Глаза в глаза

Джим никогда не думал, что может заиграться. Начать партию, выйти победителем из которой нет ни единого шанса. Он хотел использовать нежданную связь, обратить её против любимого детектива. Кто бы знал, Джон Уотсон, верный пёсик Шерлока Холмса, оказался родственной душой криминального консультанта. Мориарти хотелось рассмеяться, от жестокой иронии судьбы, прямо там, в Бартсе, но вместо этого он только предвкушающе улыбнулся. Джеймсу следовало бы задуматься еще тогда, когда, не выдержав этого совершенно нелогичного притяжения он поцеловал доктора, оставляя на губах кровавый след. Яростно, чувственно, не наигранно. Без такой привычной фальши. Будто это было единственно верным решением, напрочь выбивающим все размышления и планы. Неделя. На столько хватило выдержки. С каждым днем образ, в общем-то непримечательного мужчины, становился все привлекательнее, оккупируя каждую мысль в голове. И если бы Джим был откровенен, то сказал бы, что его это чертовски пугает. Он всегда держал контроль. Знал свое безумие слишком хорошо. Но одно прикосновение буквально уничтожило все догмы его существования. Связь ломала Мориарти, заставляла смотреть туда, куда при других обстоятельствах он бы никогда не взглянул. Уотсон, словно гребанный червь, методично выгрызал себе место в голове, сердце и душе. Хотелось пустить пулю в голову, неважно кому, лишь бы не ощущать едва заметную дрожь, каждый раз, когда Джон подходил слишком близко к истине. Джеймс в той же мере ненавидел его, как был одержим, не в силах все прекратить, укрепляя связь новыми, бессмысленно спокойными, бесполезными встречами. Хватило бы одного приказа, и все проблемы решатся. Джим не боялся сумасшествия, которое последует за бездыханным телом доктора. Куда уж безумней? Он почти желал его. Но одна мысль о том, чтобы вернуться к рутине, больше не вдохновляющей игре с детективом, потерять неожиданно слишком важного Уотсона, увидеть, как в его глазах отражается отчаянное непонимание и боль, заставляла сердце сбиться с привычного ритма настолько, что рука с зажатым в ней пистолетом начинала дрожать. Он не готов притворяться всю жизнь. Не готов отказаться от своего дела. Не готов обрести слабость в лице соулмейта. Но мир едва ли спрашивает, к чему готов Джеймс Мориарти. Он просто бьет под дых осознанием, что уже обрел, и выкорчевать не выйдет. Доктор въелся в него каждым прикосновением, взглядом и словом. Для Джима больше нет пёсика Холмса, есть только Джон Уотсон. Человек, слишком глубоко засевший, чтобы закончить их маленькую игру в нормальные отношения. Гений злился. Сыпал угрозами, доводил до мертвенной бледности Морана, но все равно срывался с места на очередную встречу, едва телефон оповещал о новом сообщении. Он менялся всякий раз, когда касался теплой руки, чувствуя приятное покалывание в метке. Когда прижимался к бьющейся вене на шее, в спонтанном стремлении стать как можно ближе, или просто молчал в обществе доктора, не желая нарушать тишину. На мгновение забывая о том, что вокруг существует что-то еще, кроме них. «Босс, Холмс напал на верный след». Короткий писк рабочего телефона заставил чертыхнуться и отбросить оружие в сторону. Этого стоило ожидать. Слишком многое было приготовлено и расставлено по местам для их Большой игры с забавным финалом, в виде фейерверка из верного блоггера. Кто бы знал, что все обернется так, глупо и совершенно неожиданно. Вероятность всего происходящего была настолько маленькой, что Джим даже не задумался о её возможности. Глупость с крайне серьезными последствиями. Мориарти знал, что ему пора выбирать. Окончательно и бесповоротно: что важнее, Джон или работа? Он может уйти в подполье, затихая, как криминальный консультант, устроиться на работу, да хоть бы и в тот же Бартс, оставаясь Джимом из IT. Или пожертвовать Уотсоном, утонуть в своем безумии. Проблема в том, что оба варианта абсолютно неприемлемы. А Джеймс не привык делать что-то, что ему не нравится. Задумавшись на мгновение, он кивнул сам себе, вытаскивая из нагрудного кармана еще один телефон. Набрав короткое сообщение, Мориарти отправил его соулмейту. Он давно думал о такой возможности, но никак не мог найти в себе силы закончить раньше, чем будет поставлена точка. Теперь однако выбор сделан, поворачивать больше некуда. «Нам нужно поговорить».

***

Бассейн Джеймс выбрал не просто так. Здесь началась его жизнь, пускай лично он и не был в нем ни разу. Карл Пауэрс, глупый, зазнавшийся ребенок, не сумевший вовремя замолчать, точка невозврата определившая будущее. Вода приняла мальчика в объятия, как родного, оставляя с собой на века. Великолепное, наверное, было зрелище, Мориарти действительно жаль, что он не видел, как блеск в глазах сменяется мертвенной пустотой. Забавно, сколь мало нужно, чтобы оборвать жизнь. И как много, чтобы её сохранить. Джим впервые не знает, что будет делать дальше, после того, как эта встреча закончится. Он просто стоит, сверля взглядом дверь, ведущую в бассейн. В горле пересыхает от предстоящего разговора, финал давно определен, консультант сделал выбор и назад пути нет и никогда не будет, но он все равно к нему не готов, опять впервые в жизни. С Джоном вообще многое было впервые, как бы смешно это не звучало. Мориарти никогда не верил в связь родственных душ, считал все глупой, романтизированной выдумкой, созданной лишь для того, чтобы оправдать животное желание обладать. Но посмотрите на него теперь. Мечется, как загнанный зверь, попеременно желая то уничтожить все вокруг, включая себя, то впадая в депрессию не в силах подняться с грязного пола и идти вперед, как он привык. Предательства собственного сознания Джим не ждал никогда. — Джим, ты тут? — раскатистый, твердый голос звонким эхом прокатился по залу, знаменуя начало конца. С протяжным скрипом толкнув, наконец, дверь, консультант вышел на свет, несколько долгих мгновений рассматривая человека, ставшего тем, кем не имел права быть. Стоило Уотсону его заметить, как он замолчал, с нескрываемым удивлением повторяя действия соулмейта. Образ программиста разительно отличался от привычного. Нелепые футболки с яркими принтами и порванные джинсы заменил дорогой, даже на вид, сидящий точно по фигуре, костюм. Единственное, что осталось неизменным, это взгляд. Прямой, с легкой насмешкой, таящий в себе бушующее пламя, грозящее спалить каждого, кто случайно окажется рядом. — Что происходит? — установившаяся тишина давила на нервы предчувствием неизбежного. Мориарти не спешил начинать разговор, который его уничтожит. Не буквально, но именно это и самое страшное. Физическую боль он бы пережил с привычной ухмылкой и пренебрежением. Он привычен к ней. Он любит её. Джеймс запоминал. Отпечатывал образ, не искаженный презрением, в самом дальнем уголке сознания. Связь не гарантирует счастливую историю. И есть вещи, с которыми даже она не поможет смириться. А доктор слишком доктор, чтобы принять того, кто несет смерть его близким. — Ты никогда не спрашивал, — голос звучал сухо, безэмоционально и совершенно непривычно. Джим медленно приблизился, останавливаясь на расстоянии не далее пары шагов. Задумчиво склонив голову к плечу, он не спешил продолжать. — Как звучит моё полное имя. Не интересно? — и вновь тишина. Джон нахмурился. Морщины в этот момент будто стали острее, выдавая его беспокойство. Подсознательно он знал, что ничем хорошим встреча не закончится. Шестое чувство набатом било в голове, призывая уходить, пока не случилось что-то непоправимое. Но все, что он сделал, это неловко протянул вперед руку, не зная точно, чего именно хочет добиться. Уотсон не хотел знать правды, тоже впервые предпочитая ложь. Слишком страшно потерять того, кто случайно стал всем. — Я не думаю, что это настолько важно, и, если ты не хочешь его называть, не вижу смысла требовать. Суть ведь не в нем? — нелепая попытка бегства. Доктор не желает видеть правду, потому что догадывается о ней. Пазл медленно складывался, фрагмент за фрагментом, даже против его воли. Джеймс сделал еще один шаг вперед, становясь почти вплотную, касаясь своим дыханием чужих губ. — Джим Мориарти, при-ивет. — протянув последнее слово, за усмешкой скрывая свою нервозность, он замер, заметив, как глаза соулмейта округляются в удивлении. Повторив недавний жест своей родственной души, консультант коснулся плеча доктора, не отрывая взгляда от чужих глаз. — Я… ты шутишь? — отчаянная надежда на ложь, которой быть не может. Связь нельзя обмануть. — Ты же знаешь, что нет. — прежде чем Уотсон успел разозлиться и скинуть теплую ладонь, он почувствовал легкий, едва заметный укол в шею. Не спеша убрав в карман маленький дозатор с очень сильным снотворным, Джеймс молча наблюдал за его действием. — Что ты… ? — договорить Джон не успел, покачнувшись на месте, падая прямо на Джима, который каким-то чудом сумел его поймать, осторожно опуская на белоснежный кафель. — Я, — Мориарти кивнул, следя за угасающим сознанием соулмейта. — Наверное, это чертовски нечестно, говорить все вот так. Не давая и шанса на ответ, — опустившись на одно колено рядом, он аккуратно поправил сбившийся воротник доктора, — но я слишком хорошо его знаю, чтобы слышать. Наша забавная игра в отношения зашла слишком далеко. Настолько, что перестала быть игрой, это неприемлемо. — замолкнув, Джеймс приложил палец к губам, закряхтевшего в попытке ответить, Уотсона. — Я не альтруист, Джон. И едва ли я отпущу то, что мне принадлежит. — Джим ухмыльнулся, напрочь фальшиво, с долей непонятной грусти. — А ты мне принадлежишь. Весь. Без исключений. — доктор, в который раз за сегодня, широко раскрыл глаза, догадываясь о финале этой отвратительной драмы. Сознание почти оставило его, и только поразительная сила воли позволяла держаться, не проваливаясь в забытье. — Шерлок наконец заметил подсказки, оставленные ему, и наша встреча теперь вопрос времени. Ты, наверное, уже все понял. Я не оставлю тебя с ним. И это единственный вопрос, в котором твоё мнение не учитывается. — договорив, Мориарти наклонился, оставив последним воспоминанием Джона прохладный поцелуй с отчетливым привкусом ментола.