Тау Кита

      Солнце скрылось за горизонтом. Стало заметно прохладнее, чему многие жители и гости планеты Тау были несказанно рады. На севере, среди россыпи мерцающих звезд, закрученной спиралью раскинулась Туманность Андромеды, достаточно видимая, но всё же очень далекая. Поистине завораживающее зрелище, для любителей небес и романтических грез.       Чак Норманн не был ни романтиком, ни любителем небес.       Чак вздохнул, заелозил, усаживаясь поудобнее, и опрокинул в себя очередную стопку алкогольного напитка под названием йолан. Йолан варили местные, и по маловыраженному вкусу он напоминал смесь ананасового сока и лайма. Кисло-сладкое пойло отдало крепостью, опалив пищевод. Сидеть на открытой террасе кафе, наслаждаясь ветерком и заслуженным отпуском было чудесно… Но весьма уныло.       Чак откровенно скучал.       Мужчина выпил еще стопочку алкоголя, поддел вилкой ломтик копченого мяса — кажется, это была банальная курятина — и снова наполнил рюмку.       Чак был коммивояжером. Дребедень в виде голографических роликов («Почувствуйте неповторимый эффект присутствия»), роботы-помощники («Они уберут в каждом уголке вашего замечательного дома. Сегодня у нас скидки!»), зубные щетки, сигнализирующие о кариесе в зародыше, вибрирующие презервативы, афродизиаки из созвездия Гончих Псов (да, те самые, ну там-то в них знают толк…) — всё это покоилось в черном чемоданчике Чака Норманна, одного из самых лучших продавцов компании.       Чак умел продавать и, отчасти, любил свою работу, ведь компания оплачивала все поездки, давая возможность побывать на разных планетах, там, куда многие не смогли бы вырваться за всю свою жизнь. Если бы не этот факт, то Норманн давно б прекратил втюхивать всяким дебилам, гордо именуемым клиентами, всякие низкопробные примочки.       Иногда Норманну казалось, что он исколесил освоенный космос вдоль и поперек. Казалось до тех пор, пока он не включил голографическую карту звёздного неба с отмеченными на ней планетами.       Вывод был неутешительным и радостным одновременно: перед коммивояжером Чаком открывались все новые и новые миры.       Вибрирующие презервативы… Самый проблемный товар.       Чак хихикнул и потянулся за сигаретами. Помнится, его, молодого и неопытного, несколько раз спускали с лестницы, гася этим действом собственное смущение при виде ярких упаковок с «этими самыми штучками». Однажды один неортанец исхлестал наивного Чака щупальцами. Было больно и обидно. Норманн не видел ничего зазорного ни в презиках со слабой, едва ощутимой вибрацией, ни в голограммах порно-роликов, ни в смазках с эффектом охлаждения. Что естественно, то не безобразно.       Побитый Норманн собирал рассыпавшийся товар и утешал себя тем, что драчливый кусок протоплазмы с мозгами не исполнил свою главную угрозу. Упаковки гандонов в девственной заднице малыша Чака смотрелись бы хреново.       Теперь же Чак Норманн привычно перемещался с планеты на планету со своим неизменным черным чемоданчиком и продавал-продавал-продавал. И так из года в год, иногда возвращаясь домой, на родную Землю. В дом, где Чака никто не ждал.       Одиночество его не тяготило. Никогда.       Потом всё снова возвращалось на круги своя. Шаттлы, фото на память, флажки на карте звездного неба.       Второй страстью Чака был адреналин. Трепетание, страх — и вот он… Выброс гормона, дарующего почти эйфорию.       Адреналин стоил и кочевого образа жизни, и капризных клиентов, и торговли из-под полы.       За свою тридцатилетнюю жизнь коммивояжер успел прыгнуть с парашютом в самую глубокую бездну на планете Эо и успешно приземлился на площадку, не пролетев мимо, туда, где клокотала магма. Следующим было погружение в батискафе в постоянно бушующий океан, который занимал девяносто процентов площади спутника непригодной к жизни планеты. Хотя батискаф полностью защищал любопытных туристов, знание, что вода кишит огромными чудовищами, словно вышедшими из доисторических периодов Земли, весьма щекотало нервы. Норманн видел, как мимо проплывали гигантские кальмары, чем-то смахивающие на аммонитов мезозоя, и аммонитов безжалостно сжирали огромные морские ящеры. Для себя Чак назвал их мозазаврами: уж больно те были похожи на вымерших миллионы лет назад пресмыкающихся. Мысль о том, что подводный челнок для огромных клыкастых исполинов всего-навсего консервная банка с тушенкой, вызвала у Чака стойкую… эрекцию.       Да, все началось тогда… В морской воде, несущей прошлое Земли.       Предложи ему спуститься в морские глубины сейчас, Чак бы разочарованно поморщился. Скучно.       Он пресытился.       Но эрекция во время опасности стала сопровождать Норманна всё чаще и чаще…       Коммивояжер усмехнулся.       Йолан кружил голову, заволакивал мозг расслабляющим, сладким, как сахарная вата, туманом.       Сегодня утром шаттл, который доставил Чака в этот райский уголок, был близок к аварии на околопланетной орбите.       Когда космический перевозчик ощутимо затрясло, а динамики ожили, прося пассажиров не покидать кают, страх опутал Чака с ног до головы, лишая возможности пошевелиться.       Ужас, неприкрытый оголенный ужас животного перед смертью скатился по позвоночнику, сконцентрировался внизу живота и улегся в паху стойкой эрекцией.       Чак отвлекся, разглядывая раскинувшиеся в небе спутники Тау: ярко-голубой, покрытый водой Грифон и похожий на родную Землю Мант. Поговаривали, что в розовых водах Манта невозможно утонуть.       Норманн решил напомнить себе посетить розовый спутник при отлете с Тау.       Воспоминание о том, что единственным выходом, избавившим его от каменного стояка, когда ситуация с шаттлом нормализовалась, была быстрая дрочка в туалете, вызвало у Чака смех.       В космопорт он спускался на несгибающихся ногах, чувствуя, как его накрывает прилив радости и отличного настроения.       На планету Тау Чак Норманн прилетел не просто так… Не далее трех дней назад его приятель Ной, захлебываясь от восторга, произнес всего пару фраз, которые породили в Норманне желание посетить эту планету. — О боже, Чак! На Тау есть бордель, где можно трахнуть хоть кракена! Такого выбора я не видел никогда. — А шарианки там есть? — спросил Чак и сглотнул вязкую слюну, моментально наполнившую рот. — Не знаю, пробей по паутине… — посоветовал приятель.       Трахать землянок, биороботов, зеленокожих лысых марсианок Чаку не улыбалось уже лет пять. Однажды он даже почти раскрутил на секс жительницу с планеты Ато — красивейшую женщину с покрытой сверкающими чешуйками спиной… Одно «но» воспрепятствовало процессу слияния тел. От инопланетянки нестерпимо воняло рыбой и тиной.       Чак, уже порядком захмелевший, грузно поднялся и отправился в номер, попутно вспоминая о синекожих шарианках. Женщины-скорпионы — именно так окрестил Норманн этих гуманоидов.       У жительниц Шариана было то, что неимоверно сильно тянуло к ним Чака.       О шарианках Чак узнал случайно, листая каталог инопланетных рас. Каждый космический путешественник считал нужным ознакомиться с информацией о жителях планеты, которую собирался посетить. Бывали случаи, когда незадачливые туристы лишались свободы — а то и жизни — из-за простого и, казалось бы, невинного жеста.       Норманн пьяно хихикнул, блестя в полумраке зубными биопротезами: на одной экзопланетке у жителей вызывал восторг обычный фак. Оказалось, так они приветствуют друг друга… Показывай не хочу.       Шарианки… Синекожие черноволосые красавицы с миндалевидными глазами и пухлыми губами влекли Чака, как магнит.       На самом деле, секрет был не в наружной красоте, а в опасности, таящейся в чреве этих женщин.       Каждый месяц у готовой к спариванию шарианки глубоко в вагине вырастал небольшой шип, выделяющий весьма сильный яд.       Яд для кого угодно, кроме шарианина.       Шип нужен был для того, чтобы проколоть довольно плотный пузырь спермы, созревший на члене самца.       При проколе жидкость с шипа попадала в кровь шарианина, действуя как гормон счастья и даря телу оргазм.       Смешиваясь с кровью человека, наркотик сексуального удовольствия превращался в токсин. — Это как рыбу фугу сожрать… Кончить, не уколовшись.       Чак продолжал ухмыляться.       Интернет услужливо подкинул Чаку информацию, что в борделе на планете Тау есть шарианки, находящиеся в разных стадиях цикла. С шипами и без.       «Вы почувствуете неповторимое острейшее удовольствие. Главное, не ныряйте глубоко», — гласила реклама, размещенная рядом с цифровой фотографией красавицы с планеты Шариан.       Чак ни секунды не пожалел о том, что изменил свой маршрут и отложил посещение других планет.       Главное — не прыгнуть с парашютом так, что фрагменты твоего тела будут выковыривать из земли; главное — не съесть плохо приготовленные взрывающиеся бобы: твоё развороченное нутро так себе зрелище; главное — не засадить шарианке по самые яйца: твоя смерть будет мучительна.       Чак зашел в душевую, набрал на сенсорной панели температуру воды и силу напора… Остановился возле вмонтированного в стену зеркала, оглядывая себя с ног до головы. — Красавчик, держишь форму, чувак! — довольно протянул Норманн и оскалился, разглядывая свои белоснежные зубы — отдельный предмет гордости. — Следующими будете вы! — пообещал он собственным залысинам на лбу.       Посещение борделя Чак запланировал после хорошего крепкого сна.       Мужчина проснулся поздним утром и первым делом приказал затеняющим экранам исчезнуть. Повинуясь хлопку ладоней, окна распахнулись, впуская в комнату свежий воздух, сдобренный ароматом буйно цветущих под окном кустов фиолетового жасмина.       Планам понежиться в постели помешал мочевой пузырь, настойчиво дающий команды мозгу подняться и избавиться от переработанного йолана.       Чертыхнувшись, Чак заставил себя встать. — Брюхо-то плоское, чувак… Молодца! — мужчина облокотился рукой на писсуар и блаженно закатил глаза.       В бордель, носивший прозаичное название «Тау Кита», Норманн собирался основательно. Первым делом коммивояжер еще раз перечитал прейскурант — расценки намертво засели в мозгу, сказалась профессиональная привычка. Потом он решил принять ванну с эффектом массажа в тщетной попытке расслабиться. Чак не был моралистом и никакого дискомфорта от своего стремления посетить притон не испытывал. Нервное напряжение было иного характера: мандраж экстремала перед опасным прыжком.       Загнав переживания в дальний уголок сознания, Чак спустился в вестибюль отеля и попросил вызвать такси. — Мне в «Тау Кита», — сообщил он, усаживаясь на заднем сидении воздухохода.       Сверкающий своим хромовым покрытием робот-водитель кивнул и взмыл ввысь. Внизу проплывали широкие улицы, красочные вывески, жизнь двигалась по мощеным тротуарам, кипела многорасовым изобилием.       Норманн брезгливо поморщился при взгляде на семейство неортанцев — склизкие полупросвечивающиеся существа с появляющимися то тут, то там ложноножками неспешно ползли по тротуару, оставляя после себя влажный след. — Галактические слизняки… — пробормотал Чак. — Простите, сэр? — робот повернул налево, туда, где построек стало меньше и на открытой местности в полной красе буйствовала флора Тау. — Рули давай…       Будучи сам работником сферы услуг, Чак Норманн, несмотря на неплохой доход и умение работать с клиентами, относился к тем людям, которые были весьма пренебрежительны к обслуживающему персоналу. Чак был весьма требователен, сравнивая каждого — будь то торговец уличной едой или официант в дорогущем ресторане — с собой.       «Тау Кита» располагался на окраине города, надежно скрытый цветущими кустами. Чак приложил к терминалу оплаты карту, кивнул таксисту и захлопнул дверцу машины. Больше этой компанией перевозок он пользоваться никогда не будет. В салоне отсутствовали прохладительные напитки, и с карты списали не круглую сумму, а учли сраную мелочь. Уж могли бы и округлить. В пользу клиента. Потеря небольшая — Чаку приятно.       По мере приближения к светло-персиковому, построенному в футуристическом стиле зданию с круглыми окнами-иллюминаторами и странно, словно исполинская змея, опоясывающими дом балконами, Чак успокаивался. Недовольство такси напрочь вылетело из головы, как только автоматические двери гостеприимно распахнулись навстречу коммивояжеру. — Рады приветствовать вас в нашем уютном отеле, — нараспев произнесла девушка-биоробот и почтительно поклонилась, излучая фактически осязаемое радушие. — Кто у вас всем заправляет? — Чак не собирался тратить время на задушевные беседы и обмен любезностями с жестянкой, завернутой в красивую оболочку. — Сам хозяин нашего уютного… отеля: ведь мы делаем всё, чтобы наши дорогие клиенты ощущали себя как в своем собственном доме, — на идеальном единогалактическом отрапортовала робот.       Искусственный интеллект с внешностью японки, такой милой и красивой, как фарфоровая куколка, продолжал посылать лучи добра.       В чёрных, лишенных зрачков глазах девушки отразился сам Чак.       Коммивояжер поежился. — Вот и веди меня к нему, быстро! — мужчина засунул руки в карманы брюк и, словно стыдясь момента легкой паники, с любопытством огляделся. В вестибюле было пусто, если не учитывать, что на одном из диванов, расставленных по периметру, дремал венерианец — высокий гуманоид с неестественно длинными руками и ногами.       На картинах с эффектом присутствия, которые занимали большую площадь стен, то тут, то там порхали бабочки и слышалось пение птиц. Чак отметил, что голограммы были весьма качественными и явно не дешёвыми, как и всё, что находилось в этом месте.       «Ну так еще бы, — отстраненно подумал Норманн. — За такие-то деньжищи, которые они лупят с клиентов». — Прошу вас следовать за мной…       Улыбка провожатой начинала бесить. Слишком приторно для куска железа с мертвым взглядом. Девушка свернула налево к вычурной лестнице.       Ступени были сделаны из натурального голубого мрамора. Чак тщетно пытался вспомнить, из какого уголка космоса его привезли. — Прошу…       Биоробот поднималась неслышно, едва касаясь пола. Её цветастое кимоно тихо шуршало, разбавляя резко возникшую тишину.       Ни легкой музыки, ни щебета птиц, ни-че-го.       Норманн молча следовал за девушкой. Широкий коридор, в который они попали, был… безликим. Бежевые стены, светлые полы и двери. Множество дверей с эффектом шумоизоляции. Чак не сомневался, что там, за этими дверями, кипит, пышет жизнью разврат. — Минуточку…       Наконец-то они пришли. Провожатая оглянулась через плечо. — Хватит улыбаться… — Чак представил, как кожа из сверхнатурального силикона трескается, сползает кусками с челюстей, и обнажается блестящий каркас с прочными шарнирами и сетью проводов. — Простите? — улыбка была как приклеенная. — Ничего…       Тяжелая дверь, покрытая прочным тёмным полимером, выделялась среди остальных, более светлых. Она самая… Именно за ней решится, как скоро Чак получит то, за чем пришёл.       Девушка зашла первой, поклонилась — Чак поборол в себе хулиганское желание дернуть за роскошный красный бант на талии робота. — Посетитель, — доложила девушка.       Существо в кабинете булькнуло малопонятно, и биоробот отошла в сторону, пропуская Норманна. — Проходите, сэр.       Эта чёртова сука продолжала растягивать искусственные губы в улыбке.       Су-ка. — Мое почтение… — существо в кресле предприняло попытку подняться и, привстав, грузно опустилось обратно.       На Чака смотрели окруженные лоснящимися складками жира маленькие темные глаза. «Как маслины, » — пронеслось в мозгу.       Мелкие дешёвые крашеные оливки, продающиеся за бесценок. — Я Ньярхал, просто Ньярхал. Хозяин «Тау Кита», — человек — а жирное, необъятное нечто всё же было человеком — предпринял очередную попытку подняться.       Грузно облокотившись на стол, Ньярхал протянул для рукопожатия маленькую отекшую ладонь. — Чак Норманн. Очень приятно…       Чак пожал конечность, героически поборол в себе желание вытереть руку о штанину: рукопожатие получилось… липким. Коммивояжер предпочел переключиться на более приятные мысли о шарианке и своем внешнем превосходстве над вонючим мешком жира, стоящим как раз напротив.       От хозяина борделя невообразимо смердило. Запах пота, казалось, въелся даже в тяжелые бархатные шторы и необъятное кресло с массажным эффектом: вообще всё, что было в этом помещении, провоняло Ньярхалом. — Присаживайтесь, Чак… — Ньярхал говорил с едва уловимым акцентом. — Хотите выпить? У нас есть чудесный виски, Юко принесет.       Юко… Биоробот по имени Юко. Чак улыбнулся, собираясь с мыслями. Он никогда не пил перед тем, как нырнуть в адреналиновый омут. Желание мешать алкоголь с прекраснейшим гормоном, дарующим неописуемый кайф, никогда не посещало мужчину. И уж тем более, пить перед забегом по лезвию ножа — решение глупое. Норманн никогда не считал себя глупцом. — Нет, благодарю… Шарианки… — вонь мешала сконцентрироваться. — У вас есть шарианки?       Все три подбородка владельца притона задрожали, покрытая родинками кожа стала походить на мерзкое идущее волнами желе — до Чака дошло, это чудовище смеялось. — Вы большой шутник, Чак, — Ньярхал погрозил похожим на сосиску пальцем с идеальным маникюром. — Я не шучу, — Чак сгорал от нетерпения, предчувствуя опасность. Кровь бурлила в жилах, в ушах звучало учащенное сердцебиение. Его собственное. Ньярхал его утомлял.       Быстрее, как можно быстрее эта жирная тварь должна была взять деньги и отвести Чака к…       Ней.       Чака охватил трепет: возбуждение, блуждающее где-то на периферии нервных окончаний, начало искриться, разрастаться… — Вам какую? — вмиг перешел на деловой тон Ньярхал. — Опасную, — смакуя само слово, ответил Норманн, и его член шевельнулся в предвкушении. — Вы отдаете себе отчет? — Вполне, Ньярхал. Я готов платить… Есть опасная? — Чак усмехнулся. — Вы боитесь за меня? Не стоит. — Нет, не боюсь. На Тау разрешен секс с кем угодно. У меня есть Аорн — спрут с Шота, не хотите ли попробовать? — Женщину с планеты Шариан, Ньярхал!       Чак устал. Он приехал не с осьминогом трахаться, в конце концов. Ни высокоинтеллектуальный шотианец, ни двухголовые гуманоиды, ни женщины-русалки Чака не интересовали. — Хорошо, — наконец Ньярхал сдался. — Одна обязательная бумажка, и Аврора ваша. — Аврора? — переспросил Норманн. — Настоящее имя не выговорите, — хозяин борделя снова затрясся, как огромный кусок биомассы. — Даже не старайтесь. Итак, вот…       Ньярхал засопел, наклонился к нижнему ящику стола — его мучила жуткая одышка, Чак расслышал мерзкие хрипы в заплывших, сплющенных жировой тканью бронхах. — Что это? — осведомился коммивояжер, когда перед ним лег лист плотной бумаги с личной печатью Ньярхала.       Чак разглядел регистрационный номер «Тау Кита», фамилию «просто Ньярхала» — Гудвин. Мужчина еле-еле сдержал улыбку. Волшебник из детской книжонки, ну-ну. Тот, кажется, тоже впаривал дерьмо, но делал это весьма искусно.       Это он, Чак, настоящий Гудвин. Он. — Да бросьте, Ньярхал.       Владелец притона достал белый кружевной платочек и вытер лоснящийся от пота лоб. Его темные короткие волосы неестественно блестели в солнечных лучах: гель для укладки со светоотражающими частицами. Выглядело нелепо и смешно. Как и тяга Ньярхала к совершенно не совместимым друг с другом вещам. Чак выдохнул, заталкивая раздражение куда подальше. Одни только портьеры из давным-давно устаревшего бархата и кресло в стиле хайтек чего стоят… — На Тау разрешена проституция, Чак. Если вы умрете во время коитуса, мне будет что предъявить властям. — Думаете, меня будут искать? — Мало ли, — развел руками Ньярхал. — А так мы вас официально кремируем, да и дело с концом.       По позвоночнику поползли мурашки: Чак представил, как его, покрытого аллергическими пятнами, с перекошенным лицом, заворачивают в простыню. А потом Юко, или как её там, сжигает его тело, бесстрастно отмечая, насколько распух и почернел член трупа. Разумеется, Юко будет улыбаться. — Чего писать?       Ньярхал подпер щеку рукой и монотонно начал надиктовывать текст расписки. — Всё! Чудесно! Всё просто чудесно! — заполненная расписка исчезла из-под носа Чака, едва тот успел поставить последнюю закорючку в подписи. — Прекрасно, — пропел Ньярхал, быстренько просмотрев текст. — Об опасности предупрежден… — Предупрежден, — процедил сквозь зубы Чак. — Ближе к делу… — Восемь тысяч ганов, и Аврора ваша на три часа… — глядя на округлившиеся глаза Чака в окружении белесых ресниц. — Вы сами попросили ближе к делу… — Восемь тысяч? — выдохнул Норманн. — Три часа! — многозначительно поднял палец вверх торговец живыми телами. — Три! — Дорого, — без обиняков заявил Чак. — Да и зачем она мне на три часа! В конце концов, в вашем каталоге стояло от тысячи до восьми! — Тысяча — это минет с презервативом. Опасные дороже. — Что я должен делать с шлюхой три часа? Тем более, с шипастой шарианкой? — отваливать восемь кусков за три часа пользования… Еще чего. Он простой коммивояжер, а не миллиардер. — Четыре тысячи за полтора, мистер Норманн… — Ньярхал прищурился. — Вы слишком завышаете цены, Гудвин, — Чак достал электронную карту. — Я не сын миллионера. — Три с половиной, так уж и быть. Мы любим наших клиентов.       Чак остался доволен: пятьсот ганов на дороге не валяются. Тяга к адреналину угасала по мере того, как с его карты ушли три с половиной тысячи общепринятой межгалактической валюты. В кабинет снова вошла Юко, готовая проводить гостя до нужной комнаты.       Юко семенила впереди, оглядываясь время от времени на Чака — теперь в её улыбке он видел нечто зловещее. В глазах биоробота зияла пустота — именно то, что Норманн терпеть не мог в железяках. Бездушные твари.       «Чёрные дыры…» — промелькнуло в мозгу.       Чёрные дыры в глазницах. — Прошу вас, — девушка распахнула дверь и поклонилась. — Вас ждут.       Чак остановился, вздохнул, собрался с духом, пытаясь унять дрожь в коленях, и шагнул в слабо освещенную комнату.       Знакомая тишина окутала со всех сторон — плотная и звенящая. Норманн поднял голову — единственное освещение составляла проекция звездного неба, раскинувшаяся на потолке.       В дальнем углу возникло шевеление. Темный силуэт, тонкий и хрупкий, показался во весь рост на фоне зашторенного окна. — Включи свет! — отрывисто приказал Чак и нервно сглотнул. Во рту пересохло. — Сейчас, — ответила шарианка низким грудным голосом. — Свет яркий или приглушенный?       Доза адреналина за три тысячи ганов — весьма недешевое удовольствие — подошла к выключателям, замерла, ожидая приказа. — Приглушенный… — Чак не пытался скрыть разочарования.       Шлюха, даже дорогая, остается шлюхой, несмотря на ее индивидуальные примочки, от которых он, Чак, может сдохнуть.       Где, сука, уважение? Где «Здравствуйте, мой господин»? — Господин? — женщина включила светильники.       Да, вот так намного лучше. Кто платит — тот и есть господин, разве не так? Чак как всегда некстати вспомнил, как он сам максимально почтительно общался с клиентами: если б не их деньги, его досуг был бы весьма скучным и однообразным.       Мертвенно-бледный свет разбавил полумрак, заиграл на коже шарианки холодной синевой. Её фигура, облаченная в прозрачное, почти ничего прикрывающее платье, была весьма непримечательна.       Худая, даже слишком, с маленькой грудью и узкими костлявыми бёдрами Аврора была похожа на подростка. Нимфетка. Тонкая, хрупкая… Смертельно опасная. — Меня зовут Аврора… — длинные волосы шарианки, заплетённые в множество косичек, вызвали в Чаке ассоциацию с Медузой Горгоной.       Вообще, все его мысли после выхода из кабинета Ньярхала Гудвина неумолимо плыли в сторону мистики, сказок о волшебниках и мифических существах. Сказывалось нервное напряжение. — Я в курсе. Подойди, — приказал Чак.       У неё были неповторимые глаза, горизонтальные зрачки, окружённые бирюзового цвета радужкой.       Как у чёртовых коз.       Норманн нервно усмехнулся.       Аврора замерла рядом, потупила взгляд, разглядывая собственные ступни с крупными, красивой формы ногтями. — Господин знает, что он рискует?       О да… Чак схватил женщину за острый подбородок, сдавил, ощущая под пальцами гладкую безволосую кожу. — Господин прекрасно знает, — организм отозвался тянущей болью в паху. — И как присунуть, тоже знает. В глаза смотри, сучка.       Три с половиной тысячи ганов, мать твою. Три с половиной за шипастую вагину. — Раздевайся.       Эрекция, каменная и болезненная, неимоверно мешала, тело требовало разрядки. Дрожащими руками Чак расстегнул ширинку, стаскивая штаны вместе с трусами. — Снимай свою тряпку, — прошипел мужчина и провел ладонью по члену, размазывая выступивший преэкулянт по головке. — Быстро!       Аврора поспешно стащила платье, замерла в нерешительности, ожидая следующих указаний. — Ложись, — Чак кивнул на круглую, застеленную черными простынями постель.       Шарианка загнанно оглянулась… В её козьих глазах застыл немой вопрос. — На спину, — Чак прерывисто выдохнул, чувствуя, как от монотонной дрочки поджимаются яйца. — Чего смотришь? На спину.       Любоваться тощей задницей Авроры желания не было.       Женщина послушно опустилась на ложе и привычно радвинула ноги.       Кожа влагалища, сморщенная, лишенная клитора и малых половых губ, была темно-синего, кажущегося в скудном освещении чёрным цвета.       Норманн перевел взгляд на маленькую, с крохотными ареолами грудь.       В затуманенной желанием голове промелькнула одинокая мысль, что не такие уж эти шарианки и красавицы. Он бы не позарился на такое, если бы не их поистине чарующая опасность. — Господин? — робко, даже слишком робко, окликнула Аврора. — Раздвинь руками… — Чак указал на влагалище.       Женщина подчинились, развела пальцами кожу, прикрывающую вход… Розоватое нутро, кажущееся слишком ярким в этой темной комнате, пульсировало, лоснилось от выступившей смазки, жило, казалось, отдельной жизнью.       Непозволительно жаждущее, в отличие от хозяйки.       Чак смотрел завороженно, продолжая надрачивать. — Будьте осторожны, господин, — снова предупредила шарианка. Её волосы слились с цветом постельного белья, и синекожее лицо, казалось, стало бледнее. — Я знаю… Ноги шире раздвинь и держи колени руками, — говорить было трудно, в глотке пересохло, и голос, в момент охрипший, больше походил на мерзкое карканье.       Женщина кивнула, слишком послушная. Неживая.       Жило её нутро.       Чак приблизился, провел ладонью по мягкой женской груди.       Шарианка смотрела выжидюще и лениво моргала. — Интересно, если я сдохну на тебе, что изменится?       Аврора пожала узкими плечами. В горизонтальных расширенных зрачках отражалась проекция неба. — Ничего, господин. Просто вас уже не будет…       Ей было всё равно, её жаждущему, ритмично сокращающемуся нутру было всё равно, да всем известным мирам, чёрт возьми, будет похрен…       На руках Авроры блестела смазка, в зрачках застыла неизбежность, над головой раскинулся мираж звезд.       Чак гортанно рассмеялся, обхватил член, используя пальцы как ограничитель, и аккуратно вошел в горячее влагалище. На треть.       Страх проснулся, ожил по-настоящему, восстал, заполняя собой всю черепную коробку, каждый нерв, проступил на висках липким потом.       Норманн вдруг четко и ясно понял: больше на такое он не подпишется.       Ребристые стенки влагалища сжали член, обхватили плотно каждый сантиметр кожи, не позволяя высвободиться вот так внезапно, сходу. Мужчина замер, боясь пошевельнуться.       Чак боялся — чёртов хер стоял как каменный.       Нутро зашевелилось, то усиливая хватку, то расслабляя…       Норманн мысленно пообещал себе разбить шлюхе лицо за такие штучки. Как только все закончится, он вмажет по этой неподвижной маске, ошибочно именуемой лицом.       Чак не знал, стоил ли такой интересный массаж его гениталий треть заначки ганов, но был уверен в одном: такого еще не было.       Шарианка закрыла глаза, отгородилась от удивленно-испуганного взгляда Чака.       Если бы не то безумство, которое творило влагалище инопланетянки, Норманн бы подумал, что та спит.       Желание двигаться, засадить по самые яйца заметалось по подёрнутым пеленой удовольствия извилинам. Чак зажмурился и сжал зубы.       Это было похоже на хождение по узкому выступу над бездонной пропастью, и Норманн не хотел упасть на выстланное острыми камнями дно.       Перед глазами из темноты зажмуренных век выплыло лицо Юко — оскал на смазливом лице превратился в гипсовую маску. Маска пошла трещинами и рассыпалась мелким крошевом, обнажая металлический каркас. Череп продолжал блестеть биопротезами зубов. — Господин так любит адреналин, да?       Кто это спросил? Биоробот в кимоно, шарианка с искусным… Нутром.       Нутро.       Чак тряхнул головой, чувствуя, как по позвоночнику бежит холодный липкий пот.       Слово было мерзким, как вялое полугнилое рыбье брюхо.       Рыбу Норманн терпеть не мог.       Эрекция ослабла, член сдался на волю больного воображения Чака.       Страх захлестнул с головой.       Нутро. Розовое смертоносное нутро шарианской проститутки больше не прельщало — Чак прерывисто выдохнул и ощутил толчок по ягодицам.       Её пятки впечатались в его мышцы, положив начало конца.       Толчок, достаточно сильный, чтобы его не полностью упавший член оказался во влагалище полностью.       Шарианка улыбалась.       Чак смотрел на острые треугольные зубы, розовые дёсна, тёмную кожу губ… В голове билась мешанина мыслей. Одна, особо назойливая, прочно зацепилась за сознание, вытесняя все остальные.       У шарианки были странные глаза — козьи. Как у Бафомета со старой гравюры в одном из музеев земли. — Бафомет… — последнее, что произнес Чак Норманн, прежде чем его сердце остановилось. — Инсульт… Банальный инсульт? Такого никогда не случалось, — Ньярхалл всплеснул руками и вытер платком свое лоснящееся от пота и жира лицо. — Такое пятно на нашей репутации… Наши шарианки без шипов, все, инспектор. Никто не допустит их к соитию во время их… периодов. Никогда. Адреналин. Его убил собственный адреналин.       Расписка Чака Норманна лежала перед блюстителем порядка. — Я понимаю…       Поверх глянцевой бумаги легла плотная пачка банкнот, перетянутая обычной резинкой веселого зеленого цвета. — Такой ужас… Такой ужас, инспектор. Аврора в шоке. Клиент умер прямо на ней, ужасно, — Ньярхал Гудвин снова вздохнул, следя за тем, как пачка денег перекочевала в карман жандарма. — Тромб оторвался… — инспектор поднялся и надел фуражку. Свет из окна отразился от блестящего козырька, и Ньярхалл рефлекторно зажмурился. — Тело? — Уже кремировано.       «Об опасности предупрежден. Чак Норманн.» — Какое огорчение, какое огорчение…       Ньярхал Гудвин вздохнул и спрятал расписку в папку.       Юко, сидящая у ног Гудвина, преданно потерлась щекой о руку хозяина и растянула губы в улыбке.