Иногда нужно сделать выбор

Обычно во всех книгах природа соответствует внутреннему состоянию героя. Когда герой плачет, идёт дождь, когда улыбается, светит солнце, когда грустит, на улице пасмурно и задувает ветер, а когда радуется, то мир вокруг буквально раскрашивается самыми яркими красками. Юнги смотрит на голубое небо, цепляет взглядом ленивые пушистые облака и думает о том, что то ли он герой какой-то неправильный, то ли история эта совсем не про него, а потому природе плевать, что там у него на душе. На улице тепло, очень тепло, и футболка понемногу начинает липнуть к покрытой испариной спине. Волосы под плотной джинсовой кепкой влажные давно, наверняка будут выглядеть ужасно, если снять головной убор, но Мин и не собирается ходить без кепки, лишь стягивает её на секунду, чтобы натянуть вновь, только козырьком назад. - Эй, давно ждёшь? Плюхнувшийся рядом Хосок смотрит взволнованно и касается плеча. Ладонь у него горячая, сухая, и Юнги чувствует, как пылает кожа под безразмерной футболкой в месте касания. - Минут пятнадцать, - отвечает негромко и дёргает плечом, скидывая чужую конечность. Они почти не разговаривают, пока идут по парку, скрываясь от палящего солнца в тени деревьев, но Хосок всё равно поглядывает на лучшего друга в волнении, всё порывается спросить что-то, да не решается, пока Мин сверлит взглядом носы своих кед и иногда мелькающие острые коленки, не скрытые короткими джинсовыми шортами. Телефон в кармане коротко жужжит, включённый на вибрацию, но Юнги и не думает отвечать, лишь сильнее кусая щёку изнутри. - Вы поругались, - не выдержал Хосок уже через полчаса и заставил друга остановиться, заглядывая в его усталое лицо. - Расскажи мне. - Да нечего рассказывать, - раздражённо отмахнулся Юнги и пошёл дальше, зная, что Чон идёт следом. - Я рассказал всё, как есть, сообщил о том, что буду делать аборт или пить таблетки, что там в таких случаях делают, а Чимин... Чимин взбесился. Он так орал на меня, я думал, барабанные перепонки лопнут. Орал, упрекал, материл, со стола всё снёс, кружку мою любимую разбил. - Конечно, он орал, - пожал плечами Хосок. - Если бы мой омега хотел убить моего ребёнка, я бы тоже орал. Я бы вообще тебя придушил. - Нет никакого ребёнка, даже неделя ещё не прошла, - фыркнул Юнги в ответ и плюхнулся на лавочку возле искусственного пруда. - И дело не в том, чей это ребёнок, а в том, что это вообще ребёнок, понимаешь? Это ответственность, непомерная ответственность, огромные денежные траты и фактически конец собственной жизни. Его растить надо, воспитывать, следить за ним, учить всему, в садик водить, в школу устраивать. - Юнги, у всех есть дети, - мягко перебил Хосок и слегка пихнул раскисшего друга в плечо. - Все омеги рожают, все растят детей и воспитывают, тратятся на них, пекутся о них и заботятся. Твои родители тоже тебя растили, холили и лелеяли, и что? Они ж не умерли от этого. Хотя с твоим-то характером... - Заткнись, - усмехнулся Мин и пихнулся в ответ, тут же, впрочем, сникая. - У моих родителей кольца на пальцах были, когда я родился, квартира своя и две работы. У нас с Чимином нет ничего, кроме съёмной однокомнатной квартирки и трёх лет отношений. Я только недавно выпустился из института, работаю, не пойми, где, Чимин вообще ещё учится, ему ещё два года вариться в этом котле. Какой нам ребёнок, Хосок? Это даже звучит смешно. Завалившись на спину, Юнги пристроил голову на чужих коленях и устремил взгляд в небо, рассматривая облака. Кепка упёрлась козырьком в ляжку Хоупа, и тот смахнул её, зарываясь пальцами в сыроватые от пота волосы омеги, мягко их растрёпывая, чтобы подсохли на ветру. - Упрекал меня, - негромко говорит Юнги и кусает какое-то время нижнюю губу. - Говорил о том, что я его не люблю, о том, что мне на его мнение плевать, что ни во что его не ставлю. А имеет ли он вообще право голоса? Он ведь знал о том, что я против детей, пока мы твёрдо не встанем на ноги и не убедимся, что всю жизнь будем рядом, но всё равно забил на презервативы и даже не потрудился выйти из меня, когда... - Юнги, мать твою! Хосок закрывает другу рот и смотрит огромными глазами. Юнги вскидывает взгляд на покрасневшие щёки друга и смеётся в прижатую к губам ладонь. Чон уже своего омегу имеет и уж явно не венки с ним в спальне плетёт, но всё ещё почему-то смущается подобных откровенных разговоров. Наверное, потому что очень хорошо воспитан, а может просто дело в его лёгкой застенчивости. Хосок не тот человек, что будет выставлять напоказ свои личные отношения, а Юнги ему доверяет безмерно, вот и не фильтрует свою речь, зная, что друг никогда не осудит и всегда поддержит. - Прости, прости, - вскинутые в знак примирения ладони и подмигивание. - Обойдёмся без подробностей. - Да уж я бы попросил, - фыркнул Хосок, а после убрал руку с лица омеги и принялся вновь ерошить тёмные пряди волос друга, пропуская их сквозь пальцы. - В любом случае, это вина Чимина в том, что я теперь с потенциальным пузом хожу, и меня это бесит до дрожи. Он всегда сначала полагается на авось, а потом бесится, нервничает и истерит. А теперь, когда я оказался в таком положении, которое скажется на всей моей дальнейшей жизни, я ещё должен к нему прислушиваться. Это мне ребёнка вынашивать, мне его рожать, растить, кормить и воспитывать. Чимин будет дальше учиться, а я буду гробить свою молодость среди пелёнок и сосок, просто отлично. Я на это не подписывался вообще-то. - Но и его понять можно, - осторожно сказал Хосок, отводя взгляд сразу же, как Юнги впился в него своим. - Ты можешь думать, что я его защищаю, но это не так. Для альфы малыш от своего омеги - самое лучшее, что может быть в жизни. Это знак любви и привязанности, это своеобразная гарантия того, что теперь вы вместе навсегда. - Или до тех пор, пока ему на стороне не приспичит потрахаться, - фыркает Юнги и закатывает глаза. - Не надо меня лечить, Хо, окей? Я не маленький, чтобы верить в эти россказни, и знаю достаточно взрослых омег-одиночек с детьми, альфы которых тоже обещали «вместе и навсегда», а потом слились, потому что как это ребёнок на первом месте, как это никто им зад вылизывать не будет, как это постоянно «я устал, отвали», как это денег в семье мало, и куда же они только деваются. Я люблю Чимина, ты знаешь, я очень его люблю. Если бы не Чимин, я вообще не знаю, как бы сейчас жил. Наверное, как и раньше, но всё же этот альфа принёс в мою жизнь много новых ярких красок. Он и сам понятия не имеет, как дорог для меня, но тогда почему же он вообще не хочет меня слышать? Почему не понимает, что нам рано заводить детей, что мы недостаточно притёрлись друг к другу, что мы материально не подготовлены? - Но вас ведь никто не оставит одних, - напоминает Хосок и склоняется над Юнги, тыча пальцем ему в нос кнопкой, который омега тут же чертовски мило сморщил. - Уверен, твоя маман будет очень рада появлению внука, как и папа-омега Чимина. С отцами сложнее, конечно. Твой так точно будет недоволен появлением ребёнка вне брака, но он всегда был излишне строг и традиционен. Если бы не твоя мать, ты бы в школу, а после и в институт разве что не в бурке ходил бы. Но это всё же твоя жизнь и твой выбор. Уж вряд ли твой отец из-за своего недовольства отправил бы тебя на аборт. - Да знаю я, - огрызнулся Мин и подорвался с чужих колен, вскакивая и начиная мельтешить перед глазами откинувшегося на спинку скамьи альфы. - Дело не в семье, чёрт возьми, и не в Чимине. Дело во мне, Хо. Мне грёбаных двадцать пять лет, я только отучился, получил несколько своих первых зарплат. Я пожить наконец-то для себя хочу, денег хочу скопить и по миру поездить. Хочу иметь идиотскую фотографию с собой, подпирающим Пизанскую башню, и брелок купить возле Эйфелевой башни. Хочу обожраться хот-догами где-нибудь в Нью-Йорке и поваляться на тёплом песке пляжа, потягивая фруктовый фреш через трубочку на каких-нибудь тёплых островах. Я свободы хочу наконец-то, понимаешь? Свободы, а не пелёнок, вечного ора по ночам и бесконечного ущемления и ограничения себя из-за наличия ещё одного рта. - Тогда тебе нужно поговорить об этом с Чимином, - просто говорит Хосок и хватает парня за запястье, заставляя остановиться и посмотреть на себя. - Нормально поговорить, Юнги, а не так, как ты обычно это делаешь. Вместо того чтобы сбегать, тебе нужно было сразу с ним во всём объясниться, но ты предпочёл выдернуть меня и рассказать всё, что тебя тревожит, не своему альфе, а опять же мне. И это глупо, Юн, ты сам это понимаешь. В этом вопросе я не могу дать тебе дельного совета, потому что одновременно понимаю и тебя, и Чимина. Это решение отобразится на тебе, на Чимине, на вас и ваших отношениях, и только вам с ним решать, что делать. Не мне, не вашим родителям, братьям, сёстрам, соседям, знакомым и чёрт знает, кому ещё. Ваш ребёнок - это только ваше дело. - Я. Тебя. Ненавижу, - шипит Юнги и совершенно размякает, когда его крепко обнимают родные с детства руки. - А если он меня бросит? Если скажет, либо я оставляю ребёнка и остаюсь с ним, либо он уйдёт? Если он поставит меня перед таким выбором, Хо? Глаза омеги вдруг на мокром месте, краснеют, и ресницы от слёз склеиваются. Хосок так редко видел Юнги плачущим, хотя они знакомы едва не с пелёнок, и сердце сжимается от осознания того, что омега так сильно мучается, а он, лучший друг, даже помочь ничем не может. - Если он поставит тебя перед таким выбором, ты просто позвони мне, хорошо? Просто позвони, и я протащу его мордой по всему асфальту в нашем городе. Тон такой, будто Хосок отважный рыцарь, спешащий освободить принцессу из лап злого дракона, и Юнги успокаивается почти сразу, немного истерично смеётся, бьёт в плечо и обзывает придурком. Но тяжесть со дна его глаз никуда не исчезла, и когда омега распрощался и направился к выходу из парка, Хосок лишь пожелал ему в спину удачи.

***

Дома прохладно после жаркой улицы, а ещё пугающе тихо. Почти бесшумно закрыв за собой дверь и разувшись, Юнги неторопливо проходит через маленькую прихожую и заглядывает сначала на кухню, в которой после ссоры уже всё прибрано, а после и комнату. Чимин сидит на диване, и от его позы так и разит отчаянием. Зарывшиеся в волосы пальцы удерживают поникшую голову, локти, упёртые в ляжки, скрытые джинсой, раскраснелись от трения о грубую ткань. На полу возле ног валяется смартфон экраном вверх, и Юнги гадает о том, смотрит ли Чимин на него, дожидаясь звонка от своего омеги, или жмурит глаза, желая абстрагироваться от происходящего. Налетевший сквозняк с балкона ерошит волосы парня, а после добирается до омеги, принося с собой терпкий мужской аромат, типичный для любого альфы. Запах этот ласкает обоняние, и Юнги немного успокаивается, пальцы перестают дрожать. Он уже готов сделать шаг вперёд, выдать своё присутствие и начать этот сложный разговор, как Чимин неожиданно вскидывает голову. Наверное, тоже почувствовал его по запаху. Глаза в глаза, и кажется, что прошла вечность, но Чимин подрывается с места буквально две секунды спустя, оказывается рядом в мгновение ока и обнимает так крепко, что в сдавленные лёгкие воздух отказывается поступать. - Юнги, Юнги, Юнги, - судорожный шёпот на ухо, а после лихорадочные поцелуи, оседающие на лице, на шее, на плечах и макушке. - Юнги, боже, я так испугался! Прости, прости меня за то, что вспылил, слышишь? Я же у тебя такой лёгкий на подъём, ты знаешь, и забудь всё, что я тебе наговорил. Это всё бред, Юнги, такой бред, и я люблю тебя, очень сильно люблю, больше жизни. Ты только не уходи от меня, ладно? Пожалуйста, Юнги, мы со всем справимся! Юнги на самом деле не особо понимает, что происходит, почему Чимин просит не уходить от него, почему смотрит дикими сверкающими от слёз глазами. Не понимает, но податливо обнимает в ответ, ловит наконец-то чужие губы в поцелуе, мягко оглаживает по спине и шепчет в чужие губы «тише, успокойся». Чимин успокаивается, правда, не сразу. Ведёт за собой на диван и сажает к себе лицом на колени, крепко обнимая и утыкаясь носом в шею. Поёрзав, усевшись поудобнее, Юнги сжимает чужие бёдра коленями и пристраивает подбородок поверх чужой макушки, обнимая неспособного унять нервную дрожь альфу по плечам и шее, по напряжённой спине. - Не знаю, что ты успел себе тут понадумать, пока меня не было, - негромко начал Юнги, зарываясь пальцами в густые каштановые волосы, - но я и не думал уходить от тебя. Вообще-то... Вообще-то я думал, ты будешь тем, кто... Кто поставит меня перед выбором. - Перед... Выбором? - спрашивает Чимин и отстраняется, чтобы заглянуть в лицо своего омеги. - Перед каким ещё выбором? - Ты сказал, что я хочу избавиться от ребёнка, потому что не люблю тебя. Потому что не хочу от тебя детей, потому что мне на тебя наплевать, и я не хочу иметь с тобой что-то настолько личное и общее, - перечислил омега с лёгкой злостью и отвёл взгляд, пожимая подрагивающими плечами. - Я подумал, с тебя станется поставить мне условие после подобных обвинений. Либо я оставляю ребёнка, либо ты меня бросаешь. У Чимина на лице столько эмоций, что Юнги не может считать их все. Единственное, что он видит, это бесконечную боль и сожаление о своих словах, а ещё испуг и такое же затаившееся раздражение, какое кипит внутри него на медленном огне где-то глубоко в душе. - Понимаю, я наговорил тебе лишнего в порыве эмоций, но... Но неужели ты действительно веришь, что я на такое способен? Юнги хочет сказать, что «в порыве эмоций» Чимин может ляпнуть и не такое, но дрогнувшие губы альфы заставляют промолчать. Юнги ведь не верит, на самом деле не верит, что Чимин мог бы поставить перед ним подобное условие осознанно, и глупо в таком случае придираться к словам, сказанным сгоряча, но Юнги с детства был слишком злопамятным, поэтому лишь поводит неопределённо плечами и принимается рассматривать солнечных зайцев, скачущих по обоям. - Юнги, - тяжёлый вздох и горячий лоб, прижавшийся к плечу. - Юнги, малыш, я люблю тебя, слышишь? Я так сильно люблю тебя, что никогда не отпущу. Когда ты сказал о том, что беременный, я был так счастлив. Так бесконечно счастлив, понимаешь? А после ты обрубил всё это счастье своим заявлением об аборте. Я разозлился, вспылил, наговорил тебе много лишнего, но я... Если ты не готов, если ты не хочешь... - А теперь послушай меня, - прервал Юнги и обхватил лицо альфы ладонями, заставляя посмотреть себе в глаза. - Это решение не спонтанное и никак не связано с тобой. Я тоже люблю тебя, Чимин, иначе мы бы не жили вместе, и я не готовил бы тебе завтраки, позволяя при этом распускать руки. Дело не в тебе, дело во мне. Я не хочу заводить сейчас ребёнка. Сейчас, когда я только перестал зависеть от учёбы, от родителей, от зачётов, от сессий, от чужих денег и мнения. Я только вырвался из этой клетки, а тут этот ребёнок, как новая клетка. Я пожить хочу для себя, хочу наслаждаться своей обретённой свободой, а не запереться в квартире до конца жизни, меняя подгузники, подтирая сопли и проверяя домашку, совместно с этим драя квартиру, стирая, занимаясь готовкой, ползая за покупками и далее по этому бесконечному списку. Мне всё это не нужно, а ты никакой опорой для меня не будешь, потому что сначала будешь два года доучиваться, потом искать работу, которую ещё попробуй найди быстро, потом на этой же работе и ночевать в попытке заработать больше денег, потому что ребёнок - удовольствие не из дешёвых. Наша жизнь просто загнётся, даже не начавшись, мы проебём всю нашу молодость лишь из-за того, что в тебе сейчас играет эго и предрассудки. - Но разве ты не веришь, что мы... Справимся? - совсем убито спрашивает Чимин, и Юнги не сдерживается, фыркает и целует альфу в лоб, прижимаясь к нему губами, да так и замирая. - Не верю, Чиминни. Тебе двадцать три всего, и ты учишься, не имея ничего за душой, а мне двадцать пять, и я хочу фотку, на которой буду подпирать Пизанскую башню. Мы не готовы сейчас, Чимин. Мы совсем не готовы. Тишина воцаряется в комнате надолго. Негромко тикают настенные часы, всё так же прыгают по обоям солнечные зайчики. Юнги слегка покачивается, баюкая в своих руках Чимина, а тот бездумным взглядом скользит по полу, доски на котором уложены ёлочкой, и в какой-то момент совсем обмякает в родных руках, шумно выдыхая. - Хорошо, - шепчет едва слышно. - Если ты... Если ты думаешь, что мы не готовы, если считаешь, что нам нужно ещё немного подождать, то я... Я согласен. Но ты не пойдёшь на эту чистку без меня. Обещай, что обязательно сообщишь мне, когда пойдёшь на приём к врачу, я хочу пойти с тобой. Юнги едва заметно кивает, ерошит и без того растрёпанные волосы альфы и мягко целует подставленные губы. - Обещаю.

***

- Юнги, ты задолбал хихикать, заткнись, - ворчит Хосок и пихает в плечо. Знакомый до боли парк, всё та же неудобная лавочка с изогнутой спинкой и шелестящие кроны деревьев, нависшие сверху. Проникающие сквозь листву солнечные лучи пляшут по улыбчивому лицу омеги, заставляя того жмуриться, но смеётся Мин вовсе не из-за этого. Просто малыш в его животе активничает, пихается, пинается, крутится, и Юнги кажется, будто он чувствует верчение маленького ураганчика. - Спортсменом будет, - посмеивается омега и мягко оглаживает живот. - Будет задницы надирать в баскетболе или мячом долбить по чужим головам. - А если родится девочка? - интересуется Хосок и немного робко, но тоже касается чужого живота, почти сразу же чувствуя толчок в ладонь. - Тогда я назову её Чанди, и она будет папиной маленькой принцессой, - мурчит довольно омега и шипит, когда его больно дёргают за ухо. - Никакой Чанди, - припечатывает Хосок и ещё раз дёргает друга за ухо, - ты, сумасшедший фанатик этой идиотской слезливой дорамы про холёных идиотов. - Мой ребёнок, - показывает в ответ средний палец Юнги и тут же расплывается в улыбке. - Чиминни идёт. Вскинув голову, Хосок осмотрелся и широко улыбнулся. Чимин не просто шёл, он нёсся сломя голову. Растрёпанный, раскрасневшийся, из раскрытой сумки готовы вывалиться папки с документами. Тормозя возле скамьи, альфа чуть не споткнулся и не пропахал лицом асфальт, но вовремя схватился за спинку скамьи. - Прости, малыш, пришлось задержаться из-за работы. - Я обижен. - Я куплю тебе персиков. - Ты прощён. Хосок посмеивается и отводит взгляд, когда Юнги тянет своего мужа на себя за галстук для поцелуя. Поцелуй затягивает, Юнги шепчет «я соскучился», Чимин жалобно стонет, обнимая омегу крепче, и Хосок закатывает глаза, прочищая горло. - Ну не в парке же, - укоряет парень и ловко уворачивается от локтя Юнги. - Тебе не пора вообще? Расселся тут, - ворчит Мин, поднимаясь со скамьи, и Хосок смеётся. - А ты мастер прозрачных намёков. Ладно, бывайте. Если что, я на связи. Пожав руку Чимину на прощание и чмокнув в макушку ворчащего Юнги, Хосок направился к выходу из парка. Чимин же сел рядом с Юнги и ещё раз поцеловал омегу, после наклоняясь и оставляя лёгкий поцелуй на животе омеги. - Как себя чувствуешь? Как малыш? - Я устал и хочу на ручки, - рассмеялся Юнги, пристраивая голову на чужом плече и наполняя лёгкие запахом своего альфы. - А малыш не устал, малыш активничает. Знаешь, я сегодня вдруг понял, какой у меня всё-таки огромный живот. Если я стою прямо и смотрю на него сверху вниз, то не вижу собственных ног. Признавайся, я похож на колобка? - Похож, - кивает Чимин и, увернувшись от тычка под рёбра, тут же заставил разошедшегося омегу замолчать с помощью поцелуя. Юнги успокаивается быстро, льнёт ближе и поцелуй углубляет. Ему в последнее время постоянно хочется обниматься и целоваться, а ещё сладкого, и Мин выработал целую стратегию, из-за чего Чимин наивно вёлся каждый раз и так мягко целовал своего омегу, что у того разве что радуга из ушей не текла. С Чимином было хорошо, с Чимином было спокойно и надёжно, а ещё по-своему уютно и безопасно. Мин тычется носом в чужую шею, мурчит довольно, чувствуя поглаживающую руку на своём животе, и думает о том, что его жизнь удалась. Ему тридцать один и есть любимая работа на дому, не мешающая наслаждаться протекающей беременностью, есть надёжный альфа под рукой, любящий и оберегающий, есть родители, принявшие беременного сына без кольца на пальце, есть личный врач, наблюдающий за развитием малыша. В конце концов, у Юнги на ключах висит брелок, купленный в позапрошлом году у Эйфелевой башни, а в рамке на полке фотография, где кренящийся Юнги подпирает Пизанскую башню, а самого омегу будто бы подпирает ладонями кривляющийся на камеру Чимин. Юнги больше никогда не сможет смотреть на хот-доги, потому что объелся в своё время ими так, что блевать хотелось, и в жизни больше не сунется на жаркий пляж, потому что его кожа под палящим солнцем, как оказалось, обгорает за считанные минуты. У Юнги множество воспоминаний о путешествиях по городам и странам, папка с тысячами фотографий на компьютере и долгожданное чудо в животе, появившееся там на этот раз не случайно. Случившуюся несколько лет назад чистку Юнги вспоминать не любит. Чимину тогда пришлось несладко, да и сам омега как бы ни был уверен в своём решении, тяжело переживал избавление от того, что и ребёнком-то назвать нельзя было, лишь сгусток клеток и слизи. Но это было давно, кажется, целая вечность с того момента прошла, и сейчас Юнги наслаждается тем, что в нём развивается жизнь, а Чимин так и вовсе едва ли не на крыльях летает. - Ладно, хорошо, не Чанди, - бормочет Юнги и легко целует Чимина в щёку, поднимаясь со скамьи. - Пусть будет Миён. Пак Миён, неплохо звучит, верно? - Ты хотел назвать нашу дочь Чанди? - в ужасе спрашивает Чимин и подрывается с места. - Только через мой труп, ты... - ... «сумасшедший фанатик этой идиотской слезливой дорамы про холёных идиотов», - договаривает Юнги и закатывает глаза. - Вы, альфы, все на одной волне, что ли? Это отличная дорама, вы нихрена в этой жизни не понимаете. А про труп - это не будет такой уж проблемой, если мы сейчас же не пойдём домой. Я хочу в душ, а потом обнимать тебя. И солёный творожок. И если Чимин хотел ещё поспорить, то после того, как Юнги тепло ему улыбнулся и протянул руку, чтобы переплести пальцы со своим альфой, сдался без боя. Взявшись за чужое запястье, Чимин притянул к себе Юнги и мягко легко поцеловал в сухие розоватые губы, после уже переплетая с ним пальцы и даря ответную улыбку. - Пак Миён, наше летнее-осеннее счастье. Мне нравится. - Ещё бы тебе не понравилось, - привычно ворчит Юнги, а после льнёт к чужому плечу и расслабляется. Да, его жизнь действительно удалась.

|End|