Разбитая плитка, бутылка и костяшки

Что значит быть живым? Иметь постоянную температуру тела? Мышечный орган, выполняющий функцию насоса в организме? Или, возможно, кожные покровы, обновляющиеся с некой периодичностью? Коннор не знал. Точнее знал только то, что записано у него в программе. Все, что он знал — это четкие определения и законы, которые не должны были подвергаться сомнениям, обсуждениям и (тем более!) дальнейшим размышлениям и выявлениям новых рассуждений. Но теперь все изменилось. Мужчина поворачивает лицо в сторону окна и меж его бровей образовывается еле заметная складка, выявляющая полнейшее недовольство творящимся в голове. Все ощущалось абсолютно новым и неизведанным — одно дело, когда ты смотришь на красный закат с безразличным видом (хотя даже эмоции безразличия ты не чувствуешь) и знаешь, что он прекрасен, а другое — когда ты впервые понимаешь, что ощущаешь эту красоту каждым миллиметром твоего ненастоящего тела. Вот в тот-то момент ты и начинаешь осознавать — ты живой. А не эти ваши кожные покровы и сердце. Не будь у андроида такой превосходной памяти, он бы даже завел для себя блокнот, куда бы записывал каждое чувство и эмоцию, которую он в итоге почувствовал. Сложно научить свое сознание вырабатывать эмоции. Сложно определять, какую эмоцию ты почувствовал. Как отличить восторг от удивления, когда ты знаешь только определения этих слов и ни разу не ощущал этого? Хэнка забавляло, как андроид может среди разговора перемениться в лице, уткнуться взглядом куда-то за его спину и выдать: «Мне кажется, я почувствовал усталость. Или нет. Наверное нет, я же не могу устать из-за особенности строения моего тела. Это было что-то другое.» Когда Коннор бесшумно проходит в дом лейтенанта, он тяжело вздыхает. И это не имитация настоящих, неподдельных эмоций — это живое чувство усталости и непонимания. На кофейном столике разложилась вечная груда журналов, от старых до новейших выпусков, бесконечно верная своему хозяину пепельница, переполненная бычками крепких и дешевых сигарет вперемешку, а всю эту картину маслом завершала груда пустых бутылок. Какие-то из них были из-под пива, редкие — из-под виски, а во главе всего стояла только открытая, новая бутылка джина. Скрип — андроид открыл окно, надеясь, что весь этот омерзительный запах никотина и перегара, который пропитал каждый сантиметр квартиры, способен выветриться. На втором этаже послышались тяжелые шаги. Дверь хлопнула. Громко. Будто это был чей-то наигранный подростковый жест окончания разговора. Хэнк был обычным, пропитым детективом. После произошедшего в Детройте он не бросил свою пагубную привычку. И, даже если первое время мужчина полностью отказался от крепких алкогольных напитков, через какой-то промежуток времени он снова приложился к бутылке, как справедливо заметил андроид — «реже, но с большей силой». В конце так называемого «восстания машин» Коннор возглавил отдел правопорядка, цель которого заключалась в предотвращении стычек людей и машин, а также помощь андроидам, вернувшихся в Детроит с работой и жильем. Хэнк всегда сидел за соседним рабочим столом. А теперь опять лежит с открытыми глазами в спальне и ловит вертолеты. — Принеси мне бутылку с первого этажа, — не сводя взгляда с потолка, говорит мужчина, — там джин. Коннор удивленно поднимает брови. — Я думаю, тебе уже хватит. — Принеси. Мне. Блядскую. Бутылку. С молчаливым негодованием парень разворачивается и идет вниз, подхватывает тонкими пальцами горлышко бутылки и направляется обратно. Он все также бусшумно проходит в спальню, Хэнк пьяно улыбается, привставая неустойчиво на локтях и тянет ладонь, однако андроид, остановившись у кровати, качает отрицательно головой. Проходит в ванную, включает холодную воду и переворачивает бутылку горлышком вниз. — Коннор, блять, ты хули творишь?! — Кровать издает противный скрип. Андроид даже не думает поворачиваться, хотя прекрасно знает, насколько сейчас пьян и разозлен детектив — ему, на самом-то деле, все равно, — Ты сломался что ли?! Тот с открытым недовольством в карих глазах выкидывает уже пустую бутылку обратно в спальню и старается проскользнуть из ванной комнаты, но детектив преграждает путь. — Мне надоело видеть тебя в таком состоянии. Вчера нам направили дело по убийству двух андроидов, а ты даже с постели встать не смог, потому что был в сраку пьян! — Решительно выплевывает слова, которые сказать хотел давно, — А сейчас ты встал только потому, что увидел возможность побольше нажраться! Коннор разворачивается и со злостью бьет стену. Плитка поддается удару и на ней вмиг вырисовываются длинные черные трещины. Ему хотелось бы почувствовать физическую боль, а не тот ураган эмоций, которые не мог никак утихнуть в его груди — смотрит на худые, бледные костяшки, разбитые до синевы. Он с трудом может сдерживать эмоции — то, чего не чувствовал никогда, довольно сложно держать внутри или угомонить — лишь потому, что его тело не чувствует боли. Сколько не бей стену — раздражение не уйдет. Андроид закрывает глаза и заставляет себя глубоко вздохнуть. — Успокойся, — пьяный голос напарника еще больше раздражает. Коннор сжимает кулаки, — ты мне не мамаша и не брат, чтобы оберегать меня, как сраного птенца. И железная нянька мне тоже не нужна, понял меня? Парень не выдерживает — выплескивает всю накопленную злобу, боль и гнев в одном ударе, прямо по скуле. «Системная ошибка» — какая еще к черту системная ошибка? Андроид уже состоит из этих системных ошибок. Хэнк слегка пошатывается от сильного удара, но равновесия не теряет, хотя в стельку пьян. Он молча касается скулы и поврежденного носа, вытирает пальцы о белую футболку. — Успокоился? Если нет, могу подставить и вторую щеку, — смеется, — чтобы было, как минимум, симметрично. Давай, выплесни эмоции, парень. Алая кровь идет по изгибу подбородка, стекает по крепкой шее, спускаясь на одежду. Нос в миг припухает. Коннор испуган — сам себе: своим действиям, своим мыслям. Он решительно выталкивает, казалось бы, протрезвевшего мужчину обратно в спальню, подталкивает сесть на кровать, а сам возвращается в ванную комнату. Там находится спасительная перекись. Андроид проносится мимо мужчины, швырнув перед этим на тумбу бутылочку, через минуту возвращается с первого этажа с бутылкой пива. Детектив смеется. — Ты так извиняться будешь? Парень молчит. Без слов берет ватку, в избытке пропитанную антисептиком и прикладывает к носу. Хэнк морщиться, но звуков не издает. Андроид задумчиво следит за каплей крови. Как удивительны человеческие эмоции — всего минуту назад его буквально захлестывала безумная ярость вперемешку с обидой, а сейчас он стоит, согнувшись в три погибели над пьяным мужчиной, а в груди у него сплошное чувство стыда и желания свалить отсюда поскорее. Лампа слабо горит, рассеивая сплошной мрак в комнате. Андроид касается указательным пальцем губы детектива, после чего без единой эмоции кладет его в рот. Лейтенант грубо притягивает парня за талию, вовлекая в жадный поцелуй. Ему нравится, что губы у Коннора с привкусом крови. Машина быстро и испуганно отстраняется. — Приложи бутылку, она холодная, припухлость должна пройти. Спокойно ночи, — и испаряется также неожиданно, как и появился в доме. — Я не думал, что тебе знакомо такое чувство, как смущение! — кричит вдогонку детектив, громко засмеявшись. Он уверен, что андроид услышал его. И неважно, что сбежал. Не явится завтра в участок — получит выговор. А хорошие андроиды не получают выговоров.