Цвет сирени

Третий день бала, а Ванессу уже тошнит. Тошнит от постоянных разговоров, от ярких платий, танцующих пар и выпитого вина. Особенно от вина. Ванесса вполне признает, что три бокала залпом — не лучшая её идея, особенно в жаркую погоду, которая стоит последнюю неделю. Пьянеет она быстро, но так же быстро и приходит в норму, но жара, духота и алкоголь делают свое дело — ей плохо, хочется пить, но подают только это проклятое вино. И она пьет. Зачем-то. Нет, она вполне может и отказаться, сесть в тени сада и медленно приходить в себя, а потом, радостная и полная сил, впорхнуть в бальную залу, чтобы кружиться среди веселящейся знати, такая же веселая и знатная. Только вот она так не делает, ибо, если не пить, то — о ужас — придется общаться с людьми. А Ванессе этого крайне не хочется, она вообще за эти три неполных дня общалась больше, чем за последние лет десять вместе взятые. Меньшее, чего сейчас хотелось — вальсировать среди таких же пар и вести беседы о чем бы то ни было. Потому Ванесса уже полчаса цедит один бокал вина, стоя у колонн и всем своим видом давая понять, что на приглашение к танцу решительно настроена ответить отказом. И ведь если бы приглашали! Так нет, за все дни она танцевала раз пять, зато её подопечный — даже не прекращал. По крайней мере, Ванессе так казалось. Она давно заметила, что Ванитас стал как-то очень уж дружен с Ноем Архивистом, и вот теперь воочию наблюдала, как они целыми днями не отходили друг от друга и либо говорили, либо танцевали. Не то чтобы Ванессе было до этого какое-то дело, — а оно было, и очень большое — но эти двое уж слишком дружны. Друзья не шлют друг другу признаний в любви. Но что вы, она, конечно же, не читала их писем друг другу, никогда и ни за что, нет, она хорошая родительница. Ну, или считает себя таковой. Так что Ванесса стояла у колонны, пила и ликовала — её страдания не пройдут даром и сегодня она наконец узнает, верны её догадки относительно этих двоих или нет. Несколько месяцев неопределенности с начала общения Ванитаса и Ноя, и вот оно, триумф её гениальности — проследить, о чем же они говорят в саду, куда часто сбегают прямо посреди танцев. Нет, это не было жизненной необходимостью и вообще мало на что влияло, но Ванессе было скучно, а вино ударило в голову — как раз сочетание для игры в шпионаж. Ванесса не просто пила и всех ненавидела, о нет, она пила, ненавидела и следила. За последние три часа и около пяти бокалов — а Ванесса посчитала — Ной и Ванитас станцевали ровно три раза и столько же раз вышли из зала. И это не считая просто разговоров в перерывах, когда музыканты отдыхали. Прямо сейчас они заканчивали танцевать уже четвертый вальс, а от слежки за ними у Ванессы немного кружилась голова. Нет бы просто танцевать на месте, так эти кружились по всему залу, очень уж веселые и совсем чуточку пьяные. Ровно настолько, чтобы Ной, наклонившись к Ванитасу, что-то шепнул, тот кивнул в ответ и они оба спешно удалились. Когда в толпе мелькнули две знакомые макушки и скрылись за дверью, Ванесса поняла, что это знак. Она залпом осушила бокал, отдала его проходящему мимо слуге, и направилась следом. Сердце требовало приключений, а все остальное не очень хорошо работало, так что было не в состоянии возразить. Сначала Ванесса даже растерялась, когда вышла в сад и не смогла с первого раза найти объект преследования и нездорового интереса. Она уже было хотела отправиться на поиски, но вовремя заметила два знакомых силуэта на скамье в тени дерева. Она б тоже, — призналась сама себе — была не против сесть где-нибудь в тени и не вставать ближайшие часа два. Пьяный мозг на резкие порывы двигаться ответил головокружением, а жара добила, добавив к этому головную боль. Но Ванессе сегодня удивительным образом везло: на отдалении, за Ноем и Ванитасом, тоже в тени, стояла другая скамья, что так удобно подходила для слежки. Правда, буквально только что её занял подошедший джентльмен, но, что она, с джентльменами не сидела? Сидела. Вот и сейчас сядет. Ванесса решительно подошла и не менее решительно села, потому что сейчас у неё есть дела важнее, чем соблюдение правил приличия, вроде тех, что надо поздороваться, представиться и спросить разрешения сесть. Конечно, Ванесса не могла не окинуть быстрым взглядом её вынужденного соседа, и из примечательного у джентльмена был поразительно хорошо сидящий фрак и трость. В целом, было в нем даже что-то знакомое, но мозг наотрез отказался выдавать хоть что-то адекватное. Ванесса полностью погружается в наблюдение за своим подопечным и его другом. Она не может видеть многое, ведь они сидят к ней спиной, а лица можно разглядеть лишь в те моменты, когда они поворачиваются друг к другу. Она только может различить, что Ванитас кажется смущенным и почему-то это забавно. В некоторой степени. Не забавно, что Ванесса четко ощущает на себе пристальный и заинтересованный взгляд сидящего рядом и ей немного не комфортно. Да, она поступила не очень вежливо, что села вот так просто, но это не нечто ужасное. Стоит извиниться? Как-то начать разговор, может быть? Ванесса не знает, только чувствует, что напряжение растет. — Ревностно бдящая за ребенком мать? — джентльмен начинает разговор первым. — Всё это, только тётушка, — Ванесса не отвлекается от разглядывания впереди сидящих, силясь по спинам понять, что там происходит. Но все же приходится отвлечься, ибо до неё доходит. Он догадался, понял с первого раза. По ней так видно, или все же?.. — По Вам видно, — мужчина отвечает, как бы предвосхищая вопрос, и кивает на Ванитаса и Ноя, давая понять, о чем он. — А Вы?.. — Ванесса силится вспомнить, но всё никак. Она точно танцевала с ним когда-то, или нет. Или да. Или вообще танцевала кто-то другая, а она только смотрела. Но факт оставался фактом — она его знала, в лицо так точно. — Франсуа де Сад, — он приветственно приподнимает цилиндр и дружелюбно улыбается. Ванесса тянет ответное «а-а-а» и замолкает. Де Садов каждая собака знает, вот и не удивительно, что он показался ей смутно знакомым. Нет, они точно не танцевали, но, кажется, вчера он подал ей вино. А позавчера подал уже руку, чтобы помочь подняться по лестнице, хотя уж что, а это она могла сделать и сама. Хотя сейчас Ванесса припоминает, что даже эти насмешливые интонации в голосе кажутся знакомыми. Он всегда так говорит. — А я тут занят тем же, что и Вы. Наблюдаю за своим подопечным, — Франсуа указывает тростью на Ноя. — Больно уж мне стало интересно, кому это он ночами написывает и от кого ждет ответа. — И почему Вы этим заняты? — Ванессе не то чтобы действительно интересно. — Я, можно сказать, друг семьи и опекун, — де Сад пожимает плечами, но почти сразу продолжает: — смотрите, началось интересное. Ванесса не отвечает ему, а только смотрит на Ванитаса и Ноя, от которых отвлеклась из-за разговора. Хорошо, что они повернулись полубоком, лицами друг к другу, так что теперь она более отчетливо может рассмотреть смущение на лице Ванитаса, и не может этому не улыбнуться. В его годы она бы смущалась от одного факта сидения рядом, не говоря уже о разговоре. Ной же, хоть и тоже кажется смущенным, но действует более решительно: он наклоняется, чтобы сорвать цветок, а затем аккуратно вплетает в волосы Ванитасу. Они оба кажутся неловкими и смущенными, и, судя по тихому смешку де Сада, дело тут не только в самом действии. Ванесса пытается рассмотреть, что там за цветок такой, ведь точно ж в нем дело, но взгляд никак не фокусируется, так что она только изрекает: — И это? — Ромашка, — продолжает за неё Франсуа, и добавляет со своей этой усмешкой: — а мальчик наш влюблен. Ванессу так и тянет возразить. Не все в этом мире что-то да значит, иногда цветы — это просто цветы, а подростки могут смущаться вообще от всего. Не обязательно вкладывать в действия тайный смысл. Хотя она и согласна с выводами — и пришла к ним уже давно — она не может согласиться с путем, которым их достигли. Ванесса даже почти начинает свою гневную тираду, но отвлекается на Ванитаса и Ноя, которые встали и явно собрались уходить. Она подскакивает и хочет спешить за ними, но не делает и шага, как Франсуа хватает её за руку, призывая остановиться. — Не нужно спешить, — он говорит спокойно и Ванесса почти слышит это не вставленное в конец фразы «дорогая». — Я уже знаю, куда они уходят, все же не первый раз вижу, а вот Вы с Вашей спешностью можете нас выдать. Подождем пять минут и я вас проведу. А пока сядьте, прошу. Ванессе нечего возразить и она садится. Все же не так уж и плохо следить за чем-то, будучи не одной. Она даже согласна, что могла бы все испортить, если бы кинулась на ними прямо сейчас. А портить отношения с Ванитасом очень уж не хотелось — он и без того достаточно замкнутый, не хватало еще и на слежке попасться. Нет уж, лучше действительно подождать. Тем более, что компания подобралась даже местами приятная. Ванесса вынуждена признать, что не видела пока мужчины, который бы даже в жару и явно выпивший хоть немного, все ещё выглядел бы хорошо. Буквально нескольких быстрых взглядов хватило, чтобы оценить прямую осанку и костюм по фигуре. Эти белые манжеты, выглядывающие из рукавов фрака — проделки Дьявола, не иначе. Ванесса думает, что будь она немногим младше, то даже начала бы флиртовать, определенно. Но сейчас она более чем уверена, что от молодых девушек ему прохода нет. Несмотря на то, что они одногодки — женщина и мужчина ближе к сорока словно живут в разных мирах. Если ему достаточно быть приятным собеседником и богатым, чтобы пользоваться популярностью, то ей нужно обладать несметными богатствами и крайне привлекательной внешностью. Так что Ванесса вполне четко представляла свои шансы и потому только смотрела. Иногда хватает и этого. И ведь если бы дело было только в фигуре и манжетах! Нет, вместе с этим было так же красивое лицо, приятный голос и самая теплая улыбка, которую она видела. Ванесса уже не была уверена — это хмель от еще не выветрившегося вина, или от ситуации в целом. Частично, она сейчас даже понимала Ванитаса, с его смущением. Сиди Франсуа чуть ближе и говори чуть более игриво — всё, она сама начнет смущаться. Но Франсуа прерывает её поток мыслей: — Пора, — он достает из нагрудного кармана серебряные часы и удовлетворенно улыбается, посмотрев на циферблат. — Ровно пять минут. Он встает и подаёт руку, чтобы помочь Ванессе. Она не отказывается. Сейчас ей бы не помешала опора — она даже не уверена, что после долгого сидения сможет твердо стоять на ногах и прямо ходить. Ванесса опирается на руку Франсуа, взяв его под локоть, и, к своему удивлению, стоит даже ровно, а ноги не отказываются ходить. Великолепно. Де Сад ведет лабиринтами из кустов и клумб, а Ванесса не очень-то запоминает дорогу. Сейчас она может только сконцентрироваться на собственных мыслях относительно Франсуа, да и ситуации с Ванитасом и Ноем. Все же, решает для себя Ванесса, быть в близких отношениях с семьёй Архивистов не так уж и плохо. Их единственный наследник, Ной, юноша общительный, но, судя по слухам, особо новых знакомств заводить не спешит. А тут Ванитас и их внезапная «дружба». Будь он девушкой — давно бы их поженила и дело с концом — партия выгодная, молодые люди друг другу симпатичны, а ей меньше волнений о будущем. Но Ванитас был парнем, Ной тоже, а их влюбленность грозила вылиться в огромный скандал. С этим надо будет что-то делать, но это уже потом, сейчас банально лень. Что же касается Франсуа, то все предельно просто — он приятный. Мало с кем можно, не будучи толком знакомой, легко разговаривать и не испытывать неловкости. Давно Ванесса не ощущала, что её сердце может биться сильнее только от того, что она идет с кем-то под руку, почти прижимаясь. Если что — она спишет все на алкоголь. Но, судя по легкому прищуру светлых глаз — это не понадобится, а сам Франсуа не особо против. Ванесса так же думает, что эта полуулыбка, которая так чертовски ему идёт, вряд ли когда-либо исчезнет с его лица. По крайней мере сегодня. Ванесса слушает мягкие удары трости по земле и успокаивается. Сердце уже стучит не так быстро, а в голове проясняется. Ситуация не кажется такой уж из ряда вон, а вполне рядовой — мужчина и женщина прогуливаются по цветущему саду. Ничего такого. Ну только что они следят за своими подопечными, но это те мелочи, которые можно опустить. А то напридумывала тут себе всякого, как обычно. — И всё же, не понимаю, — прерывает тишину Франсуа, — почему о племяннике так беспокоится тётушка, а не его мать? — Она умерла. Отец тоже, — Ванесса еле сдерживает раздраженный вздох в конце фразы. Она страсть как не любит то, что обычно следует за этой фразой. — Соболезную, — голос де Сада становится тише и это именно то, чего Ванесса не любит. — Ничего, это было давно. Они оба опять замолкают и все так же в тишине продолжают идти. Еще несколько минут, во время которых Ванесса пытается подстроиться под шаг Франсуа, чтобы идти в ногу, и они останавливаются. — Вот мы и пришли, — Франсуа кивает головой и Ванесса смотрит в этом направлении. Он вывел её прямо к тенистой беседке. Ванесса как-то так и предполагала, что эти двое придут именно сюда — укромное тихое место. Сюда мало кто доходит, а если и доходит, то беседка надежно спрятана за пышными кустами сирени. Де Сад тянет за руку и Ванесса идет с ним поближе к беседке, только вот крадутся они кустами. Она чувствует себя нелепо, прямо как в детстве, когда сбегала от няни и пряталась во дворе. Но в тоже время — это весело, и Ванесса не имеет ничего против. Ванесса садится прямо на траву, ибо что ей терять, совсем не замечая, что Франсуа уже начал снимать фрак, чтобы постелить его на землю. В итоге он только пожимает плечами, застегивает уже расстегнутые пуговицы, и сам садится рядом. Ванесса совсем не хочет думать о его тёплом плече и, господи, насколько ж хорошем парфюме. Она сейчас бы многое отдала, чтобы ей все это почудилось, и сел он настолько близко потому что так удобнее, а не из-за заинтересованности конкретно в ней, в Ванессе. Ванесса старается отвлечься от всех своих размышлений, полностью переключившись на два силуэта в беседке. Ванитас и Ной сидят друг напротив друга и Ной что-то увлеченно рассказывает, чуть наклонившись вперед. Они держаться за руки и, насколько Ванесса может разобрать, Ной спрашивает о чем-то. Через какое-то время Ванитас кивает, что должно значить согласие, и Ной склоняется ниже. Осознание приходит достаточно быстро, а с ним очередной смешок Франсуа — наблюдать неловкий подростковый поцелуй точно не входило в её планы. Ванесса не знает, что ей сказать, даже возмущаться нет слов, но зато они есть у де Сада. — Ну же, право, вспомните себя в шестнадцать, — Франсуа почти смеется, — уверен, Вы тоже убегали с кавалерами подальше от посторонних глаз и… Ванесса дальше его особо не слушает, хоть он и продолжает вещать, а действительно вспоминает. И ей даже немного завидно Ванитасу. Уж она-то в его годы либо общалась с подругами, либо сидела дома. Выход на всякие балы и приемы был не частым, а уж если и выпадал шанс, то часто она просто сидела на стульях. Ну что поделать, если от робости она почти всем отказывала в танце, а со временем и сами перестали подходить. Нет, Ванессе не обидно, и зависть эта такая, с нотками ностальгии по несбывшемуся. Вот она пропустила всю юношескую романтику, так хоть племянник её наверстает. — …Вы бы читали стихи, которые я писал своим дамам! Вот Вы читали стихи Ноя? Уверен, это у него от моего воспитания — красиво мальчик говорит о чувствах, не отнять. Вы бы еще видели миниатюры, которые я рисовал в альбомах понравившихся барышень — мне нужно было стать художником, да и Ной вот рису… — он обрывает себя на полуслове, замечая молчаливость Ванессы. — Что-то не так? — Думаю над Вашими словами, — Ванесса неуверенно ведёт плечом. — Могу сказать, что в свои шестнадцать кавалеров точно не было. — Ну хоть стихи Вам писали? — Франсуа делает еще одну попытку, и встает с земли. — Нет. Ни одного. — Пели романсы? — Франсуа аккуратно срывает соцветия сирени. — Никогда. Но я слушала те, что пели подруге. — Серенады? — Франсуа внимательно осматривает одну ветку, но все же решает сорвать. — Нет, — Ванесса уверена, что на все его вопросы у неё один ответ. — На ночные прогулки не звали. Украдкой не отправляли писем. Не присылали из дальних путешествий подарков. И не приглашали танцевать. Франсуа прекращает рвать сирень и садится обратно. — Для романса пока рано, — он задумчиво смотрит в небо. — Но это Вам. Он вручает Ванессе только что собранный букет душистой сирени и тепло улыбается. Ванесса не знает, должна ли она что-то сказать, даже не может выдавить банального «спасибо», потому просто молча прижимает цветы к себе. Она чувствует, что краснеет и так и хочется спрятать лицо. Франсуа оглядывается вокруг, словно ищет что-то. Он тянется за увиденным цветком, чтобы сорвать его. Он аккуратно вплетает его в волосы Ванессы и она думает, что если он сейчас еще и скажет что-нибудь — она сгорит на месте. — Ромашка, — у него полный нежности голос, — Вам подходит. Ванесса так и остается сидеть, когда Франсуа поднимается, отряхивает брюки и берет трость. Ной и Ванитас уже ушли, второй так точно может даже и ищет Ванессу, так что ей бы поспешить обратно, только вот вряд ли она сможет. Многое надо обдумать. — Значит, этим вечером, — Франсуа опирается двумя руками на трость и чуть склоняется, — я приглашу Вас на столько вальсов, сколько вообще смогу. Он напоследок улыбается и уходит. Ванесса неловко прижимает сирень и думает, что лучше бы осталась в зале и пила, потому что сейчас, на трезвую голову, все произошедшее еще более безумно, чем казалось сначала. Она не может успокоить сердцебиение, хотя сама себе и говорит, что это все глупости, и он просто очень вежливый. Ванесса не может принять свои пылающие щеки, но тихо произносит: — «Вам подходит». Она достает из волос ромашку и долго смотрит на неё, словно пытаясь разобрать в ней что-то такого, чего не было до этого. Обычный цветок, белые лепестки и ярко-желтая середина, а сколько чувств разом. Ванесса не может разобрать их все, слишком много, некоторые даже не до конца понятны и ей самой. Определенно новые. Ванесса борется со странным желанием, но все же решается. Она предельно понимает Ванитаса. Она и сама сечас — шестнадцатилетний подросток. Ванесса воровато оглядывается, чтобы рядом никого точно не было, потому что увидь это — и ей будет неприлично стыдно. Заниматься такими глупостями. Она осматривается раза три, и когда убеждается, что совсем одна — Ванесса легко касается губами цветка и тут же прячет лицо в ладонях. Какие глупости. Какие приятные глупости. Ванесса для себя решает, что нужно нарвать побольше этих ромашек, или одну, но самую красивую, чтобы во время первого вальса вложить в нагрудный карман его фрака. Или вдеть в петлицу. Она решит уже там. Сейчас главное — дожить до вечера.