* * *
Когда Оливер смотрит на Чейза, он почему-то начинает думать о том, что есть демоны, которых изгнать библией можно только в том случае, если ударить их ею по лицу, но, насколько Оливер его знает, он уверен, что Чейзу бы это даже понравилось. У всех свои кинки, — сказал бы он с едва заметной улыбкой, глядя Оливеру в глаза снизу вверх; они всегда таинственным образом оказываются в таком положении, что один из них смотрит на другого снизу вверх, и чаще всего это Чейз; и дело даже не в смехотворной разнице в их росте, а в этом его странном поведении, как будто он всегда был готов опуститься еще чуть ниже. С твоим аполлоновским телом тебе простительны любые предпочтения, — намекнул бы Чейз, чуть поднимая брови, и это отвратительно; отвратительные у него брови и сам он отвратительный; и хуже всего этого то, что Оливер считает его правым, несмотря на то, что нельзя говорить о чужом теле вот так (это ни черта не комплимент, даже если звучит приятно). Каждый извращается так, как ему хочется, — беспечно заметил бы Чейз, оттягивая узел своего галстука, как если бы плотная ткань вдруг начала душить его, и чуть откидывая голову назад, чтобы открыть взгляду Оливера шею, которую он только что слегка обнажил; если бы они были животными, Оливер бы уже давно распознал все его сигналы и с готовностью впился в эту шею зубами — и далеко не факт, что от большой симпатии; но они оба люди, они занимают высокопоставленные должности, они работают вместе, они ненавидят друг друга (не без сексуального подтекста. возможно.) и с нахальным флиртом, который только слепой бы не заметил, нужно разбираться как-то иначе, но не укусами. если хочешь, напиши это в заметках своего навороченного телефона, включи напоминание на каждые пятнадцать минут или поставь заставку на дисплей, но, ради всего святого (и не вполне святой библии, которую ты опорочил в своих фантазиях, когда представлял, как побьешь ею этого сукиного сына, вытрепавшего тебе все нервы, и будешь бить, пока она вся не истреплется), запомни уже наконец: нельзя кусать. нельзя кусать человека, если ты не хочешь с ним переспать. нельзя кусать человека, пытаясь перегрызть ему артерию. нельзя кусаться, если ты не голоден — фу, какой ужас, но запомни и это тоже. и особенно нельзя кусать эдриана чейза. (можно отравиться. или подавиться. или еще что; у этого подонка наверняка есть план даже на случай угрозы быть съеденным!) Оливер ненавидит его притягивающий, сладкий парфюм. Его фигуру в этих его проклятых дорогих костюмах. Его дежурную усмешку-улыбку с немигающим взглядом, как будто он говорит тебе: «на, сучка, немножко моего снисхождения». Но самое главное Оливер ненавидит себя, потому что рядом с Эдрианом Чейзом все всегда идет наперекосяк; потому что невозможно нормально работать, когда единственное, о чем ты можешь думать — это чужое тело на твоем столе. (ну вот, теперь ты опорочил еще и свой стол).* * *
Это кажется совершенно удивительным, неправдоподобным и пугающе-возбуждающим, но у Эдриана Чейза оказывается есть ошейники. (и нет собаки. ха!) Оливер узнает об этом совершенно случайно; то ли он наконец стал внимательнее к этому ублюдку, то ли наоборот НЕвнимательнее, если так долго пялился на его шею вместо того, чтобы вовремя отвернуться, но в любом случае он увидел на бледной коже Чейза, под воротником его дорогой белоснежной рубашки, ровную линию, похожую на след от ошейника. Можно было, конечно, понадеяться, что Чейз утром раздулся от собственной важности и случайно придушил свое эго галстуком, но эта версия очень, очень хрупкая и ненадежная. и, честно говоря, слишком хорошая, чтобы быть правдой. В конце концов, галстук не оставил бы такую четкую линию. И черт, Оливер думает об этом аж до следующего утра.* * *
(интересно, какой след на его шее остался бы от пальцев? не фиолетовый, как в детективах с убийствами, конечно, а, скажем, если чуть-чуть придушить его руками... эротично. ну если он сам попросит. или не попросит, но не будет возражать, неважно. чуть-чуть.) это. омерзительно. перестань думать об удушении, потому что социум говорит, что это омерзительно, и сейчас тебе надо слушать социум, с которым у твоего тела — у конкретной части твоего тела!!! — явно не совпадают мнения на этот счет. (хорошо, что социум не может прийти к твоему члену и спросить: ну че там по удушениям, бро?, потому что ответ бы никому не понравился. удушения это плохо. если твой член считает иначе, это его проблемы.) (ей-богу, фу!)* * *
Эдриан Чейз присаживается на край его стола с таким видом, словно тщательно просчитывает, чтобы, в случае чего, ему удалось одним жестом смести с него весь важный и не особо важный хлам и освободить его для дел поважнее; Оливер замечает это и клянется себе, что если Чейз уронит на пол хотя бы, ну, да вон хотя бы ту ручку, которых у него десять штук, он свернет шею сукиному сыну чисто из принципа; потому что они оба не животные и не могут разбрасываться чужими вещами направо и налево. Не говоря уже о том, что у него в кабинете вообще-то есть диван. (фу, думай о работе!) Он приближается к Чейзу медленно, будто идет на собственную казнь, убрав руки в карманы, чтобы по его сжатым кулакам не было видно, как сильно они чешутся ударить Чейза несколько раз; он останавливается слишком близко для того, чтобы при желании пнуть его ногой, и слишком далеко для того, чтобы дотянуться рукой — идеальное расстояние, чтобы разговаривать с человеком, который вызывает такие противоречивые чувства. Оливер представляет себе, как разбивает ему нос, и совершенно неожиданно мысль об окровавленном лице Чейза неслабо его заводит; так, что он пропускает большую часть его рабочей болтовни, и ему приходится с важным лицом достать свой телефон, сделать вид, будто ему пришло Очень Важное Сообщение, а потом открыть заметки и неторопливо написать пальцами, которые он бы с удовольствием окунул в воду со льдом — и срочно! (и это не единственная часть его тела, если честно, которой бы не помешал лед сейчас, ой): нельзя разбивать людям носы только потому что кровь — это сексуально! (они начнут гнусавить и эта речь испортит всю эротическую составляющую.) ((но кровь, конечно, это сексуально!)) НЕ ВЗДУМАЙ УДАРИТЬ ЕГО НОЖОМ, ОЛИВЕР.* * *
Утром Чейз, который впервые на памяти Оливера появляется с опозданием, влетает в уже закрывающийся лифт, и Оливер смотрит на него так, словно перед ним приземлился инопланетный корабль, потому что обычно уложенные волосы Чейза сегодня спадают прядями на его лоб с капельками пота, он тяжело дышит, а костяшки его пальцев, когда он тянется нажать кнопку на панели, почему-то разбиты, но раны не свежие, а словно бы с ночи. и черт. вот это. сексуально. Тяжелое... утро? — выдавливает Оливер. Чейз склоняет голову набок в знак согласия. Проспал... будильник, — отвечает он, делая точно такую же паузу, какую сделал Оливер; будто дразнит его. и бил его, да?, думает Оливер. Всю ночь. Чейз поворачивает голову, встречая его взгляд снизу блядь вверх, и улыбается ему этой своей «на, сучка, снисхождение» ухмылкой, и Оливер ненавидит его ужасно сильно, потому что понимает, что Чейз подстроил это все специально, чтобы спровоцировать его; потому что черта с два они оба люди, они животные и действуют на инстинктах; и только одной Матушке Природе ведомо, почему Оливер до сих пор ничего не сделал с этим телом и этим ухмыляющимся ртом. напоминание: если ты ударишь его ножом, он запачкает кровью твой кабинет, а если он умрет, тебе некуда будет деть тело. интересно, написано ли что-нибудь о крови в той библии, которую он столько раз представлял рядом с лицом эдриана чейза (и желательно чем ближе тем больнее); что-то кроме того, что кровь — это вино? потому что сейчас он чувствует себя очень пьяным, хотя он совершенно точно не пил ни крови, ни вина. (но, может, не отказался бы от стаканчика (неважно чего из этого)). Чейз протягивает к нему руку и поправляет его галстук; разбитые костяшки Чейза мелькают прямо перед глазами Оливера, и он вдруг отчетливо ощущает зуд в своих кулаках, как будто ему хочется разбить свои руки точно так же; и тогда, возможно, боль отвлечет его от мыслей об этом теле. или нет. ведь боль — это тоже сексуально. наверное так же сексуально, как чейз, тяжело дышащий и нависший над ним; со своими растрепанными волосами, разбитым носом, каплями крови на своей чертовой белоснежной рубашке и горящими глазами; избивающий его с такой же страстью, которая скользит в каждом его слове, когда он так нагло флиртует. это первый раз, когда тебе хочется оказаться на лопатках под другим мужчиной — и это, мать твою, звучит просто омерзительно, не называй вещи так, словно ты пишешь бульварный порно-роман, Королева Оливия, называй их своими именами: я не знаю, чего я хочу сильнее — чтобы он избил меня или чтобы он со мной переспал. (возможно, и то, и то вместе) ((как выбрать «помощь зала» в ответе на этот вопрос?)) последняя созданная заметка в телефоне: тесты в интернете, конечно, ерунда, но, может, ты пройдешь пару-тройку из них, типа «Насколько Вы Мазохист?», «Любите Ли Вы Боль?», «Какова Ваша Роль В Садо-Мазо?», ну так, чисто для самоуспокоения. о господи святой как тебя там, о каком самоуспокоении речь, если тебе хочется быть избитым человеком, которому бы ты в любое другое время, типа 23/7, сам бы хотел надрать зад? напоминание: выпей водки. вдруг пройдет.* * *
НИКОГДА. НЕ ПЕЙ. ВОДКУ. НА. РАБОЧЕМ. МЕСТЕ. заметка: водка не помогла. не прошло. Даже наоборот — после трех (четырех? пяти? ты хотя бы считал их, идиот?) рюмок Оливер распахивает дверь своего кабинета и неожиданно сталкивается с Чейзом нос к носу — ну или почти к носу, потому что между ними все еще та злосчастная разница в несколько сантиметров роста, не считая того задорного взгляда, который Чейз бросает на него, когда он явно не прочь увеличить эту разницу еще, если ты попросишь. или заставишь. или, боже, нет, только не думай о пытках — это тоже сексуально! (а можно ли вообще пытать человека, чтобы заставить его делать то, что он и так хочет сделать?) ((Фу!)) Результат: каким-то непостижимым образом и совершенно неожиданно для Оливера, но они оказываются на его диване (хорошо не на столе!), Чейз снизу и они целуются так яростно, словно вот-вот вгрызутся друг другу в глотки; и это совершенно точно не метод решения проблем, потому что они взрослые люди, они работают вместе, ненавидят друг друга и безо всяких сомнений собираются переспать. наверное. возможно. скорее всего. Если не загрызут друг друга раньше, потому что Чейз вырывается и отталкивает его, а потом накидывается на него сам; и не то чтобы Оливера сильно волновало сейчас, кто из них будет сверху (он даже охотно бы передал эстафетную палочку чейзу сейчас; все равно у них еще куча времени, чтобы истыкать друг друга этими палочками), но он не может предсказать реакцию Чейза и вот это его напрягает. Он думает об этом целых двенадцать секунд, а потом Чейз кусает его за губу и Оливер думает, что а) это больно; б) это нагло; в) это неожиданно; г) они все-таки животные. (или д) все вместе) напоминание: ты идиот, куин.* * *
Два факта нового дня: первый — они не переспали вчера вечером; второй — они оба здорово обозлились из-за этого. удивительный факт: долгое отсутствие секса делает человека злым. удивительный факт номер два: секс, который должен был вот уже ВОТ-ВОТ произойти, но накрылся тазом из любого металла, делает людей еще злее. типа. в разы злее. особенно, если они и так выползли из ада. Оказалось, что мэрия была не так пуста, как думал Оливер, когда начинал свой рюмочный марафон вчера; двое охранников, услышав шум и заподозрив неладное, вломились в его кабинет, убежденные, что новоиспеченного мэра убивают; и пришлось очень вежливо и терпеливо объяснять им, что на него никто не нападал, настольную лампу он случайно уронил, а взъерошенный, будто воробей, окружной прокурор на его диване всегда выглядит злым как собака, которую спустили с цепи, хаха! (и которой у него, кстати, нет. ну это так, для справки. ошейники есть, а собаки нет; может, не сложилось или не нашел еще Ту Единственную, ради которой бы поднимал себя с кровати на час раньше, чтобы погулять. кто его знает.) ((главное, ошейники не пропадают почем зря)) И сегодня Чейз, который был еще злее и еще аккуратнее, чем обычно, литрами пил кофе, бросал на Оливера гневные взгляды и то и дело оттягивал воротник своей рубашки, демонстрируя свою шею, к которой накануне вечером Оливер неплохо так приложился — он даже видел следы, которые он оставил. (Вот же сукин...) Обновление заметки: людей кусать можно. иногда. с их разрешения и не очень сильно. и это даже может быть приятно. Оливер смотрит на костюмы Чейза и вспоминает, сколько времени он вчера боролся с воротником его рубашки; он задается вопросом, сколько на этом ублюдке одежды и насколько маленьким он будет выглядеть, если снять с него все эти слои хлопка, шелка, шерсти, раздутого самолюбия и приторного парфюма. И неожиданно Оливер начинает думать о слоях одежды и о раздевании. В разгар рабочего дня. И очень надеется, что его мысли не читаются у него на лице. Заметка: напиши на цветном стикере «я идиот», приклей на лоб и ходи так.* * *
Чейз только что поравнялся с ним в коридоре, когда там никого не было, и агрессивно прошептал что-то про то, что Бастилию взять было проще, чем вот эту крепость. Заметка: он серьезно только что назвал твою задницу крепостью и сравнил ее с началом Французской Революции? Да что не так с этим подонком? НЕ СМЕЙ ПРИНИМАТЬ ЭТО ЗА КОМПЛИМЕНТ, ОЛИВЕР. даже если твоя крепость как раз этого взятия и дожидается.* * *
Чем больше стеснено тело — тем свободнее дух. Именно поэтому и только поэтому Оливер стоит почти полностью обнаженным посреди комнаты Эдриана Чейза, окутанный просто безумным количеством цепей, спускающихся от ошейника на его шее вниз по груди и плечам до запястий, ниже, с тяжелым поясом на его тазобедренных косточках и еще ниже, до щиколоток, на которых такие плотные браслеты, что создается впечатление, будто Чейз украл их из Айрон Хайтс; и когда Оливер делает маленький шаг — насколько позволяют оковы, — все его цепи звенят так, что вызывают у него ассоциацию с елкой, которую на смешных видео с животными с грохотом роняют кошки. Ему самому кажется, что еще один или два шага — и он рухнет здесь под тяжестью металла; и судя по довольному лицу Чейза, он не станет его поднимать, но, более вероятно, поставит на него ногу, как на тушу убитого медведя, запрокинет голову и начнет петь какую-нибудь ужасно революционную песню на французском. (отвратительная шутка. больше так не делай.) если бы оливер рассказал об этом своему психотерапевту, док наверняка бы больше его не принял. никогда. Но да, Эдриан Чейз, которого Оливер столько времени избивал библией в своей голове, взял на себя честь освободить дух Оливера (для чего, само собой, ему потребовалось стеснить тело); и вот так всегда — ты думаешь, что человек ублюдок и мерзкий дьявол во плоти, а он, оказывается, заботится о тебе, освободить тебя хочет, телу твоему помочь и духу. святой нашелся, тьфу! Когда Оливер двигает руками, цепи звенят. Чейз улыбается ему снизу вверх, наверняка наслаждаясь тем, что, в отличие от Оливера, он еще в одежде и, скорее всего, подстроил это все так, потому что три верхние пуговицы его дорогой рубашки расстегнуты и воротник раздвинут, чтобы чуть-чуть обнажить его грудь, пока он сидит на кровати и улыбается Оливеру своей отвратительной, наглой, обаятельной и красивой улыбкой, черт бы его побрал. если бы твои руки были свободны, ты мог бы взять свой пафосный телефон и написать напоминание о том, что ты вообще-то ненавидишь этого подонка, а ненависть, как правило, не синоним фразе «постою в его спальне раздетый». И УЖ ТОЧНО. НЕ. ПРИЗЫВ. К ДЕЙСТВИЮ.* * *
это правда, у него нет собаки. оливер венчает вечер идиотизма фразой «я думал, у тебя есть собака», оглядываясь вокруг и чувствуя себя полным придурком, обнаженным и скованным придурком, и чейз, смерив его взглядом а-ля «и с чего ты так подумал?», отвечает, что у него аллергия на собак. напоминание: ты идиот. напоминание 2: ты такой идиот! напоминание 3: ты мог хотя бы задать ему вопрос, а не утверждать! последняя созданная заметка: ты идиот. заставка на дисплее телефона: черный фон с радужными буквами «ну ты и идиот!»* * *
(надо тонко поинтересоваться, знает ли он французский или просто понтуется тем, что читал историю в школе) ((тонко, оливер. а не как с собакой.))* * *
Чертов Эдриан Чейз идеален во всем. В костюмах, которые выбирает; в парфюме, который льет на себя; в жестах, интонациях, флирте; и когда он появляется в дверях комнаты, оказывается, что он идеален еще и телом. матерь божья и не божья, зачем с таким телом вообще носить одежду. Не то чтобы Оливер был сильно удивлен, конечно, но если снять с него все слои одежды, его тело не становится сильно меньше, зато немного рельефнее, чем под шерстяным костюмом и шелковой рубашкой; обозначились мускулы на руках и пресс, а его движения, не стесненные дорогой одеждой, чуть-чуть более скользящие и крадущиеся; и внезапно окружной прокурор Эдриан Чейз стал Огого Окружным Прокурором. Оливер, конечно, забыл пройти парочку тестов в интернете, чтобы выяснить свою роль в БДСМ, но, когда Чейз останавливается рядом с ним вплотную с этим его ужасным взглядом, медленно наматывает на ладонь цепь, тянущуюся от шеи Оливера к запястьям, и притягивает его за нее к себе, чтобы поцеловать, у Оливера как-то уже не остается сомнений в том, что он знает результат любого теста. (Да с таким телом тут даже думать не надо) Напоминание: нельзя провоцировать людей на драку посреди интимного момента, который 1000% перетечет в секс. секс лучше драк. не бей людей, спи с ними. секс приятнее (наверное. не факт, потому что речь об эдриане чейзе, а иногда это лишь вопрос терпения что хочется сильнее — разбить ему лицо или переспать с ним). не бей людей, если только это не часть ролевой игры. и если они ударили тебя — в процессе ролевой игры!!! — не бей в ответ. ДРАКА — НЕ РОЛЕВАЯ ИГРА, ОЛИВЕР. ДРАКА НА НОЖАХ — НЕ РОЛЕВАЯ ИГРА ТОЖЕ. (а еще, как оказалось, ему к лицу ошейники. кто бы мог подумать.)* * *
(нет, он не знает французский. во время «взятия крепости» (фу, господи!) он вообще бормотал что-то на своем адовом и непонятном.)* * *
(это был испанский. упс. второе «взятие» прояснило). ((в принципе испанский и есть язык из ада)).* * *
Последняя созданная заметка: это прозвучит ужасно, но, оказывается, ошейники — это весело. по крайней мере, та их часть, где под них можно просунуть пальцы и потянуть. или та их часть, которая оставляет на шее след. или та их часть, которая чуть придушивает. Или та их часть, которая пахнет металлом и кожей, когда Оливер проводит носом по его шее и целует его ключицы; под приторным парфюмом он улавливает едва ощутимый аромат кожи и пота Чейза, и это приятный запах, притягательный, вкусный, пробуждающий аппетит. (к счастью, ему можно кусаться сейчас — это даже не обсуждается). И вот теперь, пожалуй, Оливер готов признать, что его дух действительно освобождается; он чувствует себя возвышенным и раскрытым, как если бы его кости больше ничего не весили и его тело было просто пустой оболочкой; самое главное — это кайф, который он испытывает, когда с наслаждением и медленно целует мягкую кожу, чуть солоноватую от пота, и движется поцелуями вверх по его шее со следом от ошейника, вверх по линии челюсти, к мочке уха, которую он обхватывает губами; какой же. это. кайф. Какой же кайф, когда этот вечно собранный и следящий за собой подонок издает тихий стон, потому что пальцы Оливера обхватывают его член и двигаются вверх-вниз, потому что он допровоцировался и получил то, что хотел; потому что они оба увешаны цепями, будто елки игрушками (какова вероятность запутаться, если они неправильно повернутся? они могут приковать себя друг к другу, как в кошачьей колыбели, если немного повозятся?) и потому что стоило так долго стеснять свое тело и разум, чтоб в конце концов освободить свой дух. (Освобождение духа, кстати говоря, приятный момент. Парочка освобождений оставляет их обессиленными, но довольными). Какой же кайф наконец прижать чертово идеальное тело к кровати своим весом и не оставить на нем живого места — и это касается как укусов, так и царапин, удушения, ударов и что там может еще взбрести в его воспаленный разум, потому что Чейз буквально жарко прошептал ему в ухо: «делай все, что тебе нравится; у каждого свои кинки, а с твоим телом разрешено все.» Дважды просить не пришлось, конечно. Какой же кайф, когда они оба, вспотевшие, тяжело дышащие, звенящие проклятыми цепями, покусанные и побитые, но освобожденные, путаются в простынях, как слепые котята; рука Оливера запуталась в цепях Чейза, он сдавленно выругался в поцелуй, и этот ублюдок рассмеялся так задорно, словно услышал веселую шутку — и это, мать твою, тоже кайф. (он умеет смеяться. приятный сюрприз.) И это редкий случай, когда они согласны друг с другом; Оливер не спрашивал, но по довольному лицу Чейза уверен, что тот тоже считает это приятным удовольствием. напоминание: надо повторить.