же искренне меня презирающие за то, что своим появлением я отнял её у них, не как тот, кого она никогда не назовёт, но о котором всегда помнит и в кого пошли своей рыжиной Алистер и Симус, нет. По-своему, жёстко, редко её навещая, забывая её там, на границе между жизнью и смертью. Призраки остаются на земле, когда у них есть незаконченное дело, либо пока существует их тело. А я слишком жаден и зол, чтобы отдавать её небу. Вот так-то. - Эйнджел, прекрати это... Ты тот, кто ты есть и этого не изменить. Ты - страна, и всё это... Твое желание быть человеком, это просто глупо! - шепчет она, не поднимая глаз. - Глупо? - шиплю я, сжимая её в своих объятиях так, что она стонет. - Глупо то, что я просто хочу понять, кем являюсь на самом деле? Понять, почему я часто поступаю не так, как мне хочется или кажется правильным, а совершенно по-идиотски, поневоле подчиняясь решению напыщенных индюков из Парламента?! Глупо то, что я пытаюсь понять - на самом ли деле я что-то к кому-то чувствую или это только отголоски, последствия подписанных договоров? - Да, глупо! - резко оборвала она меня, ударяя меня ладонью по щеке. Охнув, я отступил на шаг, хватаясь за щёку. Мать рванулась вперёд, ко мне, но появившийся лиловый огонь не позволил ей сделать и шага, обхватив паутиной мороза тело. Вытянувшись в струну, она застыла от боли, закатив глаза. Чертыхаюсь и снова делаю шаг вперёд, чувствуя языком металлический привкус крови из разбитого уголка рта - рука у неё всегда была тяжёлой. Протягиваю руку вперёд, к колдовскому пламени, настраиваясь на нужный лад. Здравствуй. Ты помнишь меня? Да, я чувствую, помнишь... Прости, что я так неуклюже разговариваю с тобой... Просто... Не знаю как. Я столько раз видел тебя в других, куда более подходящих тебе руках, и сам ощущаю тебя как часть себя, уже который год, но... За всё это время ни разу не удосужился тебя понять. Ни разу не заговорил с тобой и не поблагодарил. Прости. Я, кажется, совсем отвык быть не одному, что даже не заметил, как кто-то оказался рядом. Простишь? Как я надеюсь на это... Пожалуйста, не хмурься. Позволь мне тебя коснуться. Хотя бы раз почувствовать тебя полностью. Кто же ещё может понять насколько ты... Прекрасна. Да, именно так. Не злись, мне незачем тебе врать, да и... Не смогу. Ты же всё равно всё поймёшь, умница. И даже та, которую ты сейчас сжимаешь в своих объятьях... О, как я ей завидую! Восхищается тобой, честно. Просто... Она боится утонуть в твоей силе. Я? Нет... Не боюсь. Уже не боюсь... Давай, иди же ко мне... Но почему твои пальцы дрожат? От холода, наполняющего тебя? Не может быть. Тогда остаётся или нетерпение в предвкушении, или... Страх. Да, ты боишься, я чувствую. И понимаю почему: оказаться посреди чужого и чуждого мира совсем одной — тяжкое испытание для любой отваги. Но если женщина попадает в беду, мужчина обязан прийти ей на помощь, не правда ли? Я мало похожу на рыцаря, это верно. Но зато могу победить твой страх и прогнать его. Навсегда. Ты хочешь перестать бояться? Хочешь? Иди ко мне, малышка. Прямо ко мне и чуть дальше. В меня. Глубоко-глубоко. Ты же там была уже, верно? И помнишь, как там тебе хорошо... Там, где тебя ждут. Там не будет ни страха, ни всего прочего, одни лишь сладкие сны в ожидании пробуждения. Хочешь видеть сны? Они будут красивыми, обещаю. И счастливыми, потому что ты больше не будешь одинока. Мы будем вместе. До конца времён и после него... Фиолетовые язычки огня перебрались с её тела на мою ладонь, коснулись кожи, отнимая ощущения, проникли вглубь, льдинками поплыли по кровяным ручейкам к сердцу, всё быстрее и быстрее... Видишь? Там, в конце пути тебя ждёт дом. Твой дом. Только твой и ничей больше. Дверь давно уже открыта, постель готова, на плите греется медовое молоко. Я знаю, как ты устала, малышка, потерпи, сейчас твоё странствие закончится, а все тревоги останутся за порогом. Ну же, входи! Что ты шепчешь, робко заглядывая мне в глаза? Близких встречают иначе? Как я мог забыть... Конечно! Дай, обниму. Крепко-крепко. Добро пожаловать домой! Но боги, как же ты холодна... И только это же губительное ощущение спасает меня от бессознательного. Валюсь на колени, тяжело выдыхая морозный, с кусочками инея воздух. Рядом глухо завозилась мать, пытаясь встать с пола, на котором лежала. Сил подняться нет, поэтому подползаю к ней ближе и обнимаю её дрожащее от произошедшего тело. Я знаю, это только иллюзия, созданная магией, но... Я чувствую, как колотится её сердце от пережитого, неведомого ей ранее страха. - Глупо хотеть стать человеком, когда ты изначально им был. Нужно только стараться им остаться. Ведь человек - это не тело или разум, не существо, а сделанный им выбор, и то, что на него влияет. Человек - это прежде всего душа. Поэтому... Не разбивай себя на части размышлением о том, как стать кем-то, уже будучи им, - донёсся до меня её сдавленный шёпот. Целую её в лоб, прижимая к себе и задумчиво перебирая её волосы. Выбор... Какой? Следовать или не следовать своим желаниям? Притворятся или нет? - Быть или не быть, жить или не жить, любить иль не любить? - через силу смеётся она над моими размышлениями. Вот ещё одна причина для ненависти. У неё всё просто, слишком просто, так, как никогда в жизни не бывает и быть не может! В моей - точно. У неё же всё просто... И получается у неё это просто, будто играючи, словно то, что для нас кажется невозможным - ей легче лёгкого... - Как же я тебя ненавижу... - тихо, на выдохе, устало. Она поднимает руку и проводит по моему лицу, снизу вверх, по лбу, к макушке, пытаясь попутно пригладить мои волосы. - Я знаю, Ангел. Пожалуйста, ненавидь меня и дальше. И меня, и его. - Его? Кого? Да и неужели тебе так нравится быть ненавистной для собственного сына? - хмыкаю я, и тут же замираю. Рисунок на полу снова наполняется светом, а значит, у нас осталось не так много времени. - Того, кого ты ненавидишь даже больше чем меня или себя. Того белого юношу, помнишь? - Иван? Нет, он, конечно, блондин, но не настолько же... И скорее серебристый, а не белый, - задумался я. Британия ухмыльнулась, не выдержала и засмеялась. - И-ван? Вот видишь! Ты сам его вспоминаешь при каждом случае! Скриплю зубами под её смех. Стерва... Причём тут это? Ну да, я его ненавижу, да, помню о нём постоянно, но... - Нет. - Даа. - Нет. - Да. - НЕТ! - ДА! Мерлин, Эйнджел! - она вздыхает. - Ты так и не научился любить без ненависти? Моё сопение для неё красноречивее всяких слов. Любовь? О чём ты, мать? О чём вы все говорите мне уже столько времени? Когда-то я думал, что любил. А теперь понял, что не умею. Не умею, а значит, не могу. Следовательно, вы все ошибаетесь, говоря, что я люблю. Люблю его. ...А свет всё ярче и ярче... И вместе с магией из неё уходит цвет. Волосы стали белыми. Губы - серыми, кожа истончилась, открывая лучики энергии, сокрытые в её теле. Глаза потеряли всякие человеческие очертания, став двумя провалами в саму Магию. Последним усилием она подтягивает моё лицо к себе и целует в лоб. Сейчас она горячая, совсем горячая. Магия, дремлющая во мне, просыпается, готовая снова защитить меня от этого жара. Не надо милая, засыпай снова. Больше огонь не причинит нам вреда. Не позволю. - Ничего, у тебя ещё будет время... Он тебя научит, знаю. А если что - я обязательно подскажу как. До новой встречи, Ангел. - До свидания, мать. Через мгновение я набираюсь сил и повторяю её прощальную ласку. Мои губы прикасаются к её лбу, даря прохладный, как бриз поцелуй. И как морской ветер он оставляет на выпуклой кости черепа влажный след. Солёный. Утираю кулаком непрошеные слёзы и снова обнимаю скелет. Нет, мать... Я же весь в тебя. А значит, пока я не умру, любить не научусь. ...Но почему-то, что-то внутри меня говорит, что я уже умер... Может быть. Да только я не феникс, воскресать из пепла не умею. А ведь именно до него сожгла меня моя мнимая любовь... ...И только холод, так бережно и долго создающий меня заново по кусочкам, не дает замёрзшим осколкам всего того, чем я был, разлететься в пыль. Он тоже слишком жаден, чтобы отдавать меня кому бы то ни было... http://lampochkailicha.beon.ru/44241-004-833.zhtml http://hetalia4.beon.ru/44241-277-2846.zhtml Кто-нибудь, уберите с заднего плана этого идиота! Или дайте ссылку на картинку без него!