time follows you (and fades)

Хогвартс великолепен. За всю свою жизнь Пак Чимин побывал в трех различных особняках, каждый из которых принадлежал одному из его отчимов. Он привык к излишней расточительности: дорогим пуховым одеялам, антикварным гобеленам и светлым занавескам, сделанным из самых лучших тканей, но всё равно пронизанным безошибочным чувством одиночества. Однако Хогвартс не казался таковым. Трудно поверить, что столь огромный и неизведанный замок мог стать чьим-то домом. Но Пак Чимину казалось, словно он впервые вернулся домой. Яркие огни и смех Большого зала были пронизаны магией. Чимин привык к подобному. Тэхён же, напротив, всё ещё трепетал от восторга и ужаса перед призраками. Однако это не помешало ему завести разговор с Толстым Монахом. Тэхён был дружелюбным и обаятельным; Чимин полагал, что его искренность («Ты такой милый, Чимини, давай дружить!!») мгновенно покорит сердца большинства учеников. Он лишь надеялся, что не будет забыт в процессе. – …как думаешь, на какой факультет я попаду? Змеи такие классные! Но мой любимый цвет синий! Симпатичная девушка перед ними улыбнулась со слов Тэхёна, и Чимин почувствовал, как его сердце сжалось. Её ямочки на щеках и прямые волосы напомнили ему о матери. Её тело задрожало от смеха, и Чимину пришлось подавить желание скрыть её от чужих глаз. Если бы она была его матерью, непристойные фантазии давно бы затуманили рассудок окружающих. – Ан Хеджин! Девушка уверенно подошла к табурету. Распределяющая шляпа на мгновение коснулась её коротких волос. – ГРИФФИНДОР! Отец Чимина был гриффиндорцем. Он молился, чтобы не пойти по его стопам. – Чхве Ёнджэ! – ХАФФЛПАФФ! – Чон Хвиин! – СЛИЗЕРИН! Девушка с ямочками на щеках, Хвиин, подошла к покрытому изумрудом столу. Она села рядом с учениками постарше, некоторые из них были покрыты татуировками и имели ярко-выкрашенные волосы. На первый взгляд они могли показаться грубыми, но их юношеские улыбки были наполнены счастьем. – Ким Джису! – РАВЕНКЛО! – Ким Тэхён! Чимин заметил, как его единственный друг поспешил к табурету, практически светясь от волнения. – ХАФФЛПАФФ! Тэхён прыгнул в объятия смеющихся, подобно солнечному свету, хаффлпаффцев. Чимин ощутил укол ревности. Пламя обожгло его изнутри. Он сделал глубокий вдох, пытаясь контролировать свой Огонь. Это был его первый день, он не мог всё испортить в первый же день. – Пак Чимин! Спотыкаясь, Чимин дошел и сел на табурет, слишком нервничая, чтобы сконцентрироваться на чём-либо, кроме своего Огня, даже когда Распределяющая шляпа коснулась его головы. Впрочем, мелочная ревность вряд ли стоила больших мечтаний. «Для меня нет места в волшебном мире, – прошептала его мать на станции Кингс-Кросс, – но оно есть для тебя. Малыш, у тебя есть мечта, просто научись скрывать это. Я люблю тебя». Чимин пытался не заплакать. В мыслях раздался измученный смех. Амбициозный. – СЛИЗЕРИН! Чимин был ангельским ребенком – изнутри и снаружи. Он был ужасно симпатичным: пухлые щечки, улыбчивые глазки и звонкий голосок. Его бабушка осыпала его заботой и любовью. Никто не знал, что его гнев будет пылать, ведь в течение первых нескольких лет у него не было ни единой причины для этого. Через два месяца после смерти бабушки, через месяц после его третьего дня рождения его мать вышла замуж за первого из многих успешных мужчин-маглов. Чимин не знал, что значит «выйти замуж», но мамочка сказала, что они переедут в большой дом; что волшебный мир был потрясающим, но небезопасным для таких людей, как они. Затем была «свадьба», где мамочка была одета в красивое белое платье и целовала высокого мужчину. Тот был старым и уродливым, но Чимин полагал, что его мать просто затмевала всех остальных своей молодостью и красотой. Но то, как он смотрел на нее – с уродливой ухмылкой и затуманенным взглядом – было пугающе. Мамочка сказала, что не могла пообниматься с ним, что она ляжет спать со страшным мужчиной. Чимин никогда не спал один раньше, и свет от ночника едва ли успокаивал его. Пак Чимини был умным волшебником, а все волшебники знают, что Боггарты нападают на плохих мальчиков. И сегодня он был плохим мальчиком, случайно кинув клыкастый фрисби и оставив глубокую вмятину на стене. С мамочкой он был бы в безопасности. Было уже поздно, так поздно, что становилось почти рано, когда он выполз из своей большой кровати с мистером Красавчиком, его плюшевым мишкой, в руках. Мистер Красавчик наверняка бы испугался находиться один в такой большой комнате. В столовой виднелись тени. Он прислонился к дверному проему, сдерживая смех. Он мог удивить мамочку! Мужчина возвышался над его матерью. Мамочка выглядела напуганной. Её белоснежная кожа казалась липкой, а сверкающие глаза потускневшими; живописная, подобно кукле, красавица в розовом, она стояла неподвижно. Люстра, казавшаяся такой красивой в дневном свете, выглядела пугающе ночью: её зловещее присутствие поглощало свет. Чимину хотелось обнять мамочку. Его мама была самой лучшей в мире и заслуживала быть счастливой всегда. – А чего ты вообще ожидала? Ты же не думала, что у тебя есть выбор? Мужчина разразился смехом, но это звучало грубо. Он смотрел на мамочку, словно та была глупой. Чимин почувствовал всплеск раздражения. Мужчина – плохой мужчина – начал продвигаться к его матери. Лицо мамочки побледнело, словно она ожидала этого. Внезапно страх Чимина превратился в сильнейший гнев. Кем этот плохой мужчина себя возомнил? Почему из-за него его мама выглядела такой напуганной? Ладони Чимина горели. Мужчина решительно схватил лицо его матери, откидывая её волосы назад, словно она была его куклой. Мамочка глядела поверх его плеча, её прекрасное лицо было лишено эмоций. Крохотные пальцы Чимина сильнее сжали мистера Красавчика. Его ладони горели, всё вокруг жгло, жгло, жгло. Казалось, мамочка пыталась не заплакать. Пахло чем-то странным: пронзительный запах дыма, как от камина. Плохой мужчина ухмылялся, склонившись в нескольких сантиметрах от лица мамочки. Она вздрогнула. Чимин опустил взгляд. Мистер Красавчик был в огне. Его гнев уступил место страху, и он закричал. Слёзы стекали по его пухлым щекам. Мамочка держала его в своих руках, успокаивая и ласково вытирая лицо. Плохой мужчина отходил назад, крича: – Ты же сказала, что он нормальный! Очевидно, что это не так, что, блять, вообще с вами не так? – У него не было никаких признаков Огня прежде, только Очарование! Прекрати! Он будет в порядке. Я научу его контролировать это. Мой дорогой, мой Чимин-а. Быть вейлой тяжело, но, малыш, ты ведь ещё и волшебник, все будет в порядке – мамочка защитит тебя. Девушка напротив томно поглядывала на него, по-видимому, не замечая, как сильно она была очарована и очевидна. И она была не единственной. Чимин знал: стоит лишь взглянуть, чтобы заметить заинтересованные лица, наблюдающие за тем, как он ест свои вафли, и пожирающие его взглядами, подобно пиявкам. Всё было точно так же в гостиной Слизерина и в его спальне после Приветственного праздника накануне. Чимин притворялся, что привык к взглядам. Хвиин сидела рядом с ним, но, судя по её мечтательному взору, устремленному к девушке-панку за столом Гриффиндора, ему не стоило волноваться о ней. Ему хотелось сбежать отсюда и пойти танцевать. Есть ли здесь вообще танцевальная студия? Наверное, нет. Возможно, он мог бы найти пустую комнату. Но тогда был шанс столкнуться с Пивзом, и Чимину вряд ли хватало нужных заклинаний для их встречи. В конце концов, он же слизеринец, привыкший просто использовать своё Очарование для выхода из опасных ситуаций. Он осмотрительно сохранял дистанцию между собой и остальными учениками. Однако у Тэхёна, находившегося двумя столами дальше, похоже, подобных проблем не возникало. Тот практически сидел на коленях Хосока, увлеченно беседуя едва ли не со всеми учащимися своего факультета, сверкая глазами и хрипло посмеиваясь. Лучший друг. Конечно. Скорее «друг, дающий ложные обещания перед лицом красоты». Он должен был догадаться. Разве кто-то столь лучезарный захотел бы стать его лучшим другом? Его угрюмый настрой сменился ревностью. Чёрт. Пламя скоро вернётся. – Меня зовут Пак Чимин! Пожалуйста, позаботься обо мне! Его голос прозвучал непреднамеренно ангельски – отчаянная попытка отвлечься привнесла нотки Очарования к его словам – когда он развернулся и кивнул парню, сидящему рядом с ним. – Мин Юнги. У того был низкий голос. Мин Юнги казался пугающим: его уши были исколоты пирсингом. Но в ослабленном зеленом галстуке и неряшливых, спутанных волосах проскальзывал некий мальчишеский шарм. Каменное выражение лица подчеркивало его угловатые черты. Длинные пальцы равнодушно разламывали банановый хлеб на кусочки и окунали их в молоко, аккуратно складывая на тарелку. Пак Чимин не привык пялиться, но Юнги был милым, бесспорно милым. Пламя, сжигающее его изнутри, постепенно уступило место бабочкам. Из мантии Юнги высунулась мордашка. – О! Кто это? Такая милашка! Взгляд Юнги помрачнел; он ласково погладил котёнка и дал ей несколько кусочков бананового хлеба, прежде чем вновь спрятать её. Затем Юнги холодно взглянул на него. Разве котёнок был секретом? Чимин уже хотел было извиниться, но внезапно Хвиин дернула его за рукав, предлагая вернуться в подземелья пораньше. Чимин чувствовал, как глаза Юнги прожигали его спину, пока он уходил. Чимин притворялся, что привык к взглядам. – Сэр… вам не нужно волноваться обо мне, мои способности не так сильны. Гнев не превращает меня в гарпию. Я никому не причиню вреда, – уверенно произнес Чимин. Профессор Нам одарил его взглядом. Чимин надеялся, что дело было не в его Очаровании. – Чимин-а, я не волнуюсь о том, что ты причинишь кому-либо вред. Я волнуюсь о том, что произойдет, если люди узнают. Волшебный мир жесток к тем, кто непохож на других. Ты не используешь свою красоту, как оружие, но если обо всём узнают, это не будет иметь никакого значения. Я не смогу защитить тебя. Во взгляде профессора Нама не было отблеска влечения, лишь беспокойство. Чимин позволил себе расслабиться. – Очень мило с вашей стороны, но я прожил с этим всю мою жизнь. Я здесь, потому что моя мечта здесь. Поверьте, я знаю, с чем имею дело. Через месяц после начала семестра Пак Чимин находился в шаге от провала Нумерологии. Конечно, профессор Кан, несмотря на её молодой возраст, была хорошей и доброй учительницей, но, помимо этого, она также была всемирно известна и постоянно трансгрессировала в Сеул по Важным Делам™. Как ни странно, это всегда происходило только в третью пятницу каждого месяца; Тэхён настаивал на том, что она виделась со своим женихом или, возможно, с несколькими женихами, раз она так часто по очереди носила три дорогих кольца. Другие утверждали, что она сражалась с троллями для корейского правительства. В любом случае изучать последовательность логограмм Чимину приходилось в одиночестве. Он сидел в мягком двухместном кресле в опустевшей гостиной. Комендантский час уже давно начался, и время от времени Чимин разжигал камин своим Огнём. Его домашнее задание по Нумерологии лежало перед ним на столе: цифры расплывались перед глазами, и ему казалось, что он скоро заплачет. Но он не был виноват. Хотя в некотором роде это всё-таки была его вина, раз он был таким тупым, что не мог разобраться сам. Но это ничего. Уже три часа утра, у него завтра уроки, но всё в норме. У него всё под контролем. Только вот это не так, совсем не так. Он пытался избавиться от растущего чувства отчаяния, высвобождая свой Огонь и вновь поджигая камин, тем самым освещая подземелья. Однако это не помогало. Говорят, лишь сила любви могла противостоять магии, но Пак Чимин знал, что это было не так. Печаль могла подтолкнуть волшебника к смерти. Когда, несмотря на мольбу матери, Отчим-Номер-Три ушел, даже магия вейлы была бессильна перед лицом печали. Было так легко впасть в меланхолию и остаться в ней навсегда. Внезапно дверь с портретом открылась и темная фигура зашла в комнату. Чимин быстро прочистил горло и притворился, будто бы делал своё задание по Нумерологии. Он ожидал услышать шаги, отдаляющиеся в сторону спален, но вместо этого те остановились прямо за ним. – …Пак Чимин? Чимин вскинул голову. Мин Юнги. Чимин был удивлен, что старший помнил его имя, его лицо. Тот выглядел точно так же, как и в день их первой встречи: небрежный мальчишеский шарм во взъерошенных волосах и ослабленном галстуке. В глазах Чимина виднелись слёзы, но он полагал, что Юнги вряд ли сможет осознать это под действием Очарования. Вероятно, тот просто подумает, что его глаза «сияют» или «переливаются». Обычно именно так всё и бывало. Он тихо шмыгнул носом. – Да, Юнги-щщи? – Ты в порядке? Тот не ждал и, видимо, даже не рассчитывал на ответ, просто плюхнувшись в кресло рядом с ним. Окинув Чимина взглядом – останавливаясь глазами на мокрых ресницах и крепко сжатых кулаках младшего – он аккуратно раскрыл свою мантию, из которой сразу же выглянула симпатичная мордашка. Широкая улыбка расцвела на лице Чимина, и Юнги, казалось, был в легком изумлении. – Прелестное дитя! Иди сюда, красавица! Посмотри-ка, какая милашка, – проворковал Чимин, подзывая котёнка руками. Юнги распахнул мантию шире, чтобы котёнок смог выйти наружу. Словно принцесса, та окинула презрительным взглядом пергамент с заданиями по Нумерологии и направилась к коленям младшего, осторожно переставляя лапки в ленивой походке. Чимин был благословлён. – Его зовут Холли, и он жмыр. Чимин бережно водил пальцами по каштановой шерсти Холли. Тот в ответ слегка выгнул спину. Чимин пытался вспомнить сведения о жмырах с уроков Ухода за магическими существами: непокорные и смышленые, обладающие «сверхъестественной способностью обнаруживать подозрительных и ненадежных людей». Странно, что Холли позволил ему приблизиться к Юнги, ведь он вполне мог представлять потенциальную угрозу для его хозяина. – Разве жмыры не опасны? – удивился Чимин. Юнги, похоже, совсем не смутил данный вопрос. Он склонился к столу, на котором лежала домашняя работа Чимина по Нумерологии. – Ну да, но Холли милашка. Для тех людей, которые ему нравятся. Впрочем, ты ему на удивление приглянулся. Только не рассказывай о нём профессорам, он классифицирован Министерством Магии как зверь категории ⅩⅩⅩ. – Тэхён бы умер от восторга, узнав, что у тебя есть жмыр! Он хочет стать магозоологом. Он ничего не боится, у него есть дар. Даже огненные крабы любят его! Большинство существ ненавидят меня. Ну не считая огненных крабов, но это… просто… эм… «Просто потому что мы похожи. Я так же проклят Огнём». Во время его бессмысленной болтовни Юнги уже успел решить два первых задания и начал что-то писать на листе пергамента. – Юнги-щщи, почему ты не спишь? – Чимин пытался звучать непринужденно, но это было довольно сложно, когда Юнги улыбался сам себе под нос, сидя рядом с ним. – Хм? Я сочинял музыку. Хор лягушек хочет выступить на Хэллоуинском пире. Ещё заглянул в совятню на обратном пути. Юнги выглядел измученным. Чимин решил не расспрашивать. Иногда было довольно легко забыть, что он был не единственным, кто скрывался от своих демонов; что пучина ада была огромна и безгранична. Холли спрыгнул с его колен и выжидающе остановился у ног Юнги. Тот поместил лист пергамента меж зубов жмыра, а затем открыл для него дверь. – Зови меня хёном. Я решил несколько заданий, но я не особо силен в Нумерологии. Я написал моему другу с Гриффиндора, он должен тебе помочь. Завтра после завтрака встреться с ним в библиотеке, хорошо? Если понадобится помощь в следующий раз – обращайся. Юнги был так любезен к нему. Это заставляло его испытывать эмоции: желание и жажда обжигали его изнутри. Чимин не знал, как так получилось, как именно возникла эта потребность в чужом прикосновении. Он пытался подавить чувства, но, очевидно, было уже слишком поздно. Всегда было и всегда будет. Обитатели Запретного леса всегда очаровывали Тэхёна. Это был долгий путь меж пологих лужаек, красочных клумб и Чёрного озера, но Чимин и Тэхён любили сбегать тайком в темные заросли. Хаффлпаффец очень сильно хотел увидеть единорогов, но до сих пор они встречали только флоббер-червей и оленей. Впрочем, это не расстраивало их: Тэхён любил всех существ, а Чимин любил Тэхёна, поэтому они всегда вновь возвращались обратно. – Чимчим, ты знал, что к некоторым волшебникам относятся хуже, например, из-за «чистоты их крови»? Это так ужасно! Сегодня несколько учеников издевались над Хвасой – по-видимому, ее отец оборотень – но ведь это совершенно неважно! Волшебный мир такой потрясающий и одновременно ужасный! Я думал, что магия избавит нас от всех этих дурацких социальных проблем, с которыми не могут разобраться маглы. Тэхён включил музыку на своем телефоне, слушая «самую лучшую группу во всем мире, Чим!». Чимин слегка подтанцовывал: Тэхён был слишком сосредоточен на левитации одного особо крупного флоббер-червя, чтобы заметить. – Разве вы не знаете, что есть причина, по которой этот лес называется «запретным»? Чимин и Тэхён замерли и синхронно развернулись с уже готовыми оправданиями. Однако оказалось, что это был не профессор, а лишь два других ученика. Один из них был довольно высокий с сияющей солнечной улыбкой, другой – пониже, излучающий таинственное лунное притяжение. – Хоби-хён, что ты здесь делаешь? – Тэхён заключил более высокого парня в объятья. Чон Хосок был одним из его любимейших людей в Хогвартсе, составляя примерно тридцать процентов от всех разговоров Тэхёна. Почти на одном уровне с мемами и Гигантским кальмаром, или мемами о Гигантском кальмаре. Позади них стоял Мин Юнги. Лунный свет проникал сквозь деревья над ними, удивительным образом подчеркивая его заостренные черты лица, контрастируя с взъерошенными волосами и развязанным галстуком. Он весь был полон соблазна. В тот момент даже сам свет был влюблен в Юнги, и Чимину ничего не оставалось, кроме как последовать примеру. Чимин знал, что слишком очевидно пялился, но Юнги делал то же самое. Впрочем, у старшего хотя бы было оправдание, поэтому Чимин вежливо перевел взгляд на флоббер-червя. Ему стало интересно, попытается ли Тэхён вновь протащить того в гостиную Хаффлпаффа. В это время Хосок и Тэхён находились в процессе какого-то особо сложного рукопожатия, включавшего дэббинг, игру «камень ножницы бумага» и визжание. – Что ты здесь делаешь, Юнги-хён? – спросил Чимин, удивляя своей смелостью и себя, и Юнги. Юнги склонил голову, однако, прежде чем он успел ответить, Хосок закинул руку на плечи Чимина. – Я не знал, что ты танцуешь, Чимини, ты должен присоединиться к команде! Тэхён, казалось, был в полном восторге от идеи. – Ты ведь тоже в команде, да, хён? Чим обязательно присоединится! Он очень застенчивый и танцует, только когда думает, что я не вижу, но у него очень хорошо получается! Чимин смутился и быстро стал отнекиваться: – Ах, я бы хотел, хён, но я занят, прости, может быть, в другой раз? – Он ещё даже не сказал, когда будет встреча. Ты хорошо танцуешь, тебе стоит присоединиться, – Юнги, похоже, весьма забавляло происходящее. Чимин почувствовал, как краснеет. Хосок и Тэхён сразу же начали трепать его за покрасневшие щеки и взъерошивать волосы. Чимин попытался скрыться от них. Он действительно любил танцевать, однако иногда его Очарование усиливалось из-за танцев, поэтому ему стоило быть осторожным. Юнги ласково улыбался ему. Его сердце расцветало. Чимин практически выполз из подземелий после дополнительного урока Зельеварения. Тэхён, однако, выглядел намного бодрее. Тот умудрился пронести туалетное сидение, уменьшив его с помощью заклинания «Редуцио», а затем он использовал «Энгоргио» каждые пять минут, пока оно не стало размером с человека. Чимин завидовал, ведь даже несмотря на то, что Тэхён проводил большую часть времени, играя со «Всевозможными волшебными вредилками», тот наверняка получит «Выше ожидаемого» на следующем экзамене. Слегка расстраивало наблюдать, как тот растрачивал свой ум на такие глупости, когда он легко мог бы стать лучшим учеником в классе, но Тэхён был счастлив. Для него этого было достаточно, так что Чимин не поднимал эту тему. Они остановились у заброшенного женского туалета рядом с Большим залом. Ходили слухи, что здесь за раковинами пряталась змея. Впрочем, Чимин знал, что единственная змея, которую он увидит, будет лишь в отражении зеркала. Тэхён напевал трот песню себе под нос, взъерошивая волосы. Но Чимин всё равно сумел расслышать шарканье и тихий вздох. – Эй? Чимин осторожно подошел к последней кабинке. У него было достаточно опыта с приглушенным рыданием, чтобы без труда распознать подобное. Он постучал по двери, а затем слегка толкнул её, приоткрыв. Внутри оказался мальчик с растрепанными волосами и большими, напуганными глазами. Тот сидел на крышке унитаза с мокрым, покрасневшим от слез лицом. Он быстро опустил взгляд, пытаясь спрятаться. Его плечи дрожали, ладони были сжаты в кулаки. Синий галстук был слабо повязан на шее. Это напомнило Чимину о Юнги. – Что случилось? Ты в порядке? Мальчик взглянул на него, словно говоря «конечно же нет, разве люди плачут, когда они в порядке?». Чимин опустил плечи, позволив рукавам свитера соскользнуть к ладоням, а затем склонил голову в сторону. Он знал, как заставить себя выглядеть уязвимым. – Хочешь, чтобы я позвал кого-нибудь, может быть, профессора?.. – Нет! Я в порядке! Просто… Тот внезапно встал, и Чимин отшатнулся назад от неожиданности. Парнишка оказался удивительно высоким. Он грубо вытер щеки рукавом рубашки. – Это браслет Big Bang?! – Тэхён оттолкнул Чимина, схватив запястье подростка, подобно рыцарю в сверкающих доспехах. И поскольку Тэхён был бесстыжим, он оставил поцелуй на тыльной стороне ладони. Большеглазый мальчик покраснел, не отрывая взгляда с губ Тэхёна. – Я Ким Тэхён! Офигеть, не могу поверить, что у тебя есть такой браслет. Как тебя зовут? – … Чон Чонгук. Внезапно Чимин осознал, с кем они разговаривали. Сын двух известнейших Пожирателей Смерти. Впрочем, Тэхён, очевидно, не слышал слухов или не понимал их значения, хотя определенно должен был, будучи маглорожденным. – Приятно познакомиться, это мой лучший друг Пак Чимин. Ты, видимо, первокурсник, раз у тебя такое детское личико, так что мы твои хёны. Хочешь пойти с нами в Запретный лес? Мы можем перекусить, – предложил Тэхён, достав шоколадных лягушек, – возможно, даже поискать Акромантула! Разве это не весело? Чонгук не кивнул и не выразил своё согласие в любом другом виде, но это не смутило Тэхёна. Он схватил ладонь младшего, попятившись, чтобы вывести их из туалета. Чонгук глядел на Тэхёна, прожигая его взглядом с такой силой, что Чимин удивился, как Тэхён всё ещё не загорелся. Впрочем, Тэхён не обращал на это внимания. Он умело заводил разговоры на незначительные темы, и Чонгук постепенно успокоился. Чимин осторожно следовал за ними. Он был наслышан о Чонгуке, и хотя ему, как никому другому, стоило знать о вреде поспешных выводов, он не мог не беспокоиться о безопасности своего лучшего друга. Они проходили мимо куста с огненными семенами, когда Чонгук потянулся, словно желая прикоснуться к ним. Однако Тэхён схватил его за запястье быстрее, чем тот успел это сделать. – Эй, осторожнее! Ты обожжешься, Гукки. Я-то думал, что рейвенкловцу вроде тебя должно быть это известно. Чонгук резко выдернул ладонь из хватки Тэхёна, сузив глаза и медленно отходя назад. Однако в этот раз Тэхён сумел заметить это. – Чонгукки, я не смеюсь над тобой. Нет ничего плохого в том, чтобы быть рейвенкловцем, хорошо? Это должно быть тяжело для тебя, вероятно, тебе кажется, что ты разочаровал своих родителей, но это то, кем ты являешься. ВИПом и Рейвенкловцем. Они должны принять тебя таким, какой ты есть, – низкий голос Тэхёна казался ласковым и утешающим. Чимин был удивлен. Было так легко недооценить Тэхёна, спутав его оптимизм с глупостью, но тот был невероятно проницательным человеком и всегда знал больше, чем показывал. – … ты знал? Почему ты не боишься? Не смеешься надо мной? – тихо спросил Чонгук. Казалось, он пытался звучать пугающе, но его голос предательски надломился посреди предложения. Так болезненно молод, так болезненно раним. Сердце Чимина сжалось, и он окрасил свои слова Очарованием, прежде чем заговорить: – Чонгук-а, никто не должен нести ответственность за поступки других. Никто не должен скрывать то, кем они являются. Никто не должен жить в страхе из-за своего происхождения. Если кто-то издевается над тобой – скажи хёну. Я разберусь с ними, хорошо? – О… Хорошо. Хён. Спасибо, – голос Чонгука был едва уловим. Тот глядел на тыквенные грядки, явно пытаясь сдержать слёзы. Тэхён засмеялся, заключив Чонгука в объятья, а затем потащил младшего к его любимому кусту, где обычно прятался лукотрус. Чонгук был тронут, когда Тэхён попросил выбрать тому имя. Чонгук, подобно рыцарю, откинул свою мантию назад, притворяясь, что палочка в его руках была мечом, и коснулся плеч Лукотруса, используя свой мемный голос, чтобы огласить: «Я нарекаю тебя Гурымом!». Тэхён поднял Гурыма, как Симбу, в воздух, и они вместе начали напевать мелодию из Короля Льва. Всё это было слегка похоже на любовь. – Чимин-а, просто закончи это последнее задание, и ты будешь готов к экзамену! Ким Намджун был чудом. Неуклюжий зубрила, постоянно поправляющий свои очки и бьющий ладонями по книгам от переизбытка эмоций. Поначалу его интеллект пугал Чимина. Отчим-Номер-Два тоже обладал ужасно высоким IQ и любил высмеивать Чимина. Но Намджун был не таким. Он был добрым, вежливым и терпеливым, даже когда Чимин туго соображал. – Хёёён, – Чимин знал, что был милым. Намджун испытывал слабость ко всему милому. – Ты тратишь столько времени, помогая мне! Как я могу отблагодарить тебя? Чимин действительно был благодарен, даже больше, чем догадывался Намджун. Без его помощи он бы получил «Тролль» за свой последний экзамен. Работа в Министерстве Магии требовала безупречных оценок, и именно там ему суждено было оказаться. Став частью правительства, он бы точно смог изменить законодательство для магических существ. Смог бы спасти свою мать. Смог бы стать счастливым, уверенным в своём будущем и защищённым в волшебном мире. – Юнги-хён попросил меня помочь тебе, Чимини, и я многим ему обязан. Тебе не нужно помогать мне взамен. Чимин был не согласен. Намджун учился, чтобы стать ликвидатором заклятий, и это требовало сдачи намного большего количества экзаменов, чем Чимин мог перечислить. Намджун бормотал себе что-то под нос, одновременно читая две книги: странно помятый «Расширенный курс перевода древних рун» и... «Разведение драконов для удовольствия и выгоды»? – Странно, что Юнги вообще попросил меня об этом… обычно он так не поступает, если только это не касается близкого ему человека. Ты особенный, Пак Чимин. Как же ты умудрился растопить сердце слизеринского принца? – голос Намджуна звучал тепло и сердечно. – Юнги-хён совсем не такой! Он добрый и милый. Он… он сам захотел мне помочь. Я ему очень благодарен. Чимин мог почувствовать, как его щеки залились румянцем. Обычно Намджун не отличался особой внимательностью, но даже он, кажется, понимал, что означал смущенный голос и покрасневшие щёки Чимина. Это было мило. – Хён, ты же полукровка, да? Думаю, я знаю, как отблагодарить тебя. Бьюсь об заклад, что есть вещи, по которым ты скучаешь почти так же, как по своей семье. – Некоторые части магловского мира тяжело оставить позади, но с этим ничего нельзя поделать. – Что если я скажу, что могу предоставить тебе доступ в интернет? Тэхён выбрал именно этот момент для того, чтобы появиться вместе с Чонгуком, дергая Чимина за рукав в сторону выхода и едва ли не крича о новом селфи Big Bang. Намджун в шоке последовал за ними. – У вас… у вас есть интернет? Здесь? Как? Я? Что? – шептал Намджун. Он глядел на Чимина так, словно тот предложил ему долгожданное спасение. – Намджун-хён, это Тэхён. Возможно, по нему не видно, но он очень умный. Он может раскрыть тебе секрет здешнего Wi-Fi. Хочешь вновь использовать SoundCloud, узнать о последних мемах и пообщаться со своими друзьями-маглами в KakaoTalk? Намджун повернулся к Тэхёну. Они оба широко и слегка безумно улыбались, счастье отражалось на их лицах. По дороге к Большому залу Чимин едва не споткнулся о комок шерсти. – Холли! Милашка, давно не виделись, не так ли? Где же твой красавец-хозяин? Вдруг над ним раздался приглушенный кашель. – Эм. Чимин залился краской. Конечно же, красавец-хозяин стоял прямо перед ним. Юнги кусал губы, как будто бы… нервничая? Его щёки были покрыты румянцем. Вероятно, Юнги до этого был на кухне – там всегда было довольно жарко. – Я слышал, что ты хочешь пойти в Хогсмид? – спросил Юнги. Тэхён и Хосок ушли туда этим утром, туго обмотав свои желтые шарфы вокруг шеи, взволнованно переговариваясь насчет магазина «Зонко» и паба «Три метлы». С тех пор Чимин был слегка не в духе. – Д-да? – заикаясь, произнес Чимин. Впрочем, заикание было неизбежно, когда Юнги выглядел вот так. Вместо ответа Юнги схватил Чимина за руку и стал подниматься по лестнице, умело избегая ступенек-ловушек. Его ладонь была теплой и мозолистой; длинные пальцы пианиста полностью обхватили пухлые "сосиски" Чимина. Щёки Чимина наверняка раскраснелись. Он лишь надеялся, что его ладони не вспотели. Юнги остановился на третьем этаже напротив статуи одноглазой горбатой ведьмы. Он достал палочку, постучал по горбу ведьмы и прошептал «Диссендиум». Секретный проход открылся за спиной статуи. Холли легко проскользнул вперед, развернувшись, чтобы взглянуть на двух слизеринцев. Юнги последовал за жмыром. Чимин питал слабость ко всему милому. И прямо сейчас две милашки уговаривали его пройти в коридор, поэтому именно так он и поступил. Неожиданно проход захлопнулся за ними, и коридор погрузился во мрак. Чимин взвизгнул, обхватив руками и прижав к груди первое, что оказалось рядом с ним, спрятав лицо и сделав глубокий вдох. – Люмос! – голос Юнги слегка дрожал. Кончик его палочки осветил небольшое пространство вокруг них, и Чимин резко застыл. Он стоял, прижавшись грудью к руке Мин Юнги. Рука. Грудь. Мин Юнги. О нет. – Ох! Прости, хён, – Чимин был в ужасе. Ему пришел конец. Он был готов к своей смерти. Чимин быстро отстранился от Юнги, последовав за Холли. Возможно, всё это изначально было плохой идеей? – Это ведь проход к Хогсмиду, хён? – Да, но идти придется довольно долго. Почему ты просто не пошел обычным путём, Чимин-а? – небрежно спросил Юнги, словно Чимин не был только что убит от всей нежности, с которой тот произнес его имя. – О, моё разрешение не было подписано. Не могло быть подписано. Его отец, по крайней мере, как считало Министерство, был его законным опекуном. Обожаемый всеми Ким Чанхён, молодой красавец-холостяк, работающий послом в Магическом Конгрессе Управления по Северной Америке. Словно тот не оставил на улице девушку-подростка на восьмом месяце беременности. – Ох, – Юнги, похоже, заметил его дискомфорт и вместо этого произнёс, – ну, хён всегда может провести тебя здесь, хорошо? Неожиданно наклонная тропа повернула вверх. – Обычно я провожу выходные с Чонгуком. Тот ещё слишком молод, чтобы ходить в Хогсмид. Но сегодня он решил потренироваться перед своим матчем по квиддичу на следующей неделе, – произнес Чимин, надув губы. В ответ старший слизеринец непривычно промолчал. Чимин осторожно следовал за своим хёном, тихо напевая мелодию себе под нос, но со временем дорога становилась всё более непроходимой. В какой-то момент Юнги даже пришлось использовать непростое заклинание, чтобы очистить тропу от растений перед ними. Холли остановился около них. Юнги прошептал «Нокс», и Чимин схватил рукав парня, когда тот приоткрыл люк. Это оказался какой-то подвал: в помещении витал запах жимолости и коричневого сахара. Они последовали вверх по лестнице за Холли, и постепенно подсобное помещение сменилось оживленной кондитерской. Чимин почувствовал, как воспоминания пронзили его. Огромное количество полок, заполненных восхитительными волшебными сладостями, сотни стеллажей с различными видами шоколада. Сладкое королевство! Обычно его бабушка разрешала ему съесть одну конфету после ужина. Он потянулся рукой в сторону кислотных шипучек и сахарных перьев. Чимин остановился. Ему не стоило забывать о своём нынешнем положении. Теперь он уже не чей-то милый внук, теперь он совершенно один. Когда он приехал в Хогвартс, он даже не взял с собой денег. Отчасти потому, что у него вообще не было волшебных денег, только воны, оставленные его третьим отчимом, и отчасти потому, что они были нужны его матери. Она жила в небольшом коттедже на побережье Пусана. Чимин знал, что она использовала своё Очарование, чтобы получать небольшие подарки от мужчин-маглов – самые дешёвые, чтобы те не ожидали от неё ничего взамен. Это было опасно: никогда не знаешь, как кто-то может сойти с ума от любви или похоти. Чимин тщательно разглядывал сладости. Он мог бы воспользоваться своим Очарованием. Совсем ненадолго. Нуна у кассы казалась довольно восприимчивой. Он мог бы провести ладонью по волосам, склониться над прилавком, пробормотать несколько лестных словечек… – Йа, Чимин-а, пошли уже! – окрикнул его Юнги у кассы. Чимин отошел от витрины. Это было к лучшему. В прошлом он использовал своё Очарование для того, чтобы добывать себе пропитание: до того как его мать устроилась на работу, они обычно голодали на улице. Было бы неправильно прибегнуть к этому методу сейчас ради чего-то столь незначительного. – Куда ты хочешь пойти? – спросил Юнги, придерживая дверь для Чимина и неся розовый пакет в другой руке. Холли куда-то исчез. Воздух был по-зимнему холодным. Юнги на мгновение окинул Чимина взглядом, а затем снял свой шарф и быстро обмотал его вокруг шеи младшего. Чимин сразу же начал возражать, но хён просто отмахнулся от него, взамен слегка смущенно попросив Чимина понести его пакет. Чимин согласился. Они зашли в магазин «Зонко», где Чимин воспользовался своим Очарованием, чтобы купить подарок на день рождения Хосока (в его оправдание, Навозные бомбы были уж слишком необоснованно дорогими), в паб «Три метлы», где Юнги настоял на том, чтобы купить Чимину сливочное пиво, и напоследок в Визжащую хижину, где их уже ожидал Холли. Всё это было ужасно похоже на свидание. (Лишь вернувшись обратно в общежитие, Чимин осознал, что всё ещё нес в руке пакет Юнги из Сладкого королевства. По-видимому, тот изначально предназначался для него. Внутри пакета оказались сахарные перья, летучие и кислотные шипучки.) В детстве мама учила его танцевать – обычно босиком, в чешках или чёрных туфлях, купленных с помощью блестящей кредитной карты Отчима-Номер-Три. Они любили кружиться под тихую музыку, играющую по радио. У него хорошо получалось, ведь все вейлы были очаровательными и обворожительными, когда дело доходило до танцев. – Чимин, мы собираемся ставить танец для Святочного бала – ты ведь с нами, да? – окликнул его голос с другой стороны бального зала. Его сонбэнимы по танцам души в нём не чаяли, и Чимин был благодарен им за это. Но танцевать перед всей школой было пугающе. Если он не будет осторожен, всё может закончиться тем, что половина Хогвартса признается ему в своей любви. – Я не могу… может быть, в следующий раз? – Чимин одарил парня своей лучшей улыбкой, захлопав глазами и прощебетав нежным голоском. – Ты так легко не отделаешься. Юнги-хён будет играть на фортепиано, поэтому можешь не волноваться, что он тебя увидит. Твои танцы – это настоящий дар, разве ты не хочешь осчастливить Хогвартс этим Рождеством? Чонгук замер, оставив попытки сделать сальто в воздухе. Его глаза округлились больше прежнего. Что за невинный ребёнок. Чимин почувствовал, как залился краской, когда Хосок стал делать недвусмысленные намеки. – Ты должен пригласить его на Святочный бал, Чимини. Юнги-хён застенчивый, но он точно неравнодушен к тебе. Он всегда смотрит на тебя с таким благоговейным взглядом, будто не может оторвать глаз, – поддразнивал Хосок. Что-то странное и неопределенное творилось в его груди. Словно он тонул. "Благоговейный взгляд". Как будто он на самом деле был интересен Юнги – его тело, да, но ничего больше. Нет, Чимин не собирался совершать ошибки своей матери. Юнги смотрел на него так только из-за его Очарования. И он был не единственным. В Хогвартсе было, по меньшей мере, около полусотни человек, чересчур восприимчивых к магии, которых Чимин старался избегать. Конечно, во взгляде Юнги не было того темного, сексуального подтекста, с которым отчимы смотрели на его мать, но это лишь означало, что хён мог контролировать себя. Наличие самоконтроля не отменяло того факта, что Юнги был очарован. Чимин не хотел злоупотреблять своим положением. На протяжении последних нескольких недель Юнги был так нежен с ним. Тот пытался выглядеть непринуждённым, но Чимин знал. Чимин старался изо всех сил не поддаваться, не позволяя своему сердцу начать надеяться, что Юнги на самом деле заботился о нём. Потому что это было не так. Со временем эффект магии ослабеет. Или Юнги просто осознает, что Чимин околдовал его, и уйдет. И Чимин останется один с разбитым сердцем. Чимин натянуто засмеялся. – Ты такой смешной, хён. Уверен, что дело не в этом. Я не нравлюсь хёну. Если это так важно для тебя, то я согласен станцевать на Святочном балу. Но не ради Юнги. Чимин знал: Юнги думал, что был влюблён в него. Тринадцатого октября на его кровати было найдено три розовых пакета из Сладкого королевства со всевозможными сладостями внутри. Войдя в Большой зал, Чимин обнаружил у своего места целую тарелку пирога с патокой и фирменную танцевальную сумку «Пума». Его однокурсники запели «с днем рождения», и его друзья пробрались за стол Слизерина, чтобы сесть вместе с ним. (Профессора, конечно же, заметили семерых "хулиганов", шумящих за столом Слизерина, но решили промолчать – только на этот раз. Все питали слабость к Пак Чимину). Старший слизеринец помалкивал, но Чимин знал, что тот просто пытался сохранить свою напускную маску. Чимин набрался смелости и поцеловал Юнги в щёку, прошептав тихое «спасибо», а затем схватил Тэхёна за руку и отправился на урок Заклинаний. Чонгук и Хосок засвистели за его спиной, будучи придурками. Тэхён не затыкался насчет случившегося на протяжении всего урока, посвященного манящим чарам, время от времени теребя покрасневшие щёки Чимина. Но да, Юнги вообразил себе, что у него были чувства к Пак Чимину. Это было очевидно. То, как он наблюдал за ним – с восторгом и отчаянием – словно не желая ничего другого, чем просто быть рядом с ним. Это было по-особенному прекрасно. Наверное, из-за того, что Юнги и сам был прекрасен. Чимин постоянно напоминал себе, что Юнги не был заинтересован в нём; что неважно, как часто глаза слизеринца задерживались на его улыбке, Чимин был лишь игрушкой для него. Хорошенькой вещицей, которую тот желал заполучить и которая разонравится ему, как только он узнает правду. Чимин чувствовал себя виноватым. У Юнги, наверное, появилась надежда на что-то большее после того поцелуя. Боже, у Чимина даже не было оправдания, почему он так поступил. Он был слаб, и любовь была одной из самых непреодолимых сил. Мама была совсем как он – слишком слаба, когда дело касалось его отца, – но Чимин не собирался надеяться и позволить правде сокрушить его. В начале декабря Чимин сидел в гостиной Слизерина, работая над своим эссе для урока Зельеварения, когда Холли неожиданно появился из ниоткуда и начал тереться о его ногу. Чимин рассеянно погладил жмыра, но, похоже, тот ожидал другой реакции: Холли тихо замяукал, положив лапу на перо Чимина, чтобы оно выскользнуло из его рук. – Хорошо, хорошо. Чего ты хочешь, милашка? Холли вскочил, махнув хвостом, и горделиво направился к выходу. Чимин отложил свои записи и последовал за ним. Они поднялись по крутящимся лестницам до пятого этажа, а затем вошли в кабинет музыки. Комната была пустая, не считая парня, сидящего за пианино спиной к выходу. Свет свечей отражался в его волосах. Тот глядел на ночное небо и затем – словно луна была дирижером, подающим сигнал, – положил ладони на клавиши. Начал играть. Постепенно медленная мелодия – аккорды и протяжные ноты – ускорилась. Звук был чистым, но выразительным; это была спокойная баллада, наполняющая нежным чувством. Должно быть, тот играл по памяти, ведь перед ним не было никаких нот; играл так, словно его пальцы тосковали по клавишам. Чимину хотелось пробраться внутрь этой мелодии, остаться существовать в промежутке меж её последними аккордами – в моменте, переполненном надеждой. – Хён, это было прекрасно, – его голос надломился на последних словах. – Извини, что помешал, я просто подумал… не знаю… что эта песня, должно быть, очень дорога для тебя… я, наверное, пойду. – Чимин-а, останься. Хён хочет, чтобы ты был здесь. – Юнги жестом попросил Чимина сесть рядом с ним на скамью. Тот осторожно присел, всё ещё не желая мешать, ощущая, каким незначительным было расстояние меж ними. Холли куда-то исчез. – Я написал эту песню для кое-кого, – низкий голос Юнги слегка задрожал. Всё существо Чимина задрожало вслед за ним. Юнги выглядел так очаровательно с ярким румянцем и сверкающими глазами. Он тихо проговорил: – Я написал эту песню для одного человека, Чимин, потому что я сильно забочусь о нём. Его существование вдохновляет, и мне хотелось прославить это. Если он позволит, мне бы хотелось прославить его на Святочном балу этим Рождеством. Чимин глядел на клавиши перед ним, внезапно испугавшись, что он и есть этот человек. Ужаснувшись, если это не так. Он не был уверен, какой из вариантов ранил сильнее, не был уверен, что готов услышать ответ. Пак Чимин сделал глубокий вдох, а затем совершил то, что получалось у него лучше всего: сбежал, как настоящий трус, которым он всегда был. Тэхён громко смеялся, спотыкаясь на ярко-розовых шпильках Хвасы, Чонгук и Хосок исполняли танцы женских групп. Святочный бал был в самом разгаре. Большой зал блистал и переливался серебром. Потолок напоминал ночное небо, мерцающее тысячами ярких звёзд. Снежинки падали из ниоткуда, растворяясь в воздухе. У стены стояли ледяные статуи. Но, несмотря на зимние декорации, Большой зал казался оживлённым благодаря теплу, исходящему от юных волшебников и волшебниц. Заколдованная омела парила над напитками. Невероятно высокая ёлка стояла посреди зала, являясь домом для тысячи крохотных золотых фей. Они уже выступили с танцем. Вся школа буквально кричала под конец их выступления. Юнги лениво отмахнулся от рукоплесканий толпы, аплодирующих ему за музыкальное сопровождение на фортепиано. Кто-то даже подарил ему букет роз, очевидно заигрывая с ним. Чимин слишком много смеялся и улыбался; количество людей, прожигающих его взглядом, удвоилось. Девушка, ходившая с ним на уроки Зельеварения, подарила ему шоколад, в который – он был уверен – была подмешана Амортенция. Чимин сидел в темноте за дальним столом, прячась от старшекурсника-рейвенкловца, всю ночь пытавшегося соблазнить его. Он наблюдал за тем, как Юнги танцевал с красавцем-старостой из Гриффиндора: Сокджин улыбался, и ладони Юнги покоились на его широких плечах. Чимин задался бесцельным вопросом, был ли это идеальный типаж Юнги – высокий, сильный и красивый. Боже. Юнги, наверное, даже и не нравились низкорослые, ранимые и неловкие. Да кому вообще он мог понравиться без своей магии? Они не разговаривали друг с другом с той ночи: Чимин старательно избегал его. Юнги, похоже, было плевать. Чимин оказался прав: всё это время Юнги находился под его чарами, которые развеялись, стоило им отдалиться. Чимин затаил дыхание, изо всех сил стараясь не заплакать. Пытался перестать ненавидеть себя за свою ранимость, своё Очарование, своё вейловское происхождение. Забавно, что как только ты начинаешь ненавидеть себя за что-то одно, становится так легко ненавидеть себя за всё остальное. Нестерпимая боль охватила его. Слезы брызнули из глаз, скатываясь по щекам и, вероятно, полностью испортив макияж, на который Хвиин потратила столько времени и усилий. Боже, он всё испортил, не так ли? Легкое прикосновение к плечу так сильно испугало Чимина, что он едва не вытащил свою палочку. Но это оказался всего лишь Тэхён. Тот снял шпильки и теперь ходил босиком. Он усадил Чимина к себе на колени, обернув свои невероятно длинные конечности вокруг него и прошептав: – Чим, что случилось? – Тэ… я не могу… Тэтэ… – Ах, Чимин, всё в порядке, я здесь, ты можешь рассказать мне, что случилось. В ответ Чимин лишь всхлипнул. Попытался сделать глубокий вдох. В итоге, заплакал ещё сильнее. Он провел так несколько минут, пока его лучший друг продолжал утешать его. Двое рейвенкловцев целовались в нескольких метрах от них. – Мне кажется, – Чимин сильно заикался, затылком ударяясь о голову Тэхёна, – я всё испортил, но одновременно я понимаю, что это не так, потому что я ничего не могу изменить, но у меня есть эта тайна, сжигающая меня изнутри – боже мой, практически буквально – и я не знаю, что мне делать, потому что это так ужасно, Тэ, и ещё Юнги. Просто. Юнги. Тэхён помог Чимину встать. Его лучший друг осторожно повёл его в сторону кухни. Чимин спотыкался, будучи в шатком эмоциональном состоянии. Нахуй факультеты. Сегодня Чимин останется ночевать с Тэхёном. – Ты знал, Тэ, что он написал эту песню для одного человека, о котором он сильно заботится. Он считает, что его существование вдохновляет, и ему хотелось прославить это на Святочном балу этим Рождеством. Если бы этот человек позволил ему. – Чим, почему бы тебе не рассказать мне всё с самого начала? Что произошло? Чимин просто засмеялся. И смеялся. Смеялся до тех пор, пока не провалился в сон. «МАГИЯ ВЕЙЛЫ: КАК ПОСЛУ КИМ ЧАНХЁНУ УДАЛОСЬ ИЗБЕЖАТЬ ПОРОЧНОГО СОБЛАЗНА Трагическая история о том, как обожаемый всеми Ким Чанхён, один из известнейших холостяков Кореи, поддался соблазну вейлы Пак Ёджин, но сумел избежать ужасающих оков супружества и эмоционального шантажа (см. Пак Чимин, стр. 3). «Вейлы – получеловеческие магические создания; всегда и при любых обстоятельствах физически совершенные, изящные и прекрасные женщины, без единого изъяна, способного сделать их непривлекательными или ослабить их влияние. Они могут усиливать свою притягательность с помощью одежды, действий и точно подобранных слов; однако всё это – лишь незначительные детали, направленные на увеличение их и без того естественной привлекательности… Впрочем, разгневанная вейла выглядит совершенно иначе. Лицо её вытягивается в остроклювую злобную птичью голову, а из плеч вырастают чешуйчатые крылья… Вейлы известны своими браками с волшебниками… Дети от таких союзов рождаются полувейлами, унаследовав магические способности от отца и красоту и очарование от матери». Ким Чанхён, 44 года, знаменитый посол, способствовавший подписанию множества торговых соглашений с Американским Магическим конгрессом. Многие считают его одним из основных кандидатов на пост премьер-министра на выборах в следующем году. Благодаря своей молодости, отваге и богатству, он является одним из известнейших холостяков Кореи, как в магловском, так и в волшебном мире, а также пятикратным победителем премии «За самую обаятельную улыбку» журнала «Ведьмин досуг». Однако совсем недавно тысячи волшебников и волшебниц были возмущены появившимися сведениями о его трагедии. Пак Ёджин, 35 лет, ведет своё происхождение из старинной вейлойвской семьи из Пусана. Последняя выжившая чистокровная вейла в своем роду (хотя её текущее местонахождение остается неизвестным). По словам очевидцев, её красота не имеет себе равных, а глаза полны порочных обещаний. Она подозревается в использовании магии для проживания в магловском мире. Многие выдающиеся мужчины-маглы уже оказались в ловушке её разврата. Многочисленные свидетели – начиная от лавочников, домашних слуг и заканчивая семьей и друзьями Чанхёна – наконец, решились поведать нам о распутных отношениях, в которых состояли Пак Ёджин и Ким Чанхён. По словам очевидцев, Пак, будучи восемнадцатилетней, пробралась в особняк Ким Чанхёна в ночь на его 26-ый день рождения. Она намеревалась соблазнить молодого Ким Чанхёна ради собственной финансовой выгоды. «Казалось, – заявила одна из присутствующих на том вечере волшебниц, пожелавшая остаться неизвестной, – словно он не мог оторвать от неё глаз. Словно она была самой красивой вещью в мире, и он нуждался в ней». Специалисты по вейлам утверждают, что это классическое проявление Очарования (см. стр. 2). Их «роман» продолжался несколько месяцев, пока однажды Ким Чанхён не одолел вейловские чары, осознав настоящую сущность Пак Ёджин; всё это произошло практически за несколько недель до ожидавшихся родов… их незаконнорождённый сын Пак Чимин в настоящее время обучается в школе Чародейства и Волшебства Хогвартс: полувейла-слизеринец, состоящий в танцевальной группе, которая…» – Я слышал, что он провел всю ночь в спальнях Хаффлпаффа – интересно, скольких людей он успел очаровать, прежде чем переспать с ними? – Что за шлюха… Мне всегда казалось, что с ним что-то не так. Наверное, он использует свои чары и на профессорах, чтобы получать хорошие оценки. – И его танцы, как оказалось, вовсе не талант! Это просто эффект Очарования, он обманывает нас всех. Боже, впрочем, его мать ещё хуже. Вы ведь слышали, как эта шлюха спала с Чанхён-оппой ради богатства и славы? В тот понедельник мир Пак Чимина рухнул. Он сидел за столом Слизерина и отчаянно пытался притвориться, что всё в порядке. Многочисленные враждебные взгляды прожигали его со всех сторон. На протяжении нескольких лет он притягивал эти взгляды, омрачённые желанием, но даже это не могло сравниться с той ненавистью, с которой теперь вся школа глядела на него. Он через силу продолжал жаловаться Хвиин насчет их преподавателя по Травологии; его голос становился все выше, вслед за шепотом, усиливающимся вокруг них. Хвиин глядела на него, словно не зная, как ей следует поступить. Возможно, худшее в этой статье заключалось в том, что, как бы сильно его мать ни была расстроена, она бы никогда не стала винить этого ужасного человека. Она провела всю свою жизнь, окруженная ужасными, ужасными мужчинами, каждый из которых избирал наихудшие методы в борьбе за её внимание. Иногда Чимину хотелось верить, что причина, по которой его мать отказывала им, заключалась в её страхе. Но нет, во всем была виновата её доброта, её любовь. Для любого другого человека такая доброта стала бы прекрасным качеством, но из-за её происхождения, из-за мира, из которого они были изгнаны, всё это было лишь одним ужасным проклятием. Она, наверное, сейчас плакала в своем небольшом доме в Пусане, плакала из-за того, что когда-то своими действиями сумела ранить своего любимого Чанхён-оппу. – Чимин-а? Готов к уроку Прорицания? Сокджин, староста школы, стоял позади него. Он выглядел так же потрясающе, как и в те моменты, когда забирал Намджуна после их дополнительных занятий или пел в хоре лягушек. Казалось, он пытался вести себя как обычно, но что-то в его ауре значительно переменилось. – Хён? Чимин всегда считал, что нравился Сокджину, но теперь тот избегал его взгляда. Слизеринец послушно последовал за ним, направляясь к выходу из Большого зала. Чимина тошнило от отвращения к самому себе. – В общем… профессор Нам попросил меня отныне сопровождать тебя на занятия. Видимо, из-за сегодняшних новостей, и… Он словно ждал, пока Чимин сам закончит предложение. Его безупречные туфли стучали каблуками о пол. Проходящие мимо ученики оглядывались на Чимина: большинство – сердито, некоторые – жалостливо. Чимин был как никогда благодарен за присутствие Сокджина, ведь все прекрасно знали, что с ним не стоило связываться. У подножия Северной башни Сокджин развернулся к нему. – Чимин, я не буду притворяться, что знаю всю историю, но если тебе когда-нибудь понадобится помощь, обращайся к хёну, хорошо? Или к своему Юнги-хёну. Мы всё уладим. – Сокджин ободряюще похлопал Чимина по плечу, оставляя его одного у лестниц башни. Внезапно его окружили враждебные лица. Обычно Чимину нравилось Прорицание, нравилась та беззаботность, с которой ученики относились к предмету. Но сегодня класс казался оледеневшим. Недружелюбным. Неприветливым. Пугающим. Не помогало и то, что это был совместный урок Слизерина и Гриффиндора. Вдобавок ко всему прочему, единственные свободные места остались на «гриффиндорской» половине класса. Он с облегчением вздохнул, когда заметил Хвасу, сидящую в одиночестве. Они танцевали вместе на Святочном балу. И разве Тэхён не рассказывал, что её отец был оборотнем? Урок шёл спокойно. Хваса рисовала кошек на своём листке с гороскопом. Чимин позволил себе расслабиться. Пока кто-то не подкинул «Ежедневный пророк» им на парту. На первой странице виднелась фотография его матери. Она стояла в элегантном вечернем платье: оно изящно переливалось на её теле, однако через ткань уже слегка проглядывал беременный живот. Её прямые волосы ниспадали на грудь, и она смотрела вперед, улыбаясь. Двое гриффиндорцев подрисовали пенисы вокруг неё, исписав фотографию пошлыми, мерзкими фразами. Хваса ударила одного из них по лицу. Чимин чувствовал, как задыхается, пока спускался вниз по Северной башне, ладонями прожигая перила лестницы. (– Но, мамочка, почему ты всегда так добра к нему, даже если Отчим-Номер-Два постоянно высмеивает тебя? – Чимин-а, у всех по-своему тяжелая жизнь. Каждый заслуживает доброты. Мама может рассказать тебе, почему он так себя ведет. Он очень умный, не так ли? Магл, достаточно сообразительный для того, чтобы вести бизнес с волшебниками. Но он был слишком погружен в свою работу, чтобы осознать, что его жена изменяла ему. До тех пор, пока та не родила ему ребенка, слишком похожего на его клиента. Он напуган, Чимин-а, так же как и мы, и нельзя винить человека за его страх.) Тэхён и Чонгук нашли Чимина в заброшенном женском туалете около Большого зала. Последняя кабинка была открыта, и они сразу же заключили его в объятья. Чимин не плакал. Он выглядел безжизненным. Чонгук заговорил первым, носом уткнувшись ему в макушку: – Чимини-хён, ты должен был рассказать нам, мы бы не стали тебя осуждать, мы с Тэхёни-хёном так переживали... Голос Тэхёна прозвучал лишь в нескольких децибелах от крика: – Я ТАКОЙ УЖАСНЫЙ, КАК Я МОГ НЕ ЗАМЕТИТЬ, ЧТО МОЙ ЛУЧШИЙ ДРУГ, КОТОРОГО Я ЛЮБЛЮ БОЛЬШЕ ВСЕХ НА СВЕТЕ, ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ НЁС ТАКОЕ ТЯЖКОЕ БРЕМЯ НА СВОИХ ПЛЕЧАХ, Я ДОЛЖЕН БЫЛ ДОГАДАТЬСЯ, МНЕ ТАК ЖАЛЬ, ЧИМ– – Разве вам не страшно? В той статье написана правда, мы обладаем магией, заставляющей людей испытывать неконтролируемые чувства по отношению к нам. Я могу вас поджечь, заставить влюбиться в меня, свести с ума от необузданной похоти, – хрипло и тихо произнёс Чимин. – Хён, не глупи. Мы были друзьями уже столько лет. Друзьями, а не любовниками. – Чимину хотелось посмеяться над Чонгуком за то, что тот всё ещё использовал слово «любовники», словно застенчивая девица из любовных романов шестнадцатого века, которые Тэхён так любил читать. – …но Юнги-хён… – Пак. Чимин. – Тэхён отстранил ладони Чимина от своего лица, не сводя с него глаз. – После стольких лет как ты можешь всё ещё верить в это? Мин Юнги влюблен в тебя. Вся школа знает об этом. Даже если поначалу его внимание привлекла магия вейлы, это был ты, Пак Чимин, что заставил его остаться. Чонгук удивленно выдохнул рядом с ним. Чимин из-за всех сил старался не закатить глаза от их драматичности. – Чимин. Так вот почему ты делаешь вид, что не влюблен в моего– в хёна? Он написал песню для тебя, но так и не смог рассказать об этом. Он постоянно покупает тебе сладости, но не признается, что они от него. Когда ты болен, он готовит для тебя Бодроперцовое зелье и подкладывает его в твой шкаф. Чимин, если это не любовь, тогда что вообще такое любовь? Чимин чувствовал, как постепенно начинал соглашаться с их аргументами. Впрочем, неважно, ведь даже если это была правда, теперь было уже слишком поздно. Но, может быть, хотя бы в этот раз ему стоило попытаться. Намджун признался, что ему хватило месяца, чтобы обо всём догадаться. – Очевидно, что твои волосы перекрашены в черный с помощью зелья – такого оттенка можно достичь только благодаря магии. Ты ведь на самом деле блондин, да? У вейл обычно белокурые волосы. По-моему, как-то раз я заметил твои отросшие корни. Кроме этого, Пак Чимин, ты очень милый. Ты ведёшь себя так, словно твоя привлекательность – это очевидный факт, что, в принципе, так и есть, но в то же время ты не уверен в самом себе. Что вполне объяснимо, раз ты считаешь, что твоя привлекательность не является настоящей. Ты всегда рассказывал только о женщинах в своей семье – о матери и бабушке. Впрочем, полагаю, что самой очевидной догадкой стал твой танец. Я уверен, что твоё мастерство – это результат кровопролитной работы, а не происхождения, но когда ты делаешь быстрые развороты, сзади тебя появляется небольшое облако дыма, тянущееся за тобой подобно длинной ленте. О, и от тебя постоянно пахнет дымом. Чимин был в шоке. Отчасти потому, что Намджун оказался таким умным. И отчасти потому, что: – Но, хён, почему ты никому не рассказал? Ты даже не спросил меня об этом! Намджун оторвал свой взгляд от книги. Как он одновременно ходил, читал и разговаривал, было настоящей загадкой для Чимина. – Чимини, конечно же, я бы не стал расспрашивать. По-видимому, тебе было спокойнее хранить это в секрете. Не думаю, что ты должен стыдиться своего происхождения, но я уважаю твои решения. В основном. Одно из тех немногих решений, что я не уважаю, шагает прямо навстречу нам, поэтому я, наверное, пойду, увидимся завтра на подготовке по Нумерологии. – Намджун едва не споткнулся в своем желании побыстрее сбежать. Пак Чимин глядел на Мин Юнги, своего взъерошенного мальчика, и каштанового жмыра, идущего вслед за ним. Мин Юнги глядел на Пак Чимина, своего глупого мальчика, замершего посреди освещенного солнцем коридора. Почти Безголовый Ник пролетел между ними с удивленным, заинтересованным взглядом. Вероятно, ему захочется подслушать их разговор, и вскоре вся школа узнает об этом. Чимину очень хотелось сбежать точно так же, как это сделал Намджун, но он пытался стать немного смелее. Хотя бы в этот раз. Ради Юнги. – Чимин-а, – выдохнул Юнги, однако его имя прозвучало как резкий вдох свежего воздуха после удушья. Прошло слишком много времени. Его сердце разрывалось от боли. – Юнги-хён. Хэй. Эм... Чимин понимал, что Юнги собирался признаться ему, совершить жертву, поэтому он поспешно произнёс: – Пойдем, я должен тебе кое-что показать. Юнги, казалось, был озадачен и изумлен. Стоило им пройти в пустой класс, как дверь сразу же захлопнулась за ними. Чимин достал палочку, прошептав заклинание. Заиграла тихая, слишком знакомая для Юнги мелодия. Это была его песня, посвященная Чимину. Чимин встал посреди комнаты. Начал танцевать. Постепенно медленные движения – скольжение с лёгкой поступью – ускорились. Безупречная хореография была чёткой, но выразительной; это был неспешный танец, наполняющим нежным чувством. Это было нечто среднее меж балетом и контемпорари – с фуэте и арабесками. Чимин легко держал равновесие, плавно перемещаясь по комнате с закрытыми глазами, словно рассказывая историю. Неожиданно появилась вспышка... огня? Дыма? Чего-то, что только добавило эмоциональности выступлению. Чимин танцевал подобно дыму, струящемуся от потухшей свечи. Его дыхание сбилось от напряжения и нервов, когда он сделал последний разворот и остановился. – Я придумал этот танец для одного человека, Юнги-хён, потому что я сильно забочусь о нём. Его существование вдохновляет, и мне хотелось прославить это. Если он позволит, мне бы хотелось прославлять его до конца своей жизни. Юнги взглянул на мальчика, которого так любил. – Знаю, что, должно быть, уже слишком поздно и что ты, вероятно, не захочешь встречаться с полукровкой, которая обманывает и манипулирует людьми, как настоящая змея. Но я так и не признался тебе в этом раньше, поэтому говорю сейчас. Я того не стою, но если ты решишься… мне бы хотелось... – пробормотал Чимин, разбрасываясь словами, подобно неосторожно расплескавшимся краскам. Юнги сбивчиво выдохнул. – Чимин. Чонгук сказал мне, что ты считаешь, что мои чувства к тебе ненастоящие. Но, – Чимин уже открыл было рот, чтобы возразить, но хён поднял палец, останавливая его, – это совсем не так. С нашей первой встречи хён сразу же понял, что ты был самым красивым мальчиком в мире. Чимин-а, я люблю тебя. Разве ты не знал? Любовь – самая могущественная магия на Земле. Любовь сильнее любой другой магии, которой ты можешь обладать. Любовь заслуживает целого мира, Пак Чимин, ровно так же, как и ты. Юнги, как всегда ошеломляюще красивый, глядел в его глаза. Чимин склонился вперед, пальцами схватив рубашку Юнги, чтобы поцеловать мальчика, которого он любил и который так любил его.