последствие последствия

— Любимый, прошу тебя, прости, — щебечет голосок Екатерины на том конце провода. Если судить по фоновым звукам, она сидит в каком-то транспорте и куда-то едет. — Мне... — запинается и тихо шепчет кому-то недовольным тоном, призывая, кажется, не выдавать себя тому, с кем сейчас ведётся телефонный разговор. — То есть меня срочно позвали в банк, потому что там какие-то проблемы с очень важными бумагами вдруг появились. — Вдруг? — вздохнул Данила, тормозя и прекращая расхаживать туда-сюда перед входом ресторана. Он, прижав щекой к плечу телефон, задирает рукав своего чёрного пальто, смотрит на циферблат дорогих золотых часов, а после хмурится пуще прежнего. — В десятом часу вечера, когда рабочий день твоего банка в девять заканчивается? — Слушай, — Екатерина, как уже представляет Данила, тоже нахмурилась, возмущаясь. — Да, вдруг. Потому что мои работники, если то необходимо, хоть до десяти будут там сидеть. — Один из них едет с тобой прямо сейчас? — тут же вставляет он. — Сергей Адамов? Голос, вроде, именно этого охранника...       Собеседница в лице жены замолчала, явно придя в замешательство. Даже машина, в которой она сейчас находится, затормозила. — Что же ты молчишь, Катерина? — прерывает образовавшееся молчание Кашин. — Надеюсь, что я, приехав в свой дом через два часа, не обнаружу твоих вещей. Адамову привет. И его детишкам, с которыми нянчится Алиса и при этом ждёт своего "Серёжечку", тоже, — он, не дожидаясь чего-либо в ответ, молча сбрасывает телефонный разговор и тут же выключает мобильное средство связи, дабы избежать каких-либо попыток жены дозвониться до него.       Надоело.       Кашину надоело с каждым месяцем их семилетнего брака всё больше и больше убеждаться в том, что любви в этих отношениях совершенно не существует. Подарки, комплименты, объятья, поцелуи и секс — словно попытки того, чтобы вызвать это сильнейшее чувство. Но можно ли заставить себя полюбить кого-то? Конечно нет, ведь это происходит совершенно спонтанно, вне зависимости от того, с первого ли взгляда или же в течение долгого общения. А с Катей было ни того, ни другого. Данила в год их простых любовных отношений, которые ещё не перетекли в брак, чувствовал к ней близость и желание быть рядом с этой женщиной, но это явно была не любовь и даже не влюблённость. Скорее, просто лишь желание видеть в ней кого-то вроде друга и только.       На саму Катерину зла он не держит. Она наверняка тоже видит в Кашине не мужа, а просто какого-то соседа, с которым приходится делить огромную квартиру. У них даже бизнес не общий, ведь Екатерина является банкиром, а Данила — ресторатором целой сети ресторанов. И оба имеют успех в своих делах. Жалко только лишь Алису Адамову, которая давно подозревает мужа в измене, в чём ни раз признавалась, но продолжает его любить, наивно полагая, что он не бросит её и двух дочек.       Когда-то пришёл бы конец этому бесчувственному браку. Тянуть надоело.       «Мне тридцать один, а я так и не встретил ту, с кем бы хотел обручиться будучи уверенным, что люблю её», — горько хмыкает Данила, взглянув на ресторан, рядом с которым он стоял, ожидая Катю. С ней в этом заведении была назначена встреча, ведь они очень давно не ужинали вместе. Да и Екатерине, как она сама говорила, было интересно, как изменился один из ресторанов мужа, где был проведён капитальный ремонт.       Кашин, думая, что возвращаться домой, где сейчас, возможно, будет неспокойно, толкает входную дверь. — Данила Владимирович, здравствуйте! — метрдотель в лице милейшей девушки, устроившейся тут совсем недавно, приветствует рыжеволосого мужчину, находясь у своей стойки, на которой находятся телефон и книга, куда записываются все посетители ресторана и забронированные ими столики. — Я уже думала звонить Вам, потому что столик заказан на половину десятого, а сейчас уже ровно десять, — проверяет она часы, продолжая широко улыбаться. — Здравствуй, Юлия, — кивает он Решетниковой. — Столик все ещё записан на моё имя? — Да, — кивает метрдотель. — Прошу Вас сдать пальто в гардероб.       Выполнив просьбу и поздоровавшись с гардеробщиком, Данила в сопрождении Юлии доходит до столика, что находится в отдельном зале, который меньше первого в несколько раз, и где всё немного по-другому: меньше столиков; роль освещения играют не только светильники, но и подсвечники; окна скрываются за плотными шторами, не пропускающих свет уличных фонарей; а ещё здесь построена целая сцена, на которой находится джазовый оркестр, создающий просто невероятную атмосферу, от которой Данила получает огромное удовольствие, даже забывая о своей работе, но при этом находясь в собственном ресторане. — Вы... Один? — оглядывается в сторону выхода Юлия. — Да, один. Екатерина Сергеевна не придёт, — кивает Кашин, а затем переводит взгляд в сторону сцены. — Попросите исполнить одну из песен Фрэнка Синатры, — качает головой в сторону оркестра, куда тут же поспешила метрдотель. Пока она разговаривала с певцом, к Даниле подбежал официант, предлагающий меню. Кашин заказывает только лишь бутылку вина, подумав, что обойдётся без каких-либо горячих блюд и салатов. Ему просто хочется расслабиться, при этом не заполняя желудок какой-либо пищей, которая, как ему кажется, только лишь испортит атмосферу, волной окатившую мужчину с первыми звучаниями инструментов. Оркестр решил исполнить «Strangers in the Night».       Данила прикрывает свои глаза, как только певец запел. Он слышит лишь голос исполнителя и от осознания того, что нет никого лишнего, кто может нарушить всё эту идиллию, становится так хорошо — Кашин даже слегка улыбается и невольно ослабляет свой бордовый галстук. — Ваше вино, — проговаривают рядом, от чего Данилу немного дёргает, ведь, всё-таки, нарушитель нашёлся, коим оказался официант, ставящий на стол бокал и наливающий туда алкогольную жидкость рубинового цвета, что заполнила сосуд на половину. — Я сам себе наливать буду. Иди, — Кашин так спешит отогнать от себя молодого юношу, что случайно переходит на "ты", на что тут же забивает, ведь ему за такое вообще ничего не будет. Официант, поставив рядом с бокалом бутылку, удаляется, становясь рядом с аркой, что разделяет два зала, поскольку здесь присутствует не только ресторатор, требующий остаться наедине с джазовым оркестром, но и женщина, что тоже решила попить вина в гордом одиночестве.       Кашин, опустошивший первый бокал, под «I Love You» невольно оглядел зал и с удивлением обнаружил, что он не единственный, кто находится здесь. В двух пустых столиках от него сидит дама, которая находится в компании ни какого-нибудь кавалера или же подруги, а тоже, как и Данила, бутылки дорогого вина с одним лишь бокалом.       Он невольно оглядывает её и останавливает взгляд своих глаз на женском профиле. Прямой нос, тёмные аккуратные брови и красивой формы губы, что блестят благодаря блеску, нанесённому на них. Щёки незнакомки покрыты едва заметным розовым румянцем вместе с кончиком носа — выпила достаточно, чтобы слегка опьянеть. Её тонкие пальцы невольно касаются собственных русых волос, собранных в элегантную причёску. Судя по алому платью, юбка которого дотягивается до пола, и колье, что украшает открытую шею, она не из простых рабочих, но Кашина не особо волнует, сколько она зарабатывает. Он больше сконцентрирован на её цепляющей чем-то внешности. В голове только лишь мысль о том, почему Данила не может оторвать своих глаз.       Он сидит так уже минуту, а женщина не замечает того, что её разглядывают довольно-таки долгое время, хотя на её месте уже можно начать сомневаться в адекватности Кашина.       Данила затягивает свой расслабленный галстук, а после тянет руку к свой бутылке и, наполнив свой бокал вином, берёт прозрачный сосуд, на половину наполненный алкоголем, в руку. Аккуратно встаёт из-за стола и в сопровождении джазовой музыки огибает два столика, настигая незнакомки.       Почему бы, собственно, с ней не познакомиться? Не упускать же её, верно? — Добрый вечер, — проговорил Кашин, слегка улыбаясь. Русоволосая дама с абсолютно спокойным выражением лица поднимает на него взгляд своих зелёных глаз. — Добрый, — незамедлительно отвечает она, ставя свой фужер на стол и перемещая одну из рук на коленку закинутой ноги, чуть выглядывающую из разреза. — Желаете присоединиться, Данила Владимирович? — едва заметно улыбается.       Кашин поднимает свои брови, удивившись тому, что незнакомке известны его имя и отчество. — Не удивляйтесь. Я просто ресторанный критик, который знает московских рестораторов в лицо. Правда, не все они знают меня, — хихикает русая. — И Вы, как понимаю, тоже. — Что же Вы тогда сидите только лишь с бокалом вина? Разве ресторанные критики не заказывают блюда? — слегка сощурился Данила, не веря словам незнакомки и при этом ставя свой фужер на её стол, дабы спрятать руки за спину, где пальцы обеих кистей встретились в крепком замке. — Ваш ресторан прошёл проверку ещё два месяца назад. Он приятно удивил меня, поэтому прихожу сюда исключительно для того, чтобы послушать живую музыку и выпить дорогого вина после тяжёлого рабочего дня, — мягким голосом отвечает она. — Так Вы хотите ко мне присоединиться или же просто приветствуете всех посетителей с бокалом в руке? — её уста растянулись в более широкой улыбке, а глаза посмотрели на стол, куда только что поставили фужер ресторатора данного заведения. — Желаю присоединиться к Вам, — расслабляется в крепких плечах Данила, уже поверив словам женщины. Он пододвигает ближе к ней стул и садится рядом, а не напротив, мысленно аргументируя себя тем, что хочет видеть сцену с оркестром. — Позвольте узнать Ваше имя, если уж известно моё? — протягивает ей свою руку ладонью к верху. — Елизавета, — она уверенно вкладывает свою кисть. — Неред. — Очень приятно, — Кашин, не сводя глаз с её обворожительной улыбки, слегка показывающей белый ряд зубов, касается губами её тонких пальцев, не носящих какого-либо кольца, задерживаясь в таком положении и подмечая, насколько нежна кожа этих загорелых рук. Решив, что момент затянулся, Данила отпускает женскую кисть. — Мне тоже, — кивает Неред. — Почему такая дама без кавалера? — интересуется рыжеволосый мужчина, взяв в руку бутылку вина и заполняя пустой бокал красавицы. Он замечает, что бутылка уже полупустая. И, если судить по тому, как долго она пьёт один бокал, сидит здесь довольно-таки продолжительное время. — Я холоста уже около года, а подруги вечно заняты, поэтому мне приходится сидеть здесь одной, — пожимает та своими плечами, аккуратно взяв бокал. Она опирается свободной рукой о сидение своего стула и слегка наклоняется к Даниле. — А какая? — Что? — не понимает её Кашин. — Вы сказали "такая дама". Какая? — улыбается Елизавета. — Настолько красивая, что не может не иметь своего спутника, — осмеливается на такие слова Данила, подхватывая свой фужер. А Неред смущённо отводит взгляд, отпивая из своего бокала. — Почему же Вы не в компании Екатерины? — русая отклоняется. — Вы знаете Катерину? — и снова удивляется ресторатор. — Мне известны не только внешность и имена с фамилией рестораторов, — хмыкает Елизавета. — Наш брак сейчас на грани разрыва, так что я не вижу смысла ужинать с ней в ресторане, — отвечает Кашин. — Что же Вы ещё про меня знаете, чтобы я перестал удивляться? — На этом мои знания заканчиваются, — хихикает та. — Но, думаю, мы это исправим, верно? — с прищуром смотрит на него, а Данила понимает намёк на то, что Елизавета планирует провести с ним ещё больше времени. Рыжеволосый кивает, параллельно делая пару больших глотков из бокала.       Дальше темы для разговоров появляются сами собой, но начинаются они с более подробного знакомства. Данила узнает, что Неред в свои тридцать два года достигла, как говорит сама, больших успехов в своей работе, написав большое количество рецензий на те или иные заведения, которые очень сильно влияли на статус точек общепита. Благодаря Елизавете многие обанкротились или начали ещё больше процветать в своём деле. Она рассказала множество историй, где её пытались подкупить, выгнать с кулаками или же нелепо скрыть какие-либо косяки. Каждый рассказ Кашин слушал внимательно и хорошо воспринимал, несмотря на алкоголь в крови. Он ни раз мысленно подмечал, насколько приятно слушать речь Елизаветы и её голос.       Официант по просьбе ресторатора принёс новую бутылку вина. С каждым бокалом оба собеседника становятся всё более открытыми и разговорчивыми. Уже дошли до того, что начали обсуждать общие интересы, которых оказалось довольно-таки много. — Я обожаю джаз. Особенно в живом исполнении, — признаётся Данила. — Я подумал, что у меня, чёрт возьми, есть собственные рестораны. Почему в один из таких не сунуть целый оркестр? И вот, собственно, — машет рукой в сторону джазового коллектива, что без какого-либо перерыва играет на инструментах и исполняет песни, уже перейдя к творчеству Луи Армстронга. — Мне тоже нравится этот род музыкального искусства. В нём есть что-то... Волшебное, — улыбается Елизавета, переводя взгляд в сторону сцены и слегка покачивая головой в такт музыки. Кашин снова начинает разглядывает её профиль. Щёки стали более розовыми, веки полуопущены, блестящие уста расслаблены, а из красивой причёски выбилась пара прядок, что ничуть не портит красивый образ женщины. — Боже мой! — воскликнула Елизавета, как только от оркестра послышалась песня Армстронга — «What A Wonderful World». Данила, вздрогнувший от внезапного восклика, удивлённо смотрит прямо на Неред, что широко улыбается и смотрит на него горящими глазами. Кашин понимает намёк, вставая со своего места и протягивая той руку. Русоволосая тут же принимает приглашение и позволяет своей левой рукой обхватить её правую, соединяя локти. Елизавету медленно ведут ближе к сцене, где больше пространства. Настигнув более просторного для танца места, Кашин оказывается перед ней и тут же кладёт руку на левое женское бедро, подмечая, насколько хорошо подчёркивает это вечернее платье её красивую фигуру. Он мягко берёт её за правую руку, чувствуя, как левая конечность партнёрши ложится ему на плечо, кожей которого он чувствует жар маленькой ладошки даже сквозь ткани пиджака и рубашки. Возможно ли такое?       Данила начинает движение, плавно ведя партнёршу по небольшому кругу, покачиваясь с ней в такт играющей музыки, сопровождаемой низким голосом певца. Да, у него не очень получается спеть в стиле Армстронга, но на это пара не обращает внимание, концентрируясь на игре музыкальных инструментов и глазах партнёра. — Данила Владимирович, прекрасно танцуете, — тихо подмечает Елизавета, медленно поднимаясь своей ладошкой вверх по мужскому плечу и уже касаясь уголков воротника белой рубашки, что ощущает сам Данила, чувствуя, как от поведения, образа и жестов женщины у него постепенно отключается едва работающий мозг. Сама Неред одурманивает его, практически ничего при этом не говоря. — Не могу не сказать Вам того же, — выдыхает он, большим пальцем руки поглаживая костяшки её нежной кисти, что, естественно, замечает Елизавета. Вдруг она высвобождает его руку, из-за чего Данила теряется, подумав, что, возможно, её просто-напросто напугал, как вдруг его шею обхватили обеими конечностями. Кашин, застывший на пару секунд и пытающийся понять, что только что произошло, понял, чего хочет партнёрша, поэтому положил вторую руку на её талию и сократил расстояние между телами с тридцати до десяти сантиметров.       Вдруг инструменты замолкли вместе с солистом, погружая зал в тишину, а пару в некое недоумение. Рядом с ними вырос тот самый официант. — Время — одиннадцать часов, — сообщает он, а Кашин с удивлённым выражением лица смотрит на свои наручные часы, которые подтвердили слова юноши. Прошёл целый час? Так быстро? — Наш ресторан закрывается. — Закрывается для всех, но не для меня и Елизаветы, — заявляет Данила, от чего плечи кивнувшего официанта опустились, а оркестр, что уже оказался практически рядом с выходом, устало переглянулся меж собой, возвращаясь к сцене. Кашин с довольной улыбкой наблюдает за таким послушанием своих работников, а затем переводит взгляд на Елизавету, что с сожалением в своих прекрасных зелёных глазах наблюдает за джазовым коллективом, занимающим свои прежние места на сцене. — Данила Владимирович, что же Вы так с ними? — качает головой Неред. — Неужели Вы хотите разорвать нашу маленькую "компанию"? — вздыхает Данила, пряча руки за спину и теряя улыбку. — Ох, так Вы думаете, что я тут же уйду? — улыбается Елизавета. — Так поехали ко мне, где сможем продолжить наш совместный вечер.       Рыжеволосый мужчина выпрямляется в спине и с недоверием смотрит на Неред, но, увидев в её глазах, что слова — не шутка, улыбается ей в ответ, чувствуя, как в груди стало ещё жарче. И это явно не алкоголь.       Они доходят до гардероба, где Данила помогает одеться Елизавете, а после надевает и своё пальто. Ловят такси, а затем едут по указанному русоволосой красавицей адресу.       Кашин всю дорогу разглядывал её лицо, половина которого изредка освещалась уличными фонарями и яркими вывесками, проносящимися мимо.

ххх

      Данила проходит через открывшуюся связкой ключей дверь вслед за Елизаветой. Хозяйка квартиры щёлкает выключателем, и просторная прихожая тут же озаряется светом пары светильников, висящих на стенах белого цвета. — Разувайтесь и вешайте своё пальто. Тапки рядом с Вашими ногами, — говорит Неред, уже отдаляясь от Кашина, предварительно сняв верхнюю одежду и разувшись. Данила, отрываясь от разглядывания скромно обставленного помещения, спешит скинуть с ног туфли, что отставляются в сторону. Он снимает своё пальто и размещает на вешалке, которая цепляется за крючок практически пустого шкафа. Обув тапки, идёт туда же, куда только что двинулась Елизавета, в итоге оказавшись в не менее просторной гостиной совмещённой с кухней, что отделятся барной стойкой, за которой сейчас и стоит Елизавета. Она ставит на гладкую поверхность два фужера, а затем разворачивается к холодильнику, откуда достаёт бутылку вина. — Откройте, пожалуйста, — просит Неред, протягивая бутыль Кашину. — Штопор есть? — интересуется он, осматривая сосуд из зелёного толстого стекла. — Да, сейчас, — кивает Елизавета, выдвигая один из ящиков, где тут же загремели всякие ложки с вилками.       Прошло пять минут, и Данила начинает наливать вино из открытой бутылки сначала в бокал русоволосой женщины, а затем — свой. Они чокаются фужерами и уже подносят к губам, дабы сделать глоток, как вдруг Елизавета подняла руку, призывая немедленно затормозить. — Нужно хоть раз за что-то выпить, — говорит она. — За что же? — За любовь? — поднимает свои тёмные брови. — Зачем пить за то, чего нет? — вздохнул Данила. — Неужели Вы из тех, кто не верит в это чувство? За свои тридцать с лишним лет ни разу не влюблялись даже? — сощурилась Неред. — Я не вижу смысла пить за то, что не испытывал, простите, — качает головой Данила. — Предлагаю за знакомство. — Если так хотите, — пожимает своими открытыми плечами Елизавета, тут же сдаваясь. И снова звон тонкого стекла после столкновения двух бокалов, а затем каждый делает по паре больших глотков, практически опустошая свой прозрачный сосуд. — Долейте, — кратко просит Неред. А Данила слушается, снова взявшись за бутылку и наливая и в свой, и в её фужер немного вина. — За что же выпьём сейчас? — интересуется Кашин, замечая, что зелёные глаза вглядываются в его лицо, будто изучая и при этом размышляя над чем-то, чего не понимает сам рыжеволосый. — Просто так, — пожимает плечом она, не сводя взгляд своих красивых глаз. — На брудершафт.       Мужчина замирает, едва ли не покачнувшись от неожиданности. Он снова смотрит в её очи, замечая в них какие-то огоньки, что вспыхнули только что. — Вы же знаете, что является последствием брудершафта, Елизавета? — едва прозиносит Кашин. — Поцелуй? — обыденно интересуется Неред. — Да, знаю. Так Вы согласны?       Данила только лишь делает шаг к ней, при этом прихватив бокал. Елизавета, приняв такие действия за немое согласие, улыбается, взяв свой сосуд. Они аккуратно скрещивают руки в локтях, замерев в таком положении и смотря друг другу в глаза, чувствуя, как сбивается дыхание и начинает вскипать кровь, с новой волной приливающая к лицу. Синхронно опрокидывают в себя бокалы. Кашин опустошает за пару секунд, едва ли не давясь и сильно торопясь, а вот Неред пьёт медленно, даже прикрыв глаза и словно специально растягивая момент, от чего рыжеволосый едва ли не зашипел, сгорая от нетерпения.       Елизавета выпивает вино и убирает край бокала от своих уст, а после смотрит на Данилу. Их руки опускаются, а фужеры ставятся на стойку. — А сейчас последствие? — бормочет Данила, медленно сокращая расстояние между телами до минимума. — Именно, — шепчет она, а затем двигает своё лицо вперёд, как вдруг Кашин поддаётся навстречу, встречаясь своими губами с её подбородком, а после тут же поднимается вверх, касаясь уст, хранящих на себе пару капелек вина. Они соприкасаются губами, прикрывая глаза и выдыхая в унисон, даря друг другу запах алкоголя.       Данила касается своими шершавыми пальцами её щёк, не углубляя поцелуй и только лишь сминая её уста своими, от чего в грудных клетках стало жарче обычного. — А у последствия какое последствие? — слегка отстраняется Елизавета, тяжело дыша и при этом позволяя касаться своего лица. Мужские пальцы очерчивают её опухшую нижнюю губу. — Сама знаешь, — Данила впервые перешёл за этот вечер на "ты", а после снова потянулся к ней за поцелуем, при этом опуская руки до талии, на которую тут же легли ладони, тянущие женское тело к себе.       Они бы так ещё долго стояли и просто касались губ партнёра, но Данила, которому явно такое надоело, вдруг подхватывает стройное тельце, что обхватило своими руками его шею. — Где спальня? — спрашивает он, чувствуя, как его несколько раз целуют в щёку, крепко держа за шею и горячо дыша на кожу лица. — В конце главного коридора, — шепчет Елизавета, снова целуя его в щёку. — У Вас столько веснушек... — Ты даже сейчас со мной на "Вы"? — удивляется Данила, выходя в коридор и направляясь в противоположную от входной двери сторону, чувствуя, что Елизавета явно не любит ждать, поскольку переходит губами с щёк на шею, при этом не услышав адресованный ей вопрос.       Кашин проходит в спальню и ставит женщину на ноги прямо перед собой. Её руки берутся за бордовый галстук, а зелёные глаза пытаются разглядеть мужские черты лица в полумраке помещения — идти до выключателя нет ни сил, ни желания. Она расслабляет галстук, что крепко держался вокруг шеи партнёра. Потом бордовая лента и вовсе летит в ноги. Пока мужские руки очерчивают женские талию и бёдра, поглаживая их сквозь ткань вечернего длинного платья, Елизавета скидывает с крепких плеч пиджак, расстегнув всего одну пуговицу.       Вдруг её подхватили, взяв за талию, и с особой осторожностью положили на заправленную кровать, тут же нависая сверху. — Ты так прекрасна, — облизывает свои тонкие губы Данила. — Я же ещё в платье, — хихикает Елизавета, приподнимаясь на локте и касаясь указательным пальцем его подбородка, тем самым заставляя раскрыть свои уста. — Всё равно прекрасна, — вдыхает он, а затем снова целует её, только в этот раз скользя своим языком меж её губ и проникая им во влагу рта, где чувствуется исключительно вкус знакомого алкоголя. Неред отвечает на поцелуй, поддаваясь вперёд и соприкасаясь с ним языками, при этом опускаясь указательным пальцем вдоль выпирающего кадыка, после чего хватается за первую пуговицу мужской рубашки, расстёгивая её.       Из-за нехватки воздуха Кашин вынужден разорвать жаркий поцелуй, но время терять зря он не собирается, переходя короткими поцелуйчиками с уголка её опухших губ на скулу, а затем уже прокладывая мокрую дорожку к тонкой шее, слыша, как та начинает дышать через рот, пытаясь расстегнуть вторую пуговицу его рубашки. А Данила, не спеша ей помочь, целует каждую родинку на плечах, которую удаётся разглядеть в этом полумраке, мысленно их считая.       Шесть коричневых пятнашек. — Я сейчас это порву, — шикает Елизавета, дрожа от каждого поцелуя партнёра. Данила, хмыкнув, выпрямляется в спине и садится на бёдра девушки, не давя всем своим весом и при этом начиная расстёгивать пуговицы своей рубашки. В итоге он застревает на средней, от чего Неред, взвыв, приняла сидячее положение и вдруг оторвала эту пуговицу, а последние поддались её слегка дрожащим пальчикам. — Пришью потом, — обещает женщина, толкая того в плечи и заставляя упасть на спину, что без каких-либо проблем позволяет сделать большая кровать. Встав на колени меж ног Данилы, Елизавета берётся за бегунок платья, что находится на боку. Расстегнув его, она избавляется от красной ткани, высвобождая из неё ноги, а Кашин наблюдает за этим и вовсе перестаёт дышать, заметив, что Неред вообще была без какого-либо бюстгальтера, поэтому её небольшая и аккуратная грудь сейчас абсолютно обнажена. — Что, всё ещё прекрасна? — с нескрываемым сарказмом интересуется она, поставив руки по бокам от мужского тела и медленно, подобно кошке, приближаясь к лицу мужчины. Она красиво выгибается в спине, которой тут же коснулся Данила, перемещая руку вдоль выпирающего позвоночника к крестцу, где нащупывает резинку нижней части белья. Стринги. — Нет, — сглатывает он. — Невероятна, — приподнимается и снова касается её уст, обхватывая нижнюю губу и слегка засасывая. Перемещает руку на левую ягодицу, позволяя себе слегка сжать её своей широкой ладонью, от чего Неред заметно задрожала всем своим горящим телом. Она запускает свою руку в рыжие волосы, тем самым окончательно портя причёску, оттягивая не слишком короткие пряди, а после сжимая их из-за того, что её укусили за нижнюю губу, благодаря чему та даже слегка запульсировала. — Случайно, — кратко оправдывается Данила. — Раздевайтесь уже, Данила Владимирович, — снова треплет его рыжие волосы, а после хватает за рукава рубашки, заставляя её снять. Белая лёгкая ткань с недостающей пуговицей летит на подушки, разложенные у изголовья постели. Елизавета касается рукой его вздымающейся груди, а после опускает её к животу, подмечая, что это мужское тело не идеально и даже имеется небольшой живот, но такое не отбивает желание касаться его и желать всем своим нутром.       Она перемещает свою руку на кожаный ремень и расправляется с ним секунд за десять, параллельно целуя грудь Кашина и живот, от чего тот с ещё большим шумом задышал. Расстегнув ширинку тёмных брюк, Елизавета помогает стянуть штаны, а вместе с тем тапки, что всё это время были на ногах рыжеволосого и явно не желали слетать.       И вот, оба в одном лишь белье.       Кашин снова укладывает девушку на спину, а после снова целует её губы, опускаясь короткими поцелуями к груди, где очерчивает языком ареол, едва касаясь затвердевшей горошины соска, от чего Елизавета тихо-тихо издала первый стон сквозь сжатые зубы. Стоило мужской руке сжать её вторую грудь и начать тереть сосок большим пальцем, как женщина выгнулась в спине, невольно раздвигая ноги и обхватывая ими пояс партнёра, тем самым прижимая к себе и чувствуя напряжение в боксерах. От прикосновения к своему паху Данила сам едва сдержал стон, одновременно шипя и слегка потеревшись о промежность Елизаветы уже стоящим колом членом. Он чувствует сквозь два слоя ткани, как мокро между стройных ножек. Даже подготавливать пальцами не нужно. — Не могу уже, — судорожно шепчет Неред. Кашин, понимая, о чём его вместе с тем просят, помогает ей избавиться от стринг. Он приспускает свои боксеры и, понимая, что ждать и терпеть сил нет, легко входит в женщину по самое основание, от чего та вскрикнула, задрав голову к потолку и закатив свои глаза.       Даже не дожидаясь каких-либо жестов и слов от неё, Данила начинает двигаться, постанывая от того, как сильно его обхватывают стенки влагалища, что говорит о не очень активной сексуальной жизни партнёрши.       Елизавета прижимается своей грудью к его, обхватывая руками и не сдерживаясь в стонах, каждый из которых слетает с губ с абсолютно каждым толчком.       Вдруг она снова толкает его в плечи, заставляя упасть потной спиной на постель, после чего садится сверху. Данила застонал, впиваясь в её бёдра пальцами и настраивая на нужный быстрый темп, тем самым помогая устающей Елизавете, что продолжает сладко стонать, жарко и тяжело выдыхая. Аккуратная грудь подпрыгивает вместе с ней, а русые волосы практически распущены и лезут в лицо, прилипая к нему. На её лбу выступила испарина, но женщину, наклонившуюся к губам партнёра для получения лёгкого поцелуя, это сейчас никак не волнует.       Чувствуя приближение разрядки и истекание сил Неред, Кашин возвращается к прежней позе, сбавляя темп. Он со стоном выходит из неё и кончает прямо на плоский живот. Не имея сил держаться на руках над Елизаветой и боясь упасть прямо на неё, Данила приземляется рядом, пытаясь нормализировать дыхание.       Проходит минута тишины, нарушаемой дыханием обнажённых тел. — Я пойду, приму душ, — оповестила Неред, едва принимая сидячее положение. Она доходит до окна и, открыв форточку, уходит в коридор, замечая, как Кашин благодарит её улыбкой за доступ к свежему ночному воздуху.       Когда в одной из комнат зашумела вода, Данила дотягивается до своих брюк, валяющихся у кровати, где находит телефон. Включив гаджет, он замечает восемь пропущенных звонков от Екатерины и одно сообщение. жена, 23:46 Я собрала вещи и уехала. Предлагаю созвониться и договориться, когда пойдём подавать на развод.       Решив заняться этим точно не этой ночью, Данила отбрасывает телефон в сторону, а затем встаёт с мятой постели. Идёт на источник шума воды и заходит в душевую комнату, видя сквозь толстое стекло кабинки очертания женского тела. — Пришёл принять душ вместе со мной, Данила Владимирович? — она явно улыбается. — А Вы против, Елизавета? — хмыкает он. — Конечно же нет, — отвечает женский голос. Рыжеволосый открывает полупрозрачную дверку и заходит в кабинку, тут же ощутив на своих губах лёгкий и нежный поцелуй.       Кашина сейчас совершенно не волнует то, что, может быть, он наступил на одни и те же грабли, веря в существование каких-то чувств к этой женщине, граничащих с любовью.