***
У него неплохие связи с венской полицией, которыми он по праву гордится. Пару лет назад у него ушло немало сил на то, чтобы завоевать доверие местного начальника. Высшее руководство и так обратится к Уиллу за консультацией, но хорошие отношения с детективами дорогого стоят. Дитер Роман звонит ему раньше, чем приходит официальный запрос, и Уилл тут же срывается в Вену. И уже примерно понимает, что его там ждет. На место преступления он приезжает уже через три часа после звонка, прямо с самолета. Критический момент. Задержись он на час, и работать пришлось бы с чужими отчетами. Роман встречает его у входа в старенькое кафе в самом центре города. Улица перекрыта, но многочисленные туристы, несмотря на ранний час, толпятся у предупреждающей ленты. Как же неосторожно, думает Уилл. Место преступления встречает его умопомрачительным запахом свежей выпечки, таким, что рот наполняется слюной. На секунду Уилл даже забывает, зачем он здесь, пока его взгляд не падает на тело. Мужчина, кем бы он ни был, усажен в кресло таким образом, что со спины кажется всего лишь посетителем, уплетающим свой штрудель. Тревогу вселяет только его абсолютная неподвижность. — Это хозяин заведения, Петер Шллинг, — рассказывает ему Роман. — Повар начинает работу в четыре утра — он и нашел тело. Убийство произошло поздно ночью, у убийцы, похоже, был ключ от входа для персонала. Ну конечно, у него был ключ. Уилл обходит аккуратный столик на фигурных ножках и осматривает сцену во всей ее красе. Свет в помещении тусклый, прожекторы почему-то выключены, но это не мешает Уиллу увидеть каждую мельчайшую деталь. Тут и думать нечего. Все, как на ладони. Вскрытая грудная клетка, распиленные ребра. Красноречиво отсутствующее сердце. И ладонь. Правая рука убитого покоится на столике, в его окоченевших пальцах зажата маленькая кофейная чашка. Белый фарфор. Один из пальцев отрублен. — Где кольцо? — требовательно спрашивает Уилл. Дитер Роман, пусть и привычный к редким появлениям Уилла, все равно выглядит удивленным. Он молча достает карманный фонарик и направляет луч света на чашку. На ее дне покоится обычное мужское обручальное кольцо. Широкое, порядком изношенное. Мерцающее с какой-то многозначительностью. С укором. — Сердце вы не найдете, — качает головой Уилл. — Как и палец. — Вы уже видели такое? — с надеждой спрашивает Роман. — Именно такое — нет. — У него что, зуб на женатых людей? Какой-то личный комплекс? — Не думаю. Мне кажется, убийца знал Шллинга, лично или косвенно. По крайней мере, он точно бывал в этом заведении. И не раз. — А тут даже нет камер, — со вздохом отзывается Роман. — Так значит, вы говорите, связи с семейным положением Шллинга тут нет? — Я так не говорил. Уверен, что связь тут прямая. Узнайте о его отношениях с женой. Спорю, там не все гладко, и последнее время они не общались по вине Шллинга. Не удивлюсь, если он почти не бывал дома и окончательно отдалился от жены. — И кто-то выбрал его жертвой, потому что он трудоголик? — Роман невесело смеется. — Тогда на его месте мог бы быть я. — Вы же знаете, что убивают и за меньшее, — сухо говорит Уилл, игнорируя шутку. — Шллинг по своей воле связал себя брачными узами, но оказался не в состоянии нести ответственность. По какой-то причине брак стал ему в тягость, и это побудило его с головой уйти в работу. Проигнорировать потребности жены. С точки зрения этого убийцы, Шллинг бессердечен. Он разбивает сердце человеку, которого любит, поэтому он более не достоин носить кольцо. Не достоин, повторяет Уилл про себя. Подумать только. Он еле удерживается от того, чтобы закатить глаза. И старается не думать, почему его внутренности так болезненно, будто от страха, сжимаются. Вопреки вкусным запахам кухни его начинает тошнить. Он смотрит на пустоту в груди Петера Шллинга, и его собственное сердце сбивается с привычного ритма. Очень смешно. — Это опытный убийца, — заключает Уилл, — но вот почерк мне не знаком. — Да мы уже поняли, что он не в первый раз вскрывает грудную клетку, — хмыкает Роман. — Значит, кто-то, кто давно сидел в затишье. Давно не убивал. Должно быть, Шллинг его порядком разозлил. — О да, — Уилл кривит губы в усмешке. — Но я бы не назвал это злостью. Скорее, отчаянием. Последнее слово со сладостью прокатывается у него на языке. С такой сладостью, которой пахнет разложение. — Больше пока не скажу, — добавляет Уилл. — Пришлите мне отчеты, когда сможете. — Вы не останетесь здесь? — с недовольным удивлением спрашивает Роман. — Не смогу. У меня дела в другом городе. Но я буду на связи, не волнуйтесь. Уилл даже не пытается добавить в свой голос притворного сожаления. Он в курсе, что Дитер Роман буквально прожигает его взглядом, когда Уилл покидает кафе. В иное время Уилл бы остался. Отличный город эта Вена. И выпечка вкусная. В следующий раз можно задержаться на неделю-другую. Ему все равно, где жить. В этой стране, в какой-то другой. Спать в зале очередного аэропорта, в купе поезда, в случайной гостинице, на диване у Эбигейл. Города сменяют друг друга, как кадры кинопленки, и чем дальше, тем сильнее они размываются, сливаются в одну серую линию. Уиллу все равно, где жить. У него давно нет места, которое он может назвать своим домом. Но в тускло освещенном зале венской кофейни он впервые за долгие месяцы понимает, что с него хватит. Он хочет домой. О, Уилл в курсе, что покорно заглатывает наживку. Но он не собирается жить с отрубленным пальцем и вынутым сердцем.***
От Вены до Берна полтора часа самолетом — этот путь Уиллу знаком хорошо. Билеты на экспресс от Берна уже забронированы, и у него остается пара часов на прогулку. Именно в этот момент он понимает свою ошибку — пока он мотался по Европе, успела наступить весна. Его дорожная сумка забита под завязку, поэтому пальто приходится буквально выкинуть на помойку. В аэропорте, оставленное на скамейке, оно может вызвать подозрение у службы безопасности. Так что Уилл запихивает его в мусорный бак. В поезд до Флоренции Уилл садится налегке. Пять часов под кондиционером, что может быть лучше. Но пять часов сейчас кажутся невероятным сроком. Куда большим, чем пять предыдущих месяцев. Живот буквально тянет от нетерпения, когда поезд пересекает границу с Италией. Кажется, скоростной экспресс еще никогда не тащился так медленно. Прибытие на вокзал в семь вечера. Голову кружит после длинной дороги, но такси кажется плохой идеей — водителя, если тот решит поболтать, Уилл придушит голыми руками. Так что он берет машину напрокат и так вдавливает педаль газа, что рискует получить немыслимые штрафы. Только добравшись до города, Уилл позволяет себе сбавить темп. Кажется, ему впервые хочется остановиться в самом центре, бросить машину к чертям собачьим и отправиться бродить по окрестностям. Беспорядочно пить кофе и по получасу сидеть на каждой встречной лавочке. Боже, даже воздух здесь пахнет знакомо. Камнем, пылью, водой, пряностью свежей, девственной зелени. Он пахнет весной. К воротам Уилл приезжает ровно через полчаса. Долго роется в сумке в поисках ключей. У него есть много способов проникнуть в дом, но сигнализация, скорее всего, включена, а разбираться с полицией Уилл сейчас не готов. Так что приходится быть цивилизованным человеком. Открыть ворота, припарковать машину чуть ли не на садовой лужайке. Попасть зажатым в дрожащей руке ключом в дверной замок, скинуть ботинки на пороге и ввалиться внутрь. И услышать кристальную тишину. Родную, хорошо знакомую. Обволакивающую. Уилл с облегчением вздыхает и утомленно приваливается к стене. Дом пуст. Он еще хранит следы недавнего присутствия Ганнибала, но все же. По прикидкам Уилла, у него есть еще несколько дней, чтобы отдохнуть, прийти в себя и приготовиться к возможному возвращению Ганнибала. Если тот вообще собирается возвращаться в ближайшее время. Наверное, собирается. Иначе зачем был этот очаровательный жест в венской кофейне? Стук. Уилл слышит его и мгновенно выпрямляется. Осторожно и медленно кладет на пол свою сумку. Подумав, закатывает до локтей рукава рубашки. Никогда не знаешь, на кого можно нарваться в своем собственном доме. Он медленно шагает по коридору, и ворсистый ковер глушит звук его шагов. Добравшись до гостиной, Уилл подходит к камину и забирает с собой латунный ломик — не бог весть что. Жаль, что не чугун. Со своим импровизированным оружием он движется в сторону столовой. И тогда слышит тихие голоса. Один из них ему, разумеется, знаком. Но вот второй… Его звучание Уиллу не нравится. Оно похоже на назойливый птичий стрекот. — Это совершенно невозможно! И вы идиот, если позволяете себе так думать! — буквально шипит некий лысеющий человек в темном костюме. Уилл останавливается в паре метров за его спиной. Незамеченный. Ганнибал стоит напротив своего собеседника и внимает его ругательствам с терпением ангела, сошедшего вниз на бренную землю. Но Уилл хорошо знает эту темноту в его глазах. И от него не укрываются напряженные плечи и чуть подобранная осанка. Вид хищника перед прыжком. Считанные секунды до того, как маска расколется, разлетится на куски, обнажая истинное лицо Ганнибала. Уилл замирает на месте, наблюдая. — Вы в самом деле так считаете? — полушутливым, почти издевательским тоном переспрашивает Ганнибал у своего гостя. Он откровенно посмеивается, и его голос разливается по комнате, вязкий и сладкий, как патока. — О, как это мило, что вы спросили! — практически орет в воздух его собеседник. Ганнибал будто не слышит его. Он замечает скрытого в темноте Уилла, бегло осматривает его с головы до ног, останавливает взгляд на ломике. Наконец, они встречаются глазами, и Ганнибал вдруг совершенно обворожительно улыбается. И еле заметно кивает. О, как это мило, мрачно повторяет про себя Уилл. Он подергивает плечом, делает пару шагов вперед, замахивается на ходу и с тяжестью опускает ломик на голову их гостя. Свист воздуха обрывается оглушительным звуком удара. Мужчина в костюме оседает на пол, и в комнате образуется прежняя кристальная тишина. Уилл перешагивает через тело, все так же сжимая свое орудие. Ганнибал, очевидно, только потешается над его недовольством. Улыбается, чуть склонив голову к плечу. — Какой хороший вечер, — говорит он. — Правда, Уилл? — Тебе это кажется забавным? — хмуро спрашивает Уилл, чеканя слова. — Что именно ты имеешь в виду? — То, что ты сделал. В этом кафе в Вене. Ты мог просто написать мне сообщение. — И ты бы на него ответил? — Я не… Уилл не успевает закончить, потому что Ганнибал резко вцепляется в его руку и рывком тянет на себя, заставляя утратить равновесие. От неожиданности Уилл роняет ломик и падает на колени. За его спиной раздаются звуки борьбы и отчетливый хруст. Когда Уилл вскакивает с пола, Ганнибал уже за спиной у своего противника. Он сдавливает его горло предплечьем, чуть ли не приподнимая мужчину от земли. Лицо человека наливается кровью, в уголке рта пузырится слюна, и глаза, круглые, с лопнувшими капиллярами, едва не выскакивают из орбит. Но его рука методично двигается. В ладони, как понимает Уилл, зажата обыкновенная ручка. И после очередного удара раздается болезненный вздох. Ганнибал нехотя выпускает жертву из рук и, прихрамывая, шагает к столу. По его бедру струится кровь. А ручка-то перьевая, думает Уилл. Их гость как раз немного приходит в себя и делает попытку подняться. Уилл предупредительно тянется за ломиком, но понимает, что смысла нет. Ганнибал уже держит в руке один из своих любимых ножей. Он дышит тяжело, его грудь вздымается, волосы растрепаны, и влажные губы приоткрыты. Он омерзительно прекрасен в этот момент. И еще более прекрасен, когда первый раз вонзает нож. Мужчина изумленно кричит, стонет от боли, конвульсивно дергается. Ему удается пнуть Ганнибала ногой в бок, но тот остается неподвижен. Он держит крепко — давит на жертву всем своим весом. Уилл завороженно смотрит, как напрягаются под тонкой тканью рубашки мышцы на его спине и плечах, как длинные пальцы сжимают чужое тело, пригвождая его к полу. Как много интимного, почти нежного в этом жесте, с которым Ганнибал склоняет лицо к своей жертве. Он рывком обхватывает ладонью лицо мужчины и надавливает, заставляя того запрокинуть голову. Уилл видит между пальцами Ганнибала распахнутый глаз, наполненный ужасом. Один росчерк ножом. Идеальный жест художника, который наносит последний штрих на картину. Лезвие взрезает шею, и ладони Ганнибала наполняются кровью. Булькающие звуки, последние всполохи жизни в человеческом теле, и вновь — тишина. Оглушительная. Ганнибал откладывает нож в сторону и изящно поднимается на ноги. Он смотрит на Уилла. Смотрит холодно, со злой и голодной жаждой, без единого проблеска разума. Это длится секунду, а потом его лицо смягчается. Обретает человеческие черты. Он довольно улыбается уголком рта и подходит ближе. — Так что ты хотел сказать? Уилл ловит ртом воздух. Он испытывает слишком много чувств одновременно, чтобы что-то ответить. Но Ганнибал ему и не позволяет. Он делает шаг вперед, заставляя Уилла прижаться спиной к стене, тяжело наваливается на него, закрывает от теплого света, льющегося с потолка. Тень от его лица ложится на лицо Уилла. Его рот оказывается на губах Уилла, и это мало похоже на поцелуй. Ганнибал сжимает зубами его язык и тянет на себя. Уилл замирает на месте, пойманный, захваченный врасплох. — Да что с тобой, — очень осторожно произносит Уилл, когда его язык отпускают. — Г-господи, — изумленно и обескураженно выдавливает он, когда рука Ганнибала сдавливает его член через ткань брюк. Уилл в курсе, что произошедшее за последнюю минуту заставило его несколько возбудиться. Он даже не останавливает ответное движение бедрами, рефлекторно вжимаясь пахом в чужую ладонь. Он слишком устал, раздражен и потерян. — Тебе надо в душ, — напоминает он Ганнибалу, и пораженно вздрагивает, когда рука забирается ему под ремень, и пальцы очерчивают наполовину вставший член под тонкой тканью. — Хотя бы руки помой. — Потом, Уилл, — тихо и вполне убедительно произносит Ганнибал рядом с его ухом. Он вообще бывает очень убедительным, когда держит Уилла за член. Отчаяние, вспоминает Уилл. Отчаяние, голод, злость, возбуждение, жажда, нежность. И щепотка страха. Это заставляет Ганнибала вжиматься в него, вцепляться пальцами в загривок, не оставлять никакого пространства. Заполнять все собой и запахом чужой крови. Уилл может по пальцам пересчитать разы, когда Ганнибал был так открыт перед ним. Выставлял напоказ себя во всей ужасающей красоте. Уиллу неловко целует его в приоткрытый рот, и Ганнибал издает тихий, низкий и вибрирующий звук, который приятно резонирует в груди. Он стаскивает штаны и белье Уилла, позволяя им повиснуть на бедрах, высвобождает его член, поглаживает большим пальцем головку. Под его ногтями кровь. Это почти мерзко, и Уилл тихо выдыхает от удовольствия. Он хватается за раненое бедро Ганнибала, заставляет его прижаться к себе, чтобы почувствовать своим пахом чужое возбуждение. Ганнибал беспорядочно и быстро водит сомкнутыми пальцами по его члену, будто весь хваленый запас терпения в одночасье покинул его. Как будто ему надо, чтобы Уилл кончил прямо сейчас. Безо всяких оговорок. Уилл аккуратно останавливает его, сжимает запястье. На секунду кажется, что сейчас Ганнибал сделает с ним что-то действительно страшное. И совсем не возбуждающее. Что-то такое, после чего Уиллу понадобится ломик. Или нож. Но Ганнибал, конечно, ничего такого не делает. Только глядит на него нетерпеливо, с укоризной. Волосы в беспорядке падают ему на лоб, а глаза пьяно блестят. — Тише, — насколько возможно четко произносит Уилл. — Не торопись. — Мне остановиться? — Ганнибал вопросительно приподнимает брови. Он всем своим видом выражает, что просьба Уилла настолько нелепа, что никак не может быть удовлетворена. Уилл решает даже не отвечать. Он пересиливает себя, мягко, но уверенно отстраняет чужую ладонь. Трясущейся рукой он проводит по спине Ганнибала, успокаивая, умоляя потерпеть. Другой рукой расстегивает его брюки и тут же вдыхает мускусный запах возбуждения, с упоением чувствует под пальцами пропитавшую белье влагу. Влажные от пота и смазки волосы в паху. Уилл запускает в них пальцы, потягивает, вызывая волну дрожи. Ганнибал стоически смотрит на него безо всякого выражения, но его челюсти сжаты, нижняя губа едва заметно подрагивает. Его колени подгибаются, когда Уилл накрывает ладонью оба их члена. Ганнибал прикрывает глаза, крылья его носа чуть раздуваются от резких, рваных вдохов и выдохов. Его пальцы все так же сжимают волосы на загривке Уилла, и он подается вперед, утыкается лицом в шею Уилла, шумно дышит у его уха. За шуршащим дыханием слышен рвущийся наружу стон. — А я думал ты еще в Вене, — хрипловато говорит Уилл, наблюдая, как собственная рука скользит по их членам, — слушаешь оперу. — Уилл, — в голосе Ганнибала слышится неприкрытое раздражение. Он приникает ко рту Уилла, запускает язык между его губ. Они молча слушают влажный, хлюпающий звук. Пот струится по позвоночнику Уилла, рубашка прилипает к спине. Пальцы Уилла скользкие от смазки. Он сдавливает соприкасающиеся, пульсирующие органы, болезненно сжимает их вместе, вздрагивает, когда Ганнибал начинает беспорядочно толкаться в его ладонь. Тот кончает первым, на секунду мертвым грузом виснет на плечах Уилла. Уилл слышит его сердцебиение, наслаждается давящей тяжестью чужого тела. Он быстро доводит себя до разрядки и выплескивает семя куда-то на рубашку Ганнибала. Опустошенные, они опускаются на пол, и Ганнибал приваливается к его плечу. Он дышит глубоко и шумно. Его лоб мокрый от пота, глаза сыто и довольно блестят. Опавший член виднеется из расстегнутых брюк. Маленькая рваная рана на бедре подсыхает. Ганнибал вытирает лицо тыльной стороной ладони, и размазывает остатки крови по лбу и щекам. Он выглядит жутко, и Уилл находит это настолько трогательным, что целует Ганнибала в висок. Собравшись с силами, Уилл стягивает с себя запачканные штаны и белье. Подумав, избавляется и от рубашки. Обнаженный, он встает посреди комнаты и разглядывает раскинувшийся на ковре остывающий труп. Напитанные кровью и уже подсохшие ворсинки торчат вертикально, как крошечные фигурки деревьев. Ковер придется выкинуть. — Пойдем в душ, — наконец, решает Уилл. Ганнибал смотрит на него с одурманенной полуулыбкой. С удовольствием исследует взглядом его наготу. Смирившись, он поднимается, и они вместе следуют в ванную на первом этаже. Они методично избавляются от грязи, молча и сосредоточенно соскребают пот, семя и кровь со своих тел. Идти наверх за чистой одеждой не хочется, так что они облачаются в простые банные халаты. Садятся в столовой, игнорируя тело на ковре, и принимаются пить. Ганнибал неторопливо потягивает вино, а Уилл залпом приканчивает вторую стопку виски. Вопреки разрядке, голова у него гудит, обещая скорую боль. — Я не собирался в этом участвовать, — замечает он. — Ты мне это навязал. — О чем именно ты говоришь? — Вот об этом, — Уилл кивает на труп. — Я ведь даже не знаю, кто это. Ганнибал может сказать, что это был выбор Уилла. Что он был волен подождать в соседней комнате. Через стенку услышать хруст костей и звук взрезанного ножом мяса. Но они оба знают, что это невозможно. — Разве это так уж важно? — Ганнибал лишь поводит плечами и переводит на него спокойный взгляд. — Ты приехал поговорить со мной? — Я уже сказал — я думал, ты все еще в Вене. Одеваешься во фраки, ходишь в оперу и ждешь от меня ответного жеста. — А ты, следовательно, решил оставить мое сообщение без ответа? — Да, — признает Уилл. Он сглатывает и нехотя продолжает: — Я решил вернуться домой и отдохнуть. Думал, ты рано или поздно здесь появишься. Но ты меня опередил. Ганнибал понимающе кивает и продолжает наслаждаться вином. Он сидит, расслабленно закинув ногу на ногу, и мягкий турецкий тапок висит на самых кончиках его пальцев. — Я понимаю, что тебе это убийство показалось ужасно ироничным, — продолжает Уилл. — Ты надеялся, что у тебя получится меня разозлить? Заставить чувствовать вину? Спровоцировать? — Спровоцировать на что, Уилл? — удивляется Ганнибал. — Я всего лишь хотел привлечь твое внимание. А у меня не так много способов, чтобы это сделать. С губ Уилла едва не срывается колючий, неприятный ответ. Но он замолкает. Ганнибал прав. Уилл покинул их дом ради одного дела, но вернулся лишь пять месяцев спустя. И вряд ли один телефонный звонок мог заставить его сесть на поезд. Труп — совсем другое дело. — В твоем чувстве вины я, как ты понимаешь, не заинтересован, — добавляет Ганнибал. — К тому же я сильно сомневаюсь, что ты способен испытывать вину в отношении меня. — Правильно сомневаешься, — холодно отвечает Уилл. Ганнибал согласно кивает и вдруг резко переводит тему: — Как там наша Эбигейл? О, он всегда так говорит. «Наша Эбигейл». — Она не наша, а своя собственная, — беззлобно поправляет Уилл, — и у нее все отлично. Может, не так уж гладко, но она хорошо справляется. — Я рад это слышать. Меньшего я и не ожидал, — Ганнибал тепло улыбается. — Кстати, она просила передать, что никому не отдаст твой виски. Уилл хмыкает, и его губы непроизвольно растягиваются в улыбке.***
В столовой начинает неприятно пахнуть, и Уилл открывает все окна, впуская в дом вечернюю прохладу. Из сада доносятся нежные запахи первоцветов, а спальня на втором этаже встречает Уилла ароматом знакомого парфюма. Кровать аккуратно заправлена, и он опускается на темное лоскутное покрывало, погружает лицо в подушку. Рецепторы заполняются запахом Ганнибала. Кончики пальцев покалывает, и в груди разливается тепло. Переодевшись в домашнее, он спускается в столовую и задерживает взгляд на столе. В большом блюде для фруктов лежат аккуратно нарезанные куски мяса. Надо бы попросить Ганнибала залить их красным вином, когда он соберется готовить. Сам Ганнибал сидит на заляпанном кровью полу и безуспешно пытается свернуть ковер. С одной стороны получившегося валика торчит кисть с окоченевшими пальцами. Ганнибал хмурится и пытается затолкать конечность внутрь. Уилл обреченно вздыхает, опускается рядом с ним и начинает разворачивать ковер. Все придется делать с самого начала. Та еще морока. — Это очень приятно, Уилл, но ты не обязан этого делать, — останавливает его Ганнибал. — К тому же ты устал. Я предполагал, что ты ляжешь спать. Уилл мотает головой. — Я не ел с самого утра. В моих же интересах, чтобы ты быстрее закончил и начал готовить ужин. — Вот как, — Ганнибал ухмыляется, позабавленный такой прямолинейностью. — Что ты думаешь насчет сердца? — То, что нужно, — с кривой улыбкой отвечает Уилл. — Я ужасно голоден. Когда с уборкой покончено, он находит на столе забытое яблоко. Красное, как сердце. Уилл с удовольствием вгрызается в него, и сок течет по его подбородку. Теперь в комнате пахнет моющим средством с лимонной отдушкой. С кухни доносится звон посуды — Ганнибал торопится с готовкой. Уилл садится в кресло, тщательно обгладывает яблочный огрызок, прикрывает глаза, прислушивается к звукам дома. Вскоре, он проваливается в дрему. Ему снятся толщи воды, сдавливающие его голову. Соль на языке. Чья-то кровь стекает по его лицу, попадая в глаза, закрывая их алой пеленой. Крики, испуганный шепот, свет фар. Вой сирены. Стальные решетки, сомкнутые над его головой. Рога прочного черного металла, кости, рвущиеся сухожилия, сгорающая в пламени камина бумага. Шрам на шее Эбигейл, ее большие синие глаза. Пожилая пара в своей супружеской кровати. Галереи картин Возрождения, живых и мертвых лиц. Они проплывают мимо него, как десятки случайных городов на его бесконечно длинном пути. Уилл просыпается резко. Будто достигает поверхности океана, проплыв много миль под водой. Он дышит тяжело, пытаясь успокоить свое собственное кровоточащее сердце. Он дома. Здесь пахнет кровью, вином и весной.