Осень так прекрасна и восхитительна, так и манит прогуляться по золотому покрывалу. Когда в парках так тихо и так спокойно. А ночью осень полностью оказывается погружена во мрак города, но это не портит ее. В такие моменты я люблю оказаться в одиночестве. Подумать и помечтать, но мои думы давно занимает один и единственный. Мой сводный брат. Я его полюбил всем сердцем, как братишку. Но иногда я его жутко пугался, он вел себя очень странно в моем присутствие.
Я тогда поздно вернулся с тренировки, входил во двор своего дома, жутко уставший после экзекуции проведенной тренером по баскетболу. Экзекуцию он ласково называл «тренировка», но легче от этого явно не становилось. «Наконец-то в любимом доме» — подумал, зайдя и бросая спортивную сумку на пол. Есть хотелось невыносимо в общем, я злой как «черт» зашёл в кухню, думая, что моя семья уже дома. На кухне обнаружился только младший, сидящий за столом и пытающийся взглядом как минимум перенести еду из холодильника на стол. Я тяжело вздохнул. Опять сидит угрюмый и с разбитой губой. Видимо опять в школе проблемы. Да и парень в последнее время отчужденный, он и до этого был не сильно общительным, а сейчас вообще только и делает, что молчит.
— Гуки, ты чего такой смурной? Да и почему губа разбита? — он поднял на меня, прямо-таки, огромные голубые глаза, обрамленные пушистыми ресницами. Выражавшие только острую боль. Но я не стал придавать этому значение, все же уже взрослый сам разберется.
— А ты поесть ничего не приготовил? — спросил я, открывая холодильник. Мда, не густо. Колбаса и яйца — это все, что я нашел в этом холодильнике. Я принялся готовить яичницу на двоих.
— Я сам только вернулся, — он вздохнул, видимо вспоминая о чем-то грустном. Я промолчал, нарезая колбасу на ломтики отправляя ее на уже кипящую маслом сковороду.
— Юнги, а я красивый? — видимо он о чем-то задумался, и стал задавать вопросы на автомате.
— Чонгук, ты привлекателен, — я удивился его вопросу, не понял почему он даже начал эту тему.
— А знаешь, почему меня побили? Я бы мог дать отпор, но не стал. Они знают мой секрет, но не говорят никому я их игрушка… Пока они не рассказали, что я гей и скрывают мой секрет. Я могу не боятся осуждающих взглядов.
— Гукки, ты в порядке? Ты что? Гей? — Я даже не знал, что сказать ему на это, только глупый вопрос вырвался из моих уст, хоть я и знал ответ на него…
— Ну и что, что мне нравятся парни! — он привстал из-за стола сверля голубизной своих глаз, похоже цвет глаз имеет значение. — В этом нет ничего «такого»! — он откровенно пытался вразумить меня, по своему вразумить. Вот тут считай, что все пропало, он ведь упертый как баран и убеждать он может. Но моя точка мнения неизменна.
— Нет ничего такого?! — я начинал закипать, а это как правило, не вело ни к чему хорошему, — Да меня мутит только от одной мысли о том, чтобы я хоть раз поцеловался с парнем! А ты говоришь, что в этом нет ничего «такого»! — восклицал я, но отчего-то глаза моего брата становились все странее и пугающе. Думаю, что еще чуть-чуть, и они бы засветились синим пламенем.
— Поцеловаться с парнем, говоришь? — его темная челка спала на глаза, и я увидел его белую кроличью улыбку. Он начал идти на меня. Нет, не так, «надвигаться» — вот правильное слово, характеризующее его походку. Вот это мелкое чудо обескуражило меня быстрой сменой настроения и, воспользовавшись этим, прижало к плите. Я с начал чувствовать как кипящее масло брызгало во все стороны, то есть в мою спину. Кое-как выключил огонь и стал смотреть на парня напротив.
— Иди на хуй, а? Гуки… — еле слышно прошептал я, смотря на него снизу в верх.
— А я чего? А я пойду, только на твой… — Он заглянул в мои глаза. Наверняка он не увидел там ничего, кроме темной радужки и расширившихся зрачков. А вот дальше произошло то, чего я ну никак не ожидал. Его губы прижались к моим. Потом еще и еще. Я мычал и вырывался. Но он притянул меня к себе, заставив подняться, потому что ему было неудобно тянуться ко мне. Что повергло меня в шок, так это когда он проявил наглость и пытался поцеловать меня с языком. Противиться я не мог и не хотел, в принципе. Мои же слова показались мне вздором. В итоге, я сдался, впуская его юркий язычок и позволяя ласкать мой рот так, как хочет он. Сам же я заключил свои руки в замок на его талии, отвечая на поцелуй. Я чувствовал как Гук улыбается сквозь поцелуй.
Тем не менее, наглость моего «страстно-любимого» братца на этом не закончилась, и он решил полезть не только в рот и в душу, но и в штаны. Я его оттолкнул и не слегка, а так что он ударился затылком о деревянную поверхность стола. Его тело повалилось на пол, а на столе остался красный след, также багровые струи крови потекли по полу оставляя все больше и больше луж красной металлической жидкости.
Не сразу осознавая всей ситуации я просто сидел и держался руками за голову. Я думал, что убил ЕГО. Я убийца, но я же просто защищался, защищал свою честь. Мне уже далеко хотелось отправиться с ним в загробный мир, если бы меня не вывел из транса голос матери.
— Успокойся, он в больнице. Он живой. Очнись уже! — Я не как не мог поверить в эти три слова «ЖИВ», что просто ждал, когда придет полиция и скрутит мне руки.
— Что произошло? Не хочешь сказать? — Кажется она укоризненно посмотрела на меня, но я молчал не в силах сказать и слова. — Молчи, если хочешь потом поговорим, я в больницу.
Дом был полностью погружен во мрак, не горел свет в квартире лишь белая луна освещала кухню, ее лучи падали на кровавые лужи чонгуковской крови. Слезы капали из моих глаз, как я мог?! Хотелось кричать, рвать и метать, но я сидел и не мог подняться и проронить и слова.
Чонгука через неделю выписали и он вернулся в дом. Он полностью поправился и все было как обычно, кроме одного он не помнил последний год своей жизни. Не того вечера и вообще не помнил, что он гей. Я думал, что он обманывает врет, но это не так. Каким я был глупым, если бы не толкнул его все было бы по другому. Кажется, после этого случая я стал как-то по другому смотреть на вещи. Кажется, тогда Гук перевернул мне представления о желаниях и вообще в целом о нем.
Чонгук был смесью невинной милаты со сексуальностью. Миловидное личико с пухлыми губками, с родинкой под нижней губой, аккуратный носик, большие тёмные глаза и необыкновенная кроличья улыбка. А тело — просто шедевр, ходячие порно в одежде. У него упругая попа и ляжки, он весь накаченный — «кролик на стероидах», иногда приходило в голову и уголки моих губ неосознанно поднимались. Как хочется вырваться из оков этой надменной жизни, которая связала тугими нитями мои запястья. Хочется потеряться, упасть и разбиться, но это не произойдет это не входит в сценарий. Я так ненавидел геев, что за один простой поцелуй стал им. Как говориться от любви до ненависти один шаг или же один поцелуй. На осознание сего факта потребовалась неделя или же меньше. Сейчас я чувствую себя каким-то неправильным, сейчас я хочу развратить своего младшего брата, хотя до этого он сделал это со мной.
Дома были он и я, ничего не мешало мне сделать задуманное. Голубоглазый сидел на небольшом диване и рубился в приставку и я предложил сыграть вместе на что он положительно кивнул и началась игра, он выиграл, как я и задумал.
— Хен, ну ты и лошара. Ты такие легкие атаки пропускал. — парень залился смехом, а я ждал пока это чудо успокоиться.
— Ну, я просто давно не играл, Гуки. Хочешь награду? — я верну, то что был должен, поцелуй. Врачи говорили о воспоминаниях, то что они могут вернуться, если воспоминания значимые или же яркие.
— Давай, мне не терпится получить ее. — Чонгук устремил взгляд голубых глаз на меня и стал ждать моих действий.
Я трепетно коснулся манящих и столь желанных губ, поцелуй был нежным и невинным, казалось Гук был в шоке, но я не обращал на это внимание. Я углублял поцелуй, язык напористо толкнулся в его рот и с трудом преодолел зубы, ведь парень пришел в себя, начиная отталкивать. Я не хотел ничего прекращать ведь хотелось вновь получить все то тепло его манящих губ.
Он отпихнул меня от себя с большим напором и врезал мне в челюсть.
— Юнги, ты мне больше не хен. Я не хочу тебя видеть, пидор. — Гук вышел из квартиры и громко хлопнул дверью и я понял, что он никогда не вспомнит, также как и я не забуду.
Завтра утром юношу найдут в ванной с огромными порезами на запястье, только он никогда не узнает, что Гук вернулся с бутылкой красного вина и любимыми конфетами старшего. Он не узнает как Гук рыдал над его охолодевшим безжизненным телом и кричал в агонии как любит его, то, что он попал в психушку из-за безумного чувства любви.
Юнги давно упал вверх. Странное ощущение — падать вверх. Он нырнул с моста и упал в облака. В это бездонное сине-белое небо. В ловушку его голубых глаз. Юнги понимает, летать легко. Просто нужно влюбиться. Но, иногда падая вверх, тоже можно разбиться…
И он разбился, покинул, оставил его одного в этом ужасном мире, в ловушке их совместной любви, которую никто из них таки не ощутил.
