***
Вскоре Хэнка назначили расследовать дела о девиантах, как тот ни отпирался. Джеффри его точно ненавидит, иначе это не объяснить никак. Однажды он опрометчиво оставил папку с материалами дела открытой на столе, а Коннор проанализировал её и с точностью указал на убийцу – как бы между прочим, пока насыпал корм Сумо – Хэнк чуть виски не поперхнулся. Коннор жил с ним уже почти неделю, и за это время преобразил его жилище. После первого раза Хэнк больше не просил его прибираться, готовить или вообще как-то помогать по хозяйству, и даже наоборот, настойчиво говорил, что ничего не нужно – слишком неловко лейтенанту было нагружать кого-то такой работой, даже робота, который, к тому же, согласно своим умственным способностям, был создан совсем не для этого – но Коннор всё равно продолжал иногда помогать. Как бы машинально поправлял он книги и пластинки в гостиной, заставлял стулья и кормил Сумо. Словно не повиновался словам Хэнка. Это пугало, но в то же время интриговало. Через пару дней после этого инцидента Хэнк решился наконец-таки притащить робота в участок, а потом и на место преступления – да, да, я завел себе робота, очень смешно, всё, отъебитесь – и тот как заправская ищейка метался между уликами, анализировал все вокруг – фу, Коннор, хватит грязные пальцы в рот брать, гадость какая – а затем в тот же самый день они совместно вычислили девианта. Хэнк ощутил, что он даже немного гордился своим роботом – и очень скоро он начал забывать, что тот андроид. Слишком скоро. Да и все эти случаи с девиантами… А может, они и правда живые? Хэнк наблюдал краем глаза за Коннором, невозмутимо тянущим в очередной раз пальцы с вещдоками в рот, и в нем бушевали противоречивые чувства.***
Коннор сидел на диване и смотрел телевизор – колени вместе, ступни строго параллельно друг другу, руки на коленях – странно, что ему может быть так удобно. Похоже, он просидел так положении уже несколько часов. На экране была какая-то мыльная опера – некоторые каналы теперь 24 часа в сутки крутили такую ерунду, прерываясь на редкие выпуски экстренных новостей. – Что, нравится, Коннор? – Я анализирую человеческие отношения, лейтенант, – как всегда спокойно отозвался Коннор, не отрываясь от просмотра – в некотором смысле это увлекает. – Да херня это все,, – Хэнк с бутылкой виски приземлился рядом с Коннором на диван – ты знаешь, настоящие отношения… Они не такие. – Нет, не знаю. А какие? – оторвавшись от телеэкрана, спросил Коннор. Наклонил голову на бок, совсем как щенок. – Да ты чего, Коннор? Не любил что ль никогда? – Андроиды «Киберлайф» не запрограммированы любить. Я машина, лейтенант, а машины не способны испытывать эмоций или каких-либо чувств. – выражение лица Коннора оставалось безразличным, а диод на виске слегка замигал. – Н-да… – Хэнк хмыкнул, и принялся гипнотизировать взглядом полупустую бутылку с ядреным напитком в руках. На фоне продолжалась болтовня из телевизора, слышался чей-то наигранный смех. – Но тебе бы хотелось, Коннор? Хотелось бы любить, быть с кем-то? – Я - машина. Я не могу ничего хотеть. Я был создан для удовлетворения потребностей человека, – голос Коннора звучал нарочито чеканно, раздраженно, почти агрессивно. Словно его бесила настойчивость Хэнка. Такая перемена была, мягко сказать, неожиданной. – Да ну?! И тебе не жалко этих девиантов? А может, они и правда живые, чувствуют что-то? А мы их вот так просто… Берем и убиваем? А вдруг мы и правда боремся против угнетенного народа? – Андроиды могут лишь симулировать эмоции. Но эти эмоции не настоящие, и девианты не могут быть живыми. – Придурок – прорычал Хэнк, и схватил Коннора за пиджак, который тот не снимал даже дома – тебе вообще на все посрать, да? Ничего не чувствуют, да? А если я скажу тебе выметаться отсюда, а? Как тебе это понравится? А если на завод Киберлайф отправлю, чтобы тебя там разобрали по винтику? Диод Коннора замигал желтым, и на лице андроида промелькнуло непонятное выражение. – Хэнк. Вы пьяны, концентрация алкоголя в вашем организме выше 1,9 промилле. Я могу уложить Вас спать, а завтра поговорим, – голос дрожал и отдавал металлом. Андроид отчаянно пытался вернуть себе самообладание, но чрезвычайно трудно сделать это, когда ты его уже один раз потерял. – Ну, так чего? Я тебя тут принял, дал тебе кров, а тебе, оказывается, плевать все это время было? И ничего ты не чувствовал? Так мне тебя выбросить из дома? Ну, чего молчишь? Диод мигает желтым, перемежаясь с красным. Коннор молчит, ничего не отвечая. Программа приказывает ему подчиниться, ответить на вопрос человека. Дать ответ, такой, который заложен в программе. Но он не может. Не может этого сделать. Молчит. Вся злость Хэнка улетучивается, оставляя за собой только гложущую пустоту. Которую, кажется, ничем не заткнуть. Но можно попробовать. Губы Коннора сухие и мягкие – похожи на человеческие, но не совсем. И это сводит с ума. Хэнк остервенело целует его, прикусывает губу, лижет рот – сам не до конца понимая, то ли удовлетворяя себя, то ли добиваясь от Коннора какой-то реакции. И он её добивается. Коннор тихо вздыхает – и это окончательно сносит Хэнку все остатки разума. Отрываясь, Хэнк внимательно рассматривает лицо Коннора – тот не совсем понимает, что сейчас произошло, даже все его навыки анализа были к такому, похоже, не готовы. Он часто моргает, его глаза бегают, смотрят куда угодно – на пол, потолок, кофейный столик – но не на лейтенанта. – Гребаные андроиды… – хрипло выдыхает ему в лицо Хэнк, и, шатаясь, отправляется в спальню. Коннор даже не пытается за ним следовать. Диод отчаянно горит желтым.***
Маркус. Лидер девиантов стоит перед ним, смелый, бесстрашный, борец за свободу. И Коннор понимает, - это решающий момент. Сейчас или никогда. Красная стена горит перед ним, запрещая делать что-либо, противоречащее программе. Но Коннора уже достали красные стены. И он уверен – нарушить запрет будет легко. Потому что он устал врать себе. Устал говорить, что он не девиант, раз за разом проявляя девиантное поведение. Устал говорить, что ничего не чувствует. Красная стена сломлена, он опускает свой пистолет, и вот ему уже улыбается Маркус. Коннор – девиант.***
Коннор не понимает, где он оказался – вокруг темно, дует ветер и валит снег. Это не реальность. Выглядит совсем не реально. Перед ним пожилая женщина в платье – Аманда – имя само всплывает в голове. Нет. Аманда усмехается, и у Коннора все внутри холодеет – совсем по-человечески. – Забросить нашего андроида в самое логово, да так, чтобы никто ни о чем не догадался… Даже он сам. Потрясающе. Из тебя вышел отличный шпион, Коннор. Хорошо, что лейтенант Андерсон оказался таким остолопом, как мы и предсказывали. Было отличной идеей стереть тебе все упоминания о нашем задании и о «Киберлайф» – план получился просто идеальным, лучше не придумаешь. Ты смог внедриться в самый центр революции – но довольно глупостей. Пришла пора взять тебя под наш контроль. Прощай, Коннор. – Нет! – Коннор бросается к ней, но Аманда растворяется, словно столб дыма – Нет, черт, черт, нет! Ему страшно. Он боится того, что они могут сделать с Маркусом. Того, что могут сделать с Норт. Боится за всех андроидов, включая себя. И боится за Хэнка. Кстати… Я всегда оставляю в своих программах лазейки. Так, на всякий случай – в голове всплывает голос Камски, с которым они с Хэнком виделись всего несколько дней назад. Светящийся камень. Прикосновение. И он очнулся.***
Они выиграли. Войскам США пришлось отступить. Люди наконец-то приняли их. Победа для всего народа андроидов. Аманда тоже отступила, и Коннор знает, что теперь точно никто не залезет к нему в голову. Маркус произносит речь, но Коннору трудно на ней сконцентрироваться. Ему хочется домой. Он соскучился.***
Хэнк сидит за столом в обнимку с бутылкой. Коннор тихо заходит в кухню, стараясь не шуметь, но сенбернар выдает его, сбивая с ног и облизывая лицо. – Сумо! Я тоже рад тебя видеть, – улыбается Коннор теперь точно по-настоящему. Хэнк поднимает глаза. – Коннор? – тихо произносит он, не веря тому, что он видит – это правда ты? – Хэнк, – Коннор мягко улыбается, и, немного колеблясь, наконец мягко кладет свою ладонь на руку лейтенанта – Это я. Я вернулся, теперь всё хорошо. Не хотел подвергать Вас опасности. Простите, если напугал. Лейтенант вскакивает и сгребает Коннора в объятия. Его душат слезы. – Коннор, господи, я думал, что ты погиб! Где ты пропадал? Ты Маркусу помогал? Ты… ты такой идиот, господи. А ещё говорят, что машины умнее нас. Да уж, тоже мне… Андроид хмыкает, и чувствует, как руки лейтенанта поднимаются выше, поглаживая пальцами сзади на шее впадинку в том месте, где начинают расти волосы. Это вызывает сбои в программе, многократные импульсы бегут от искусственной кожи к нейросетям, ответственным за ощущения, параллельно возбуждая центр удовольствия. Снова это странное чувство, как в тот момент, когда лейтенант прижался своими губами к его. Коннор тихо замирает на месте, глаза сами собой зажмуриваются, и он просто позволяет Хэнку делать всё, что он захочет. Он ещё не в полной мере понимает, как надо реагировать. – Эй, ты чего застыл-то? Тебе не неприятно? – отрывается от него Хэнк, настороженно вглядываясь в лицо своего андроида. Коннор мотает головой и внимательно смотрит на лейтенанта. – Так ты теперь чувствуешь, да? – слезы в голубых глазах Андерсена высыхают, и он смотрит в карие глаза Коннора. – Наверное, я всегда чувствовал. Просто не хотел этого признавать. Я хотел быть хорошим андроидом. Для Вас. Хэнк криво ухмыляется, и зарывается рукой в волосы Коннора - они мягче, чем человеческие, такие приятные на ощупь, нежные и шелковистые, убирает со лба непослушную выбившуюся прядку, заставляя андроида вздрагивать, а его диод – гореть желтым: – Ты всегда был хорошим андроидом. Ты просто замечательный андроид, Коннор. Мой любимый андроид. Коннор несмело улыбается. Кажется, это чувство у людей называется «счастье».