Ханахаки бьё/hanahaki byou (花吐き病) — редкая человеческая болезнь, при которой больной откашливает цветы из-за неразделенной любви. Передается путем контакта с выплюнутыми цветами. Вылечить заболевшего можно одним способом — любимый человек больного должен ответить ему взаимностью, иначе больной умрет от удушья или остановки сердца.
Сидя на коленях перед мертвым девиантом, Коннор никогда и не мог помыслить, к чему это приведет. Что одно единственное прикосновение к этим нежным, голубым лепесткам приведет к неизбежной катастрофе... Да, он умирал уже сотни раз. Но настоящая его смерть, ломающая изнутри и убивающая все, что делало Коннора — Коннором, затаилась и поджидала за углом... Ждала своего часа. Часа, когда цветы распустятся и в его груди. — Что там? Голос Хэнка вывел андроида из ступора. Пальцы машинально отдернулись от бутонов завораживающих взгляд цветов — они вырывались прямо из распахнутого рта андроида модели WR-400. Девиант, конечно же. Андроиды не могут умереть от цветов в своей груди — они ведь ничего не чувствуют... А эта, судя по всему, страдала. И очень долго. — Похоже на Ханахаки, лейтенант. — Коннор задержал взгляд на глазах андроида. В них застыл страх. Страх и разочарование. Интересно, ее любовь отвергла ее — или так и не узнала? — Болезнь, когда люди, не получившие взаимности в любви, начинают откашливаться цветами. Так что без анализа могу утверждать, что это "удушье" — как видите, цветы дошли до ее горла. Исцарапали ей там все, пока тириум вытекал из насоса. Отказали жизненно необходимые органы. — Хм. — Андерсон лишь хмыкнул, глядя на это. Да, он слышал про эту болезнь — но никогда с ней не сталкивался. — Но это же андроид. — Девиант, лейтенант. — Поправив мужчину, Коннор поднялся с пола и в последний раз посмотрел на подобие... девушки. Наверное, будь он человеком, он испытывал бы жалость. Сочувствие. Желание помочь. — Девианты почти такие же люди, и они могут чувствовать. Могут влюбиться безответно. Хэнк ничего не ответил. — Боюсь, здесь больше нечего делать, лейтенант. Нужно возвращаться в участок. — Поправив галстук, Коннор закрыл глаза и прикоснулся к диоду. В свидетельстве о смерти он, чуть колеблясь, написал: ""Удушье". Утечка тириума. Отключение поддерживающих жизнь функций". В груди у него что-то шевельнулось, но он не придал этому значения. Тириумный насос, как и всегда. Никаких оснований для волнения. Никаких оснований умереть в скором времени.///
Первый цветок упал с губ Коннора через два дня. Рядом никого не было, и дрожащими пальцами он поднял его со своего стола. Да, это определенно был цветок. Голубой и прекрасный, воплощение простоты и великолепия... Он вспомнил визит в дом Камски. Вспомнил Хлою и то, как она была молода и красива — и почему-то сравнил его с ней. Вот только Хлоя не породила в его груди страх. Не породила ожидание смерти. Коннор долго сидел над этим цветком. Разглядывал форму лепестков, оттенки цвета под разным падением света... Он и правда был идеален. Небольшой и совсем лёгкий — он лежал в его ладони как весточка... Предупреждение. Пару часов спустя таких цветов набралась небольшая коробка — и Коннор почувствовал, как его захлестнул страх. То, чего не должен чувствовать нормальный андроид. Нормальные андроиды не чувствуют ничего. Не откашливаются цветами, несущими в себе лишь смерть и боль. Не... Не влюбляются в своих коллег. Особенно если тот — человек, что ненавидит андроидов всей душой. С которым он даже общий язык найти-то не может. — Что это у тебя, Коннор? Голос Хэнка был подобен музыке, что сначала разжигала в слушателе надежду и радость, а потом убивала это все осознанием, что никогда этого не будет. Хриплый после трёх стаканов виски. Срывающийся на крик, когда что-то шло не по его плану. Саркастичный, когда рядом был Коннор. Вот каким был его голос. Коннор всегда запоминал детали. Не мог не запоминать. — Это... — Глубоко вдыхая, он почувствовал, что в груди его — целый палисадник. Дышать становилось труднее, пусть андроиды и не дышали... Он просто чувствовал, что пустота в его груди чем-то заполняется, и это не было хорошим знаком. Это было предвестником конца. — Это улики с места преступления. Помните, мы ездили на Вайд-стрит, там была девушка... Девиант? — А, эта. — Хэнк усмехнулся, разглядывая цветы в коробке Коннора. Странно это все. — Но откуда их тут столько? И почему не завяли? — Я... — Коннор запнулся. Почувствовал, как в его горле встаёт очередной цветок — нужно прокашляться. Прокашляться как можно скорее, Господи... — Простите, лейтенант, важное сообщение от "Киберлайф". Я отойду... И прошу вас, не трогайте эти цветы, если вам жизнь дорога. Коннор не знал, поверил ли ему Хэнк, когда он быстрыми шагами уходил в другой конец участка. Не знал, пошел ли за ним, когда он закрылся в уборной и начал отрывисто кашлять, позволяя цветам медленно опадать в раковину, наполняя ее до краев в считанные минуты... Может, и пошел. Может, и видел. Однако когда Коннор выходил из уборной, оправляя пиджак, никого рядом не было. Хэнка тоже.///
Ещё три дня спустя он мог коснуться бутона, чуть опустив пальцы в глотку. Он был небольшой и приятный на ощупь — ещё не распустился. Ждал своего часа... Коннор не знал, были ли там другие бутоны, убьющие его вместе с этим — но, наверное, ему было все равно. Да и какая разница? Все равно умрет, а количество цветов в итоге ничего не изменят... Разве что труп будет красивее выглядеть. Трагичнее. Коннор сидел на скамье рядом с участком, игнорируя проливной дождь, что лил ещё с самого утра. Он пытался убедить себя, что ему все равно. Что ничего не чувствует. Что он... не девиант. Но разве был смысл отрицать это, если в его груди с каждым днем цветы разрастались все быстрее, и он уже сам чувствовал, что умирает? Наверное, стоило только смириться. Потому что он понимал, что Хэнк никогда не скажет тех слов. Никогда не ответит взаимностью — Коннор же... Андроид. Сраная машина. Кусок пластика с сияющим диодом на виске. В нем нет ничего человеческого. Да, может, тот факт, что он стал девиантом, что-то бы изменил... Но он не собирался ему признаваться. Не было смысла, если ему жить меньше недели, а то и пары дней. Смерть уже дышала ему в затылок, он это знал... Бежать было некуда. Исправлять было нечего. Вечерами Коннор часто думал, как будет умирать. "Удушье" и отключение поддерживающих жизнь функций? Остановка механизма, что похож на людское сердце? Просто ляжет в постель и дождется этого, чтобы завтра же вернуться к Хэнку как ни в чем не бывало — но теперь без цветов в груди? Вновь смотреть на то, как тот напивается, потом тащить его на себе в его же дом, а потом сидеть час, наблюдая за тем, как беспокойно тот спит? Как же ему это осточертело. Как же хотелось поскорее сдохнуть. — Опять за людьми шпионишь? Хэнк был без зонта — а капюшона на нем и в помине не было. Коннор посмотрел на напарника — на то, как забавно его седоватые волосы липнут ко лбу, а рубашка в полоску насквозь промокает и теперь больше похожа на лёгкий шифон, нежели чем на плотную ткань... И он чуть улыбнулся. Улыбаться ему никто пока не запрещал. — Здравствуйте, лейтенант. — Коннор подвинулся, чтобы и Хэнку было куда сесть. Он удивился, когда тот и правда сел рядом с ним. — Нет, просто наблюдаю. Изучаю повадки и особенности, которые у них могут позаимствовать девианты. — А что по-твоему самое странное в девиантах, а? Проницательный взгляд Хэнка заставил Коннора вздрогнуть. Он не знал, к чему был этот вопрос. Да и ответов было целое множество... Он отвернулся и поджал губы, чувствуя, как бутон цветка уже касается верхней полости его рта. Ещё день-другой, и это все закончится... Он вновь будет андроидом. Не девиантом. — Любовь. Даже после всего, что им пришлось пережить, они все еще верят, что их могут полюбить и принять. Они глупо и наивно доверяют свое сердце и жизнь другим, надеясь, что кому-то это нужно... Но ведь это просто игра. Их никто не полюбит. Никто и никогда. Коннор чувствовал, что взгляд Хэнка его испытывал. Хотел ли он спросить ещё что-то? Коннор не знал, да и знать не хотел. Ему хотелось остаться в одиночестве. Прожить последние дни в тишине и спокойствии — без шуточек и подтруниваний Хэнка и той боли внутри, что разрывала его... Наверное, и до того, как он впервые коснулся цветов на том мертвом девианте. Это чувство уже давно сжирало его. — Я просто хотел сказать, что... — Коннор наконец посмотрел на Хэнка. Тот медлил. И внезапно в душе его затеплилась надежда. Вдруг скажет? Вдруг спасет?.. — Впрочем, неважно... Удачно дальше пошпионить. "Наивно доверяют свое сердце и жизнь другим...". Да, доверяют. И это главная ошибка девиантов, теперь Коннор это знал. Убедился на собственной шкуре, глядя вслед уходящему Хэнку — дождь хлестал его по плечам с остервенением и злобой, и Коннору захотелось подбежать и дать ему зонт. Отдать свой пиджак. Но он не шелохнулся. Он все также сидел на этой скамейке, чувствуя, как первый лепесток касается его нёба. Как смерть стоит от него в двух шагах.///
— Коннор! Где ты, мать твою?! Крик Хэнка эхом отдавался в голове Коннора, ничего уже не соображавшего. Боль пронзила его тело молниеносно. Тириум тонкой струйкой стекал по его идеальной бледной коже — столь же идеальные бледные пальцы сейчас тянулись то ли к горлу, что сдавливали тысячи стеблей, то ли к цветам, что распускались в нем и лезли из его рта, подобно ругательствам Хэнка в баре. Коннор с отвращением и интересом одновременно разглядывал себя в отражении. Жалкий. Потерянный. Умирающий... Голубые цветы букетом украшали его лицо, и сколько бы он не рвал эти чёртовы бутоны, они вырастали снова и снова... Убивали его медленно и мучительно. Тириум стекал на пол в голубую лужицу, что скоро исчезнет. Останется лишь его труп. Жалкий. Потерянный. Опустевший. И если начистоту... Коннор не ожидал, что тот догадается. Не ожидал, что дверь уборной распахнется раньше, чем он в последний раз посмотрит на его фотографию у себя в голове и отключится навсегда — по крайней мере, его душа. Тело будет заменено, как и всегда... Память перезаписана на другой носитель. А боль останется в нем. Умрет вместе с ним. С этой оболочкой. — Коннор! Я зову тебя битый час, где тебя носило?! Но нет. Андерсон не даёт ему даже умереть спокойно. — Здравствуй, Хэнк. — Захлебываясь тириумом и лепестками, Коннор все же поворачивается в его сторону и смотрит на то, как округляются его глаза. Как в них зарождается страх. — Как видишь, я умираю. Ноги подкашиваются — функции начинают отказывать. Тириум не растекается по системе. Не даёт жизнь органам и механизмам. Цветы окончательно заполняют его тело. Андерсон ловит его — прижимает к себе и садится на холодный кафель, вглядываясь в глаза Коннора. Они почти опустели — карий цвет оттеснила голубизна, точь-в-точь того же оттенка, что цветы в его груди и тириум на его лице... Да, он умирает. И Хэнк ничего даже сделать не может. Ему остаётся лишь смотреть и держать несчастного андроида на коленях, не в силах даже обещать позвать помощь... Потому что Коннор не идиот. Не поверит. — Господи, Коннор, что... Что это? — Руки мужчины дрожат, и андроид улыбается, позволяя новым цветам распустить свои лепестки. Позволяя убивать себя. — Что это, черт возьми?! — Ханахаки, Хэнк. Редкая человеческая болезнь, при которой больной откашливает цветы из-за неразделенной любви. — Голос Коннора не похож на тот, что прежде так идеально дополнял его чуть смазливую внешность — теперь он похож на голос Хэнка, когда тот пьян и ничего не соображает. Хриплый, глухой... Почти что мертвый. — Девиант на Вайд-стрит... И Хэнк вспоминает. Вспоминает того андроида, уже мертвого. Вспоминает, как Коннор с интересом разглядывал цветы, коими она была окружена и что росли из ее рта. Вспоминает, как он... как он к ним прикасался. Позволил этим чёртовым цветам поселиться в его груди, подписывая себе смертный приговор. Чертов андроид. Чертов кусок пластика! И вдруг... Он все понимает. Внезапно и резко — осознание накрывает его с головой, подобно похмелью наутро в понедельник; подобно той волне, что перевернула их с сыном машину. Воспоминания бьются об его черепную коробку, смешиваются в одну непонятную, спутанную картину. Какофония цветов и звуков. Сумасшествие событий. Неразделённая любовь. Такая у Коннора могла быть только одна. И это... — Хэнк... — Рука андроида тянется к его, и мужчина не смеет отказать. Не сейчас. Только не сейчас. — Я... Просто знай... Я так благодарен тебе, что ты сейчас зде... Его диод вспыхивает красным на "бис" — и тут же затухает навсегда. Тириумный насос перестал качать тириум. Взгляд замер в одной точке — в глазах Хэнка, и он сглатывает. Лепесток с синего цветка упал подле трупа своего носителя — больше ни один из них не причинит ему боль и не зацветет в полной силе. Их миссия выполнена — они убили Коннора... Он убил Коннора. Их нашел Крис. Зашёл отлить. Хэнк не знал, сколько прошло времени, когда Коннор в последний раз улыбнулся ему и затихающим голосом поблагодарил, что он рядом. Наверное, час или два. Не то, чтобы ему было важно знать. Просто хотелось. Хотелось узнать, сколько он прижимал к груди безвольное тело андроида и мысленно умолял его очнуться. Хотя бы для того, чтобы признаться самому себе.... — Черт возьми! Капитан Фаулер, у нас тут труп RK800! Хэнк не слышал, что было дальше. Лишь когда его плеча коснулась чья-то рука, он поднял глаза, но... там был не Коннор. Крис. — Лейтенант, идёмте... — Он улыбался. — Я заварю вам кофе. Все будет хорошо.///
— Здравствуйте, лейтенант Андерсон. Я Коннор. Андроид, прислали из "Киберлайф". Мой предшественник был уничтожен, но я обещаю вам, этого больше не повторится. Завидев его ещё издалека, Хэнк бросился к нему и обнял изо всех сил. Он ждал от него всего что угодно, но только не этих слов. Слов, которые впоследствии он возненавидел больше себя. Которые в голове были не просто заученным очередной куклой текстом — а его личным проклятием. Вечным спутником его вины. Да, это был его голос. Все тот же голос, что идеально дополнял смазливое личико — как он когда-то сказал, так и было задумано. Это было его тело и его улыбка. Его костюм и манеры. Его монетка, которая так раздражала Хэнка... Но это был не он. Его Коннор погиб, и никогда больше не вернётся. Погиб оттого, что Хэнку не хватило смелости признаться. Ни ему, ни самому себе. Теперь памятью о Конноре ему служили лишь голубые цветы — на столе в участке и в вазе у спального столика. Единственное напоминание об андроиде, что сумел добиться его признания и доверия. Единственное напоминание об андроиде, который уже никогда к нему не вернётся.