Праздная ящерица и нежные фиалки

Капитан Пеллью еще раз критически оглядел своих лейтенантов и поморщился, будто увидел муху под стеклом компаса. Они улыбались, еще не понимая, какая печальная участь их ждет. – В этой чертовой пьесе целых три акта! Вы будете зубрить их день и ночь. Они согласно кивнули. На всякий случай. А старший даже добавил: – Так точно, сэр. – Мы не можем подвести Адмиралтейство. Поэтому, нравится мне или нет, но на эти двадцать дней я вполовину убавляю ваши вахты. А если мы выступим хуже сухопутных неудобников с их "Двенадцатой ночью", то я лично утоплю каждого из вас. По три раза. Вот так, собственно, и началось бурное развитие самодеятельности на эскадренном миноносце "Неугомонный". Знамя Королевского флота подняли высоко и не собирались опускать. Поэтому обязанности художественного руководителя и режиссера взял на себя сам Эдвард Пеллью, которому шурин вкратце растолковал, чем в театре заняты эти люди. Ведь командовать, сидя на пятом ряду в зрительном зале вряд ли могло быть сложнее, чем командовать с капитанского мостика. В этом счастливом заблуждении Пеллью пребывал до начала первой репетиции, состоявшейся через день после того, как он вручил каждому участнику по распечатке пьесы Брэндона Томаса. Сперва Кеннеди хихикал над тем, что они взяли для постановки старье более чем вековой давности, затем Буш демонстративно не понимал, как ему играть парня, который сам играет в студенческом театре, а когда обоих удалось урезонить, Хорнблауэр отложил листки в сторону и своим невероятно культурным голосом сообщил, что все "актрисы", набранные в Службе флотских медицинских сестер, не смогли прибыть на борт и вообще просят проводить репетиции на берегу, где как раз есть одно годное помещение с имитацией сцены. А главное, там есть комнаты, подходящие для гримерок, что очень важно для женщин. Примерно в этот момент Пеллью окончательно понял, что постановка спектакля может оказаться не таким уж простым делом. Но он не собирался сдаваться. – К черту дам! – прогремел капитан так, что у кока на камбузе упали два половника разом. – Начнем без них. Лорд Бабберли входит. Все остались на своих местах. – Я сказал: лорд Бабберли входит к Джеку Чеснею показать свой костюм и парик! Дружеский удар локтем в ребра напомнил Бушу, что речь идет о его персонаже. Он спешно ретировался и принялся натягивать платье за небольшой ширмой, изображавшей стену между комнатами. Хорнблауэр и Кеннеди уселись на стулья, изображавшие кресла. В кают-компании повисла напряженная тишина, изредка прерываемая сопением Буша, боровшегося с мелкими крючками застежки. – Может быть вы, господа, изволите вспомнить свои реплики? – спросил Пеллью, вложив в этот короткий вопрос умеренную дозу яда и сомнений в их способности запомнить простой текст. Кеннеди подскочил с явной готовностью отрапортовать: "Так точно, сэр", но был вовремя удержан своим рассудительным другом. – Чарли принес телеграмму от тетки, что она задерживается в Лондоне и к обеду ее не будет, – прошептал Хорнблауэр. – А, верно. – На этом, однако, Кеннеди иссяк. – В чем дело, дорогой Чарли, что же вы замолчали? – на этот раз Пеллью уже не сдерживал природной ядовитости. – Так я уже всё сообщил, получается, что же мне еще говорить? – с неподражаемой наивностью Кеннеди хлопнул ресницами и открыто посмотрел честными голубыми глазами на командира. С этими своими штучками он просто идеально подходил на роль лорда Бабберли, проблемой был только возраст. Вечный студент Фанкурт Бабберли должен быть заметно старше приятелей, а хорошего гримера, к большому сожалению Пеллью, взять им было неоткуда. Он уже все свои связи опробовал. – Это ужасно! – вступил Хорнблауэр с репликой Джека Чеснея. – Девушки ни за что не согласятся обедать с нами без нее. А завтра опекун увезет их в Шотландию. Что же делать? Пеллью подумал, что женщины как были, так и остались слишком сложными существами. Сто лет назад им нужна была компаньонка для обеда в приличном месте, а нынче требуется гримерка, хотя всегда можно воспользоваться его безопасной капитанской каютой. От философских размышлений его отвлек странный шум, перешедший в грохот. Запутавшийся в юбках Буш попытался удержать равновесие, уцепившись за спинку стула, но в этот же миг сидевший Кеннеди вскочил, чтобы подхватить приятеля, в результате стул пошатнулся и рухнул, за ним один актер, а следом неминуемо и другой. – Так входят только настоящие миллионерши! – спокойно откомментировал Хорнблауэр, потирая ушибленную ногу и поднимая стул. – Мы ставим пьесу о студентах Оксфордского университета, – Пеллью прикрыл лицо рукой, – а мои лейтенанты не знают разницы между цирком и театром. Буш тем временем встал и, расправляя складки на юбке, вертел головой в поисках веера. Изящная безделушка нашлась в руках Кеннеди, который не захотел ее отдавать сразу, поскольку разглядывал витую мелкую надпись. – Это что, в самом деле из 1911 года? – удивленно спросил он наконец. – Да, он принадлежал моей прабабушке. – Пеллью подошел и забрал веер себе. – Получите на спектакле, интуиция подсказывает, что репетиций в вашем приятном обществе он не переживет. – А чем же я буду прикрывать свою щетину? – поинтересовался Буш. Вид у него при этом был серьезный и капитан бы ему даже поверил, если бы не заметил лукавой переглядки с друзьями. – Чем угодно. Разрешаю проявить присущую истинным морякам смекалку! Сказав это, Пеллью невольно покосился на Хорнблауэра. Вот уж кто в этой неразлучной троице был смекалист без меры, так это он. Когда мучительная для всех участников репетиция закончилась, лейтенанты вздохнули с облегчением, но Кеннеди не удержался и проворчал, что завтра ради такого же кошмара придется еще и на берег перебираться. – Арчи, позволь напомнить тебе о гримерках, – улыбнулся Хорнблауэр, не случайно носивший прозвище "Рацио". – А также о манерах истинных джентльменов 19 века, которые не могли не помочь девушкам готовиться к выходу на сцену. Буш расхохотался, сообразив, кто согласился на роли Эми и Китти. – Тише, Вилли, не хватало еще, чтобы о нашем маленьком секрете проведал капитан. – Могу и потише, но вы уверены, что сами сможете производить не слишком много шума? – Мы постараемся, – сказал Кеннеди, скромно потупясь. Быстрое, гулкое биение ее сердца, так трепетно откликавшееся на его горячий шепот, грозило свести Кеннеди с ума. – Мы должны быть благоразумны, – выдохнула Энни. Однако в ее взгляде он прочел жаркое томление, приглашение и, пожалуй, даже призыв. Поэтому лишь посильнее прижал ее к надежной каменной стене, обеими руками придерживая снизу за восхитительно округлые ягодицы. – За благоразумием – это не ко мне, – сказал он и поцеловал Энни так, что она забыла не только о прическе, костюме и строгих предупреждениях старшей по званию, но и в принципе об идущей репетиции. – Хочу тебя, – пробормотала она, свободной рукой нащупывая нужное. – Не воруй мои реплики, – упрекнул Кеннеди и вошел в нее, отдаваясь восторгу момента и лишь малой частью сознания удивившись тому, что мир немного покачивается. Меж тем за тонкой фанерной перегородкой, к которой он прислонялся локтем, шел безмолвный разговор двух сплетенных тел, которым было хорошо и без благодати наготы. Бетти оседлала своего темноволосого красавчика и, ухватившись за спинку стула, начала неторопливую скачку, пока его вездесущие руки играли на ее ощущениях, то лаская грудь, то поглаживая ее чувствительные уши, то проникая в развилку бедер. – Эй, Горацио, мы же договорились: темп задаю я. – Да, моя прелесть, но я прошу сжалиться над утомленным путником, который будет слишком заметен в дурацких бриджах. Нас же вот-вот вызовут на сцену, – ответил Хорнблауэр и провокационно улыбнулся, проведя пальцем по ее набухшему и готовому запульсировать естеству. – Они в саду, – пояснил Буш разгневанному капитану и прикрыл картонным веером довольную ухмылку. – Джек объясняется с Китти, а Чарли – с Эми. И у обоих это не особо получается. Пеллью, пару дней назад со скандалом выгнавший из труппы Хиллза и взявший на себя еще и роль опекуна Спеттигью, начал на самом деле волноваться за девушек. Поэтому с большей горячностью, чем требовалось, набросился на Буша. – Послушайте, вы очень мне милы, но если у вас в Бразилии и принято так надолго оставлять молодые пары без присмотра, то мы, англичане, относимся к этому иначе. – Ах вот как, мистер Спеттигью, вам скучно со мной? – Буш стукнул кулаком по столу и обиженно отвернулся. – Я так и знала, что вам дороги мои миллионы, а не я. Пеллью попытался найти в перепутанных листках сцену, которую они сейчас играли, но безуспешно. – Ваши глаза... – наугад ляпнул он то, что пришло само на память. И тут его отвлек топот, слышный за кулисами. Топот и смешки. – Что там с моими глазами? – вынужден был напомнить о себе Буш. – Они так подействовали на меня! Оба. – Не надо грубой лести, Стивен. Вы и без того нравитесь мне больше, чем полковник Чесней. – В самом деле? – без особого воодушевления уточнил Пеллью, приглядываясь к костюмам появившихся наконец на сцене Хорнблауэра и Кеннеди. На девушек он посмотреть не рискнул. "Да штопор вам в якорь! – благопристойно выругался он про себя. – По вашим рожам всё ясно и без криво застегнутых брюк." – Я порядочная вдова и не привыкла обманывать, – Буш выразительно глянул на усаживавшихся за стол друзей и веером тронул подбородок Пеллью, разворачивая к себе. – Вы знаете сколько в Бразилии Педров? А я всегда была верна одному. – Ах, донна Роза, вы сделаете меня самым... – Донна Люция, – подсказал Кеннеди, нога которого только что пришвартовалась к ножке очаровательно разрумянившейся Энни. – Что? – Арчи, ты забыл? – вмешался Хорнблауэр, осторожно поправляя завиток, выбившийся из прически Бетти. – Еще в понедельник мы договорились, что в пьесе важнее содержание, а не последовательность слов. Наш капитан... – Я хотел сказать, – прервал его Пеллью, не терпевший, когда подчиненные ловили его на ошибках, – что вы, донна Люция, прекрасны как роза на озаренном солнцем склоне жизненного пути. – Верно, в Бразилии выращивают отменных тетушек, – сверкнул белозубой улыбкой Кеннеди и тут же притих под строгим взглядом Лиззи Кинчер, старшей сестры и настоящей донны Люции. – Мамочки, – испуганно прошептала Энни. – Не бойся, сейчас ее выход по сценарию. Но Энни в ответ только выпрямила спину и покрепче сжала в руке салфетку, вопреки всему чувствуя себя молодой леди из далекого прошлого, когда за девицами приглядывали строгие компаньонки, а кавалерам приходилось потрудиться, чтобы увидеть хотя бы щиколотку предмета обожания. Впрочем, она тут же вспомнила, что как раз щиколотка сегодня была закрыта и тихо рассмеялась. Зал гудел восторженными криками, несколько человек в средних рядах встали и их примеру охотно последовали остальные. Овации не смолкали. Это был успех. Грандиозный, неоспоримый, повергающий в пыль сухопутных конкурентов. Раскланивавшийся в центре актерской линейки Пеллью едва сдерживал дрожь торжества. Буш мечтал расстегнуть корсет и закурить наконец сигару по-человечески, а не по-бразильски. Бетти и Энни улыбались грустно, Лиззи – как человек, избавившийся от тяжелых обязательств. А Хорнблауэр шептал на ухо Кеннеди, что нашел отличную пьесу из целых пяти актов. Оставалось только сделать так, чтобы армейские захотели реванша. И на миноносце Военно-морской службы Великобритании "Неугомонный" не нашлось бы человека, усомнившегося в том, что у него это получится.