Radiant

      В помещении слишком душно, а все запахи смешались в один: алкоголь, пот, кальян — ядрёная смесь, от которой голова кружится, а внутри просыпается дикое желание покинуть это место. Но нет, каждый здесь остаётся, несмотря на подобную обстановку. Просто это место единственное для таких, как они, — для отчаявшихся. Люди, в погоне за упокоением и свободой, загнали себя в тупик, разрушив разом свою жизнь и своё перспективное будущее. И теперь им остаётся только тлеть в подобных заведениях, где всегда воняет перегаром и табаком, а музыка гремит так, что оглушает многих.       В душном зале, где не пройти, не протиснуться, нарастает шум толпы, полностью перекрывая звуки музыки. Кажется, назревает драка. Два парня друг друга пихают, расталкивая толпу, а остальные тем временем расходятся, образуя что-то наподобие арены. Никто не торопится унять конфликт, никто даже не вызывает полицию, когда в руке одного из них оказывается боевой нож. Все знают, это вполне нормальное явление, и полиция не будет разбираться, разнюхивая очередной подпольный бизнес вместе с этим. Всего лишь подрались за девчонку. Им уже нечего терять, жизнь обесценена, они — отчаявшиеся.       Камера под потолком, в самом углу, медленно двигается из стороны в сторону, прослеживая каждое движения всех присутствующих. Она то и дело приближает и отдаляет лица, считывая и отправляя сведения в базу данных. Где-то мелькают новые лица, но в основном всё те же. Рядом с объективом мигает красный светодиод, предупреждая как бы, что ведётся видеозапись, и всё это будет сохранено на диске, в очередной папке с подобным контентом. Чуть выше виднеется ряд серых букв — «Radiant City».       Радиант — в прошлом нереализованный проект утопии. Всего лишь высотки и зелень со временем превратились в полноценный огромный город, расползшийся глубже на материк и продолжающий расти, ставший домом для людей. Новые правила, новые законы, новая жизнь, совсем отличающаяся от той, что было когда-то в двухтысячных. Радиант из безобидной задумки превратился в идеологию, которой должны беспрекословно подчиняться, а нарушителей с отклоняющимся поведением «исправляют», как поломанную игрушку. «Радиант — ваше прошлое, настоящее и будущее. Радиант — это ваша счастливая жизнь, перспективное будущее и спокойствие. Вместе с Радиантом мы добьёмся небывалых высот, которых человечество не видало. Будь с нами, и тогда…» — и так день ото дня, на каждом шагу слышится заманивающий голос девушки, который гипнотизирует каждого, затягивает в свой страшный омут и не отпускает. Все подчиняются ему, следуют как зомби за этим голосом, за этой политикой и считают это правильным. Людям стала чужда оппозиция, ведь теперь есть только одна идеология, которую нельзя искоренить. За каждым шагом следят сотни и тысячи камер со всех сторон, за изображением следят люди, и в итоге все «помехи», грозящие посеять семена сомнения, пошатнуть всю эту систему, убираются на щелчок пальцев, будто человека никогда и не существовало.       Медленными шагами утопия, идеальный проект благоустройства, превратился в полный тоталитаризм и жёсткий контроль над обществом. Появились отчаявшиеся, что не поддались этим «заклинаниям», или же сами поняли, что вообще творится в мире, пока, гоняясь за своим «счастьем», не наткнулись на преграды; стали сливаться в большие компании и устраивать подпольный бизнес. Клубы, рестораны, гостиницы, а после целый район под прикрытием — город в городе. Это место охраняется властями, как зеница ока, проверяется и считывается информация ежеминутно, проверяя на новый «брак». Секретные органы зачищают эту территорию, вычисляют новые очаги воспаления и пытаются искоренить, пока это не перешло на «мирных граждан», свято верующих этой системе. Стараются держать всё в рамках разумного своими силами, не прибегая к помощи полиции, которая даже не знает о таких волнениях, ведь они те же зомби, коим запрещено знать о таких событиях в городе.       Казалось бы, люди должны жить в страхе, зная, что в любой момент к ним могут ворваться инквизиторы и отправить исправляться, если они перешли черту дозволенного. Люди должны быть осторожными и аккуратными в своих словах и поступках. Но нет, нет и ещё раз нет! Отчаявшиеся никогда не были такими. Им как-то всё равно. Нет чувства самосохранения, полная беззаботность и свобода от этих цепей слепой веры. А находятся такие смельчаки, что без волнения обсуждают публично планы по свержению властей и восстановлению политики, царившей ещё век назад. «Всё равно мы все рано или поздно сдохнем», — твердит каждый посетитель подобных заведений. Это их лозунг по жизни.       Но даже среди отчаявшихся есть те, кого считают элитой. Подобные люди могут себе позволить весьма много и остаться в целости и сохранности. Не каждый может осмелиться и заговорить с подобными людьми, но зато те дают защиту, если это срочно необходимо. От них исходит власть, холодность и безразличие ко всему вокруг. И Чон Чонгук именно такой человек. Являясь наследником крупной корпорации, занимающей лидирующие позиции по продажам в стране, он может себе позволить буквально всё. К нему не придираются за его политику и ранг отчаявшегося. Не будь у него должности в этой компании и наследства, то его инквизиторы забрали бы уже давно и отправили на «лечение», но в лучшем случае на эвтаназию.       Несмотря на то, что он находится между двумя мирами: между верой и отрешённостью — Чонгук любит приходить в подпольные клубы. Здесь всегда царит относительно дружелюбная и спокойная обстановка, располагающая к себе с первых минут (не считая драк и ссор, что случаются временами). Есть возможность найти себе хорошего собеседника, ведь никто здесь не говорит о слепой вере, не восхваляет Радиант и тем более не пропагандирует тот образ жизни, который навязывают власти. Ко всему этому, здесь всегда можно найти себе партнёра, не подчиняющегося правилам Радианта: никаких левых связей — они являются причиной всех болезней, целомудрие в главенстве, никаких однополых отношений — это противоречит человеческой природе, это дико и ужасно! — Люди сходят с ума, следуя за своими ангелами-спасителями, которые ведут никак не в рай, наоборот, в ад. Им оттуда не выбраться. И когда придёт время, вся эта идеология даст трещину, власти оступятся, и все стены падут, открывая вид на то, что они натворили. И тогда люди восстанут против прогнивших свиней, зажравшихся на верхах, но будет слишком поздно что-либо делать с ними, ибо всё уже давно было сделано. И пройдёт ещё десяток лет перед тем, как люди создадут новое государство, новую утопию, которая в итоге потерпит крах, как и эта, — Чонгук говорит томно и негромко. В клубе музыку заглушили, ибо на танцполе драка, да и сидит он достаточно далеко от колонок, поэтому услышать его реально. Чон в окружении девушек и парней из разных «слоёв»: от такой же элиты отчаявшихся, до обычных проституток, коими были исключительно отчаявшиеся (противоречит законам, как-никак). Две девушки расположились с двух сторон от него: блондинка почти полностью залезла к нему на колени, тем самым изъявляя своё желание на ближайшее будущее, а брюнетка тихо расположилась с другой стороны, почти мурлыча как кошечка от мягких и медленных касаний чонгуковой руки к волосам и плечам. — Чонгуки, а почему тоже потерпит крах? — спрашивает брюнетка и поднимает свой взгляд, услужливо протягивая стакан с виски. Самому шатену иногда кажется, что все отчаявшиеся даже не учились никогда в школе, раз задают подобные ему вопросы. «Ах, да! Историю же всю перекроили», — вспоминает резко парень и забирает стакан, тут же осушая его на половину. Он оглядывает всю компанию и замечает заинтересованные взгляды непосвященных в подобные подробности. Этот вечер будет явно полон на новые истории и интересные разговоры. Всё же обучать других подобным образом достаточно интересное занятие, к тому же, полезное. Люди должны знать историю своей планеты. — Просто… Такова природа человека. Ничего не вечно, государства с одной политикой не вечны. Обязательно будут изменения, — хмыкает и вновь отпивает из стакана. — Раньше, в конце восьмого — начале седьмого века до нашей эры, родилось такое государство, как Македония. М-да, сильные были правители в то время. Особенно Александр Македонский. Он расширил границы своего государства, вследствие чего был записан в истории великолепным воином и правителем. Вот только после него Македония предстала в другом виде: варвары, нет чётких границ. В итоге, где-то в середине четвёртого века до нашей эры Македония была на грани падения и полного разрушения. От большого государства до руин. — Ошибки людей привели к краху, — подаёт голос один из парней и потягивается, разминая слегка затёкшие мышцы. — А что говорить про Третий рейх? Пытаясь доказать всем, что Германия — могущественная страна, имеющая возможность подмять под себя хоть весь мир, в итоге пали перед победителями. — Ооо, Намджун-хён, расскажи про, ммм… — молодой паренёк, которому на вид всего пятнадцать лет, оживился и перевёл взгляд на блондина. Он тщетно пытался повторить за старшим, но не получалось. — Третий рейх, — напоминает Чонгук и обворожительно улыбается. — Точно! Третий рейх! — на лице паренька играет благодарная и счастливая улыбка. — Спасибо, Чонгук-хён. — Ой, да что там рассказывать, — отмахивается Нам и чуть поморщится. — Хотя тема интересная, на самом деле. Вторая мировая война — тяжёлая тема для вас, ибо там много государств участвовало, много имён, дат, событий. Но могу сказать лишь то, что в Германии тогда царил фашизм с нацизмом. Весьма агрессивная была страна. Развязала войну, думая, что победит и будет править всем миром, но в итоге, Советский Союз победил. Но могу сказать, что германским солдатам оставалось до сердца столицы совсем немного, рукой подать, меньше ста километров. Вот только струсили, войдя в пустой город, и развернулись. А вот советские солдаты в мае тысяча девятьсот сорок пятого дошли до Берлина. — В конце концов, Германская Империя перестала существовать. И нам предстала на тот момент обычная Германия. Ну, а сейчас… — Чонгук глубоко вдыхает и прикрывает глаза, уже видя недовольно скорченные лица людей: — Радиант, — обречённо простанывают все одновременно, долго не гадая над ответом.       В воздухе повисает тишина на какое-то время, а после Намджун предлагает выпить всем, разряжая тем самым обстановку. Присутствующие охотно соглашаются и завязывают новый разговор, изредка расспрашивая элиту (сегодня были только Чонгук с Намджуном) о прошлом, но уже более лёгкие темы: названия государств, политика. Без войн и последующего превращения всего этого в Радиант.       Время пролетает достаточно быстро. Проходит, немного-немало, три часа с тех пор, как они решили «выпить все вместе». Добрая половина компании уже успела свалить и забиться по углам, придаваясь плотским утехам. А вот Чонгук так и остался с двумя девушками, что были уже достаточно пьяны и почти вырубались («ага, хотели тут секса, а сами засыпают на мне»), да Намджун, с виду трезвый как стёклышко, но по речи — пьяный в стельку. Драка уже давно прошла, и музыку включили на стандартную громкость, поэтому пришлось повышать голос на несколько тонов, чтобы достучаться до пьяного мозга своего друга. — Эй, Чонгук! — Ким наклоняется ближе к уху шатена, привлекая внимания того к себе. — На тебя весь вечер смотрит какой-то парень и не может взгляда оторвать. Может, подойдёшь и познакомишься? — Если он смотрит на меня, то пусть сам и подходит, — хмыкает Чон и оглядывает толпу снизу, а после находит парня чуть ниже ярусом за столиком в компании какого-то шумного мальчугана. Тот тут же отводит взгляд и явно пытается вникнуть в суть монологам своего друга, который не затыкался всё это время ни на секунду. — Не я же пялюсь, как ты говоришь, весь вечер на кого-то. — Я лишь предложил, — вздыхает Ким, но не отстраняется, готовый в любой момент сказать ещё что-нибудь по поводу того парня, что явно запал на Чонгука. — А он ничего так, — отмечает Чонгук и специально устраивается удобнее, сползая чуть пониже на диване и разводя ноги. Он закусывает губу и смотрит только на рыжеволосого парня. Ему становится интересна подобная игра в гляделки. Всё же, не каждый день на тебя залипают привлекательные парни, не решаясь подойти и открыто попросить о том, чего хотят, хотя ограничений в районе отчаявшихся нет.       Проходит ещё минут десять подобной игры в гляделки, после чего Чонгук чуть поднимает руку и жестом показывает подойти тому, так просто оставив своего спутника на этот вечер. Ему как-то всё равно, как тот будет выкручиваться после, потому что сейчас хотелось одного — заполучить подобную сладкую награду за… что-нибудь, Чонгук ещё не придумал.       Рыжеволосый замечает этот жест, поэтому поворачивает голову к другу и что-то говорит тому, после чего поднимается и быстрым шагом направляется к лестнице. Вот только, вместо того, чтобы спуститься вниз, парень поднимается наверх, теряясь в какой-то компании, которая так удачно поднимается наверх. Проскальзывает между диванов и подходит к нужному месту. Он мнётся и посматривает постоянно вниз, где его друг явно уже заскучал, ибо тот оглядывается по сторонам и перебирает нервно пальцами по столу. Ему за это достанется потом, но желание побыть рядом со столь прекрасным человеком сильнее желания веселиться с другом.       Ещё пара шагов, парень поправляет волосы и одежду на себе. Буквально в одном шаге от него сидит элита, по которой он уже давно пускает слюни, желая оказаться рядом хоть на один вечер. Ну, как давно, приблизительно последние несколько дней он просыпается с диким стояком, а в голове только Чонгук, что так умело ласкает и доставляет райское удовольствие.       Дыхание в момент сбивается, когда в голове всплывает один из снов, а возбуждение стягивает низ живота, вынуждая тихо и рвано выдохнуть, сжимая и разжимая кулаки. Парень обходит медленно диван и старается смотреть только себе под ноги, потому что он точно знает, что если заглянет в эти глаза, увидит провокационную позу и идеальное тело, то пропадёт тут же, утонет, погрузится с головой в этот омут стыда и страсти. Он точно сорвётся с цепи. Его сейчас отделяет всего один шаг от его мечты, от того, кого так хочется в последнее время, что всё стало походить на зависимость. — И как же зовут такое чудо? — Чон склоняет голову чуть в бок и оценивающим взглядом пробегается по всему парню. Одет со вкусом, подчеркивающим все преимущества его весьма подтянутого и подкаченного тела. «Без одежды будет ещё лучше смотреться», — кивает сам себе Чонгук, точно зная, что сегодня будет весёлая ночка. — Пак Чимин, — негромко, даже робко. — Чимини, значит, — шатен смакует имя на языке, буквально мурлычет. — И что же тебя заставило не отрывать от меня глаз сегодня? — Но в ответ тишина, потому что Чимин покрывается румянцем и от смущения не знает, что сказать в своё оправдание. Но Чонгук понимает всё без слов, поэтому подзывает к себе, скинув перед этим руки девушек с себя, что явно недовольны таким поворотом событий. — Подойди сюда.       Пак делает шаг ещё ближе, и его хватают за руку, усаживая к себе на колени и поглаживая медленно по спине. Он, наконец, отваживается поднять взгляд. Чонгук смотрит пристально и заинтересованно — красиво. Чим тяжело сглатывает, боится сдвинуться с места или сказать что-то не то. Всё же не хочется опозориться перед тем, кого так хотелось увидеть в роли своего партнёра. Смущение возрастает, а возбуждение крепчает в узких джинсах, отчего становится неприятно — рыжий ёрзает на коленках и сам же тихо простанывает, заливаясь сильнее краской. Чонгук мгновенно на это реагирует и прижимает к себе плотнее, зарываясь носом в выкрашенные волосы и вдыхая приятный запах духов — явно старался перед выходом на ночную вылазку.       Рука медленно соскальзывает к крестцу, а вторая уже покоится на бедре, поглаживая медленно, ненавязчиво, заставляя нервы натянуться ещё больше. Пака будто током прошивает от каждого касания. Всё ещё не верится в то, что всё это происходит в реальности, а не в чёртовом сне. Тело реагирует незамедлительно: выгибается, напрягается, ластится. Мозг явно отключился ещё на том моменте, когда он вообще поднялся из-за столика и пошёл к Чонгуку по первому зову. И пусть он сейчас и похож на очередную шлюху Чона (а после на него повесят именно такой ярлык), но зато можно будет гордиться тем, что хоть одну свою мечту исполнил в этом прогнившем насквозь мире. — Какой отзывчивый, — шепчет где-то над ухом Чон, а после прикусывает хрящик, выбивая новый стон, более смелый и громкий. И это заводит шатена похлеще, чем самая элитная проститутка во всём Радианте. Это определённо куда лучше: невинный образ парня, постоянно смущающийся, как он понял, робкий и неловкий, но стоит только коснуться, возбудить все нервные окончания, почувствовать каждой клеткой тела власть над собой, как этот цветочек мгновенно раскрывается и показывает себя во всей красе. Чон уже успел изучить людей за всю свою сознательную жизнь, поэтому лишь по поведению может предугадать приблизительный характер человека. И на счёт Чимина он сейчас не сомневается, потому что тот так жмётся к нему доверчиво и утыкается носом в шею, дышит часто и глубоко, явно принюхиваясь к дорогому парфюму.       Чонгук резко теряет весь интерес ко всему происходящему вокруг, смотря лишь на этого невинного котёнка, который заводится с пол оборота, стоит появиться в поле зрения объекту обожания. Он ведёт рукой по бедру чуть выше, переходит на внутреннюю часть, получая в ответ мелкое подрагивание и судорожные вздохи. «Как же такое чудо примкнуло к отчаявшимся?» — думает Чон и переходит краткими поцелуями на щёку, а после находит пухлые губы и целует: мягко и нежно по началу, проверяя, на что вообще способен парень, а после смелого и достаточно быстрого ответа, не сдерживает себя вовсе. Ладонь медленно оглаживает заметное возбуждение, опускается ниже и оглаживает зону между ног; проникает языком в горячий рот, играется и не даёт вести. Сплетает языки в диком танце и откровенно свободной рукой стягивает джинсовку с чиминовских плеч, скидывая на пол. — Воу, Чонгуки, если вы собираетесь трахаться, то давайте не здесь. Отойдите хоть, — Ким хмыкает и с интересом наблюдает за подобной картиной. Блондин привык видеть Чонгука, буквально раздевающим своего партнёра на людях. А был случай, что на глазах у многих взял какую-то проститутку, не стесняясь ничего. Ким привык к такой распущенности младшего, не брезгует, временами сам присоединяется к своему другу, если уж очередной партнёр достаточно привлекательный. — А тебе как-то не пофиг? — оторвавшись от губ Пака, спрашивает Гук и припадает к шее, чувствуя, как Чимин зарывается пальцами в его волосы и плотнее к себе прижимает, не давая слишком рано отстраниться. Чим прогибается и подставляет шею, всё ещё стесняется, но полностью отдаётся в чужие руки, не отдавая отчёта своим действиям. Он робко опускает руку на пах Чонгука и слышит судорожный выдох, поэтому сжимает крепче возбуждение и чуть водит рукой. Хотелось до безумия почувствовать всю власть над собой, эти сильные руки у себя на ягодицах, а горячий шёпот где-нибудь над ухом, чтобы до боли приятно, до мурашек крышесносно. — Да мне всё равно. Даже интересно, ведь на тебя запала такая крошка, — Намджун не стесняется делать такие комплименты, улыбается, хочет предложить побыть третьим, но на горизонте мелькает до боли знакомая макушка, поэтому эта идея отпадает довольно быстро. Юнги — развлечение его удосужилось придти, наконец. — Я волнуюсь больше об окружающих людях и друге Чимина, — пауза, пока Нам оглядывает ярус ниже и обнимает за плечи подошедшего и усевшегося рядом Мина, — который вас только что заметил и сейчас идёт сюда. — Лохи. Это его парень? — интересуется Юнги и смотрит на парня, стремительно взявшего курс на их столик. — Нет, сказал же, друг. — Всё равно лохи, — пожимает плечами Юнги и улыбается невинно. — Привет, Чонгуки… — Блять, — ругается Чонгук и резко поднимается, хватает джинсовку Пака и тянет того за руку за собой. Возбуждение болью отдаётся в пахе. Чонгука в последнее время никто так не мог завести, как это сделал Чимин. Но оно и понятно было: невинное поведение, робкое и неловкое вкупе с такой облегающей и откровенной одеждой — всё это сводит с ума, соответствует его вкусам, бьёт по всем рецепторам. А приятная, нет, идеальная, внешность наносит контрольный удар, вынуждая забыться и полностью погрузиться с головой в этого парня. Возможно, сказывается длительное отсутствие секса из-за дел на работе, но Чонгук даже не пытается отрицать, что этот парень слишком быстро раскрутил его.       Чимин следует слепо за Чонгуком. Перед глазами пелена возбуждения, а тело мелко трясёт. И не понятно: то ли от страха, что ему закатит истерику Тэхён, то ли от предвкушения того, что сейчас будет с ним делать Чонгук. И вроде хочется обернуться, подойти к Киму и всё объяснить, попросить прощения, но и вместе с этим внутри вспыхивает ярким пламенем эгоизм, который только сильнее подталкивает Чимина к следующим действиям. Он сам берёт на себя инициативу и быстрее поднимается по лестнице, ведёт по длинному коридору, отчётливо слыша позади крики друга и угрозы его убить собственноручно. Сам срывается на бег и скрывается за углом, заталкивая Чонгука в одну из вип-комнат. «Он ведь и так нас сюда вёл, какая разница, в какую идти», — Чимин тут же прижимается к Чонгуку и целует, немного смазано и неловко, но не без меньшего желания и нетерпения. Шатен одобряет такую идею и подхватывает на руки Пака, крепко вцепляется в бёдра парня, сжимая почти до синяков; рыжеволосый тут же обвивает талию ногами, притягивая ещё ближе, плотнее и жарче. Припечатывает спиной к стенке и прижимается сам, даже сквозь одежду чувствуя жар тела, лёгкую дрожь от желания, и, кажется, заражается ею. Чонгук слишком резко стягивает майку с Пака с непростительно большими вырезами, отрываясь от губ, что уже покраснели от поцелуя. — Красивый, — выдыхает элита, пробегаясь оценивающим взглядом по подкаченному телу, этой слегка загорелой коже. Образ тут же въедается в его сознание, отпечатываясь там на приличное время, если не навсегда. А эти порозовевшие щёки, что так противоречат общему положению на данный момент. Эта невинность, сочетающаяся с сексуальностью и такой податливостью, сводила с ума, совращая на всё более грязные мысли и фантазии. — Никогда совершение греха, по мнению Радианта, не было так сладко для меня. Что же ты делаешь, Пак Чимин? Мы знакомы всего десять минут.       Чон шепчет исступлённо в губы, проводит языком по ним и чуть прикусывает нижнюю, оттягивая и тут же целуя. Грязно, пошло, подчиняя — как он любит. Опускает руки на грудь, шарит и находит, наконец, соски, сжимая и чуть выкручивая. Чимин тут же выгибается и стонет протяжно, жмурится и не знает, куда себя деть, куда деть руки. Нет, Чимин не был девственником, не знающим, как это вообще происходит. Но позицию пассива никогда не испытывал на себе ранее. — А-ах… Ч-чон.гук-и, — отрываясь от губ, запинаясь, буквально выстанывает Пак и обвивает шею парня руками. Притягивает ближе и ёрзает немного, потому что Чонгук тянет время, растягивает удовольствие, мучая как и себя, так и Пака. Рыжеволосый мажет губами по щеке и выстанывает повторно имя на ухо, на что сам Чонгук тут же реагирует и перестаёт играться с сосками, вместо этого припадая к шее и оставляя пару-тройку засосов.       Чонгуку дважды повторять не надо. Он опускает парня на пол и снимает такие мешающиеся джинсы, выдыхая порывисто через нос. Зрачки расширяются и сужаются нервно, а возбуждение сильнее стягивает низ живота, поднимается по жилам выше и выбивает последние остатки разума, что хоть как-то сдерживали его на данный момент. Картина будоражит всё сознание, кончики пальцев покалывает от нетерпения. — Кружево? Да я смотрю, ты прям во всеоружии, — отмечает Чон и накрывает чужую плоть ладонью, выбивая протяжный и довольный стон. Пак автоматически толкается в руку и прикрывает глаза от удовольствия. Но сам прерывает эту сладкую пытку, разворачиваясь спиной и подставляя свою попку элите, выгибаясь кошечкой. Он чуть виляет бёдрами, призывно, подгоняя залипшего на такой вид парня. Миссия выполнена, он добился своего, а теперь можно перейти к самой вкусной части, которую он так ждал последние дни. — Не удивлюсь, если ты ещё себя растянул до похода в клуб.       Гук получает кивок и срывается: прижимается возбуждением к ягодицам и трётся, раздражая кожу грубой тканью. Сжимает крепко бока и вжимает буквально в себя жаждущее ласк тело. У него крышу рвёт конкретно, когда Чимин выгибается на каждый толчок, дыша шумно, сорвано, буквально требуя скорейшего развития событий, потому что собственное возбуждение давит болезненно на пах, скручивает мышцы живота, оттягивая вниз. У Пака под веками цветные пятна уже от того, как он возбуждён, а смелости в разы больше, даже стеснение уходит на второй план, потому что «была не была», как говорится.       Чонгук долго сдерживаться не может, собственные шмотки летят к чертям в тот момент, когда Чимин так по-блядски стонет, раскрыв губы немного и прогнувшись почти до максимума своих возможностей в такой позе. Он даже начинает подозревать, что до их встречи был выпит афродизиак, либо Паку настолько хочется член Чонгука в себе, что он готов кончить даже от имитации секса, работая только с богатой фантазией. Но это становится неважно в тот момент, когда кружевные трусики спускаются до середины бёдер, а налитая кровью, сочащаяся смазкой головка трётся медленно об анус, дразня и вынуждая прогнуться так, что тот почти насаживается на плоть. Но Чон не даёт так просто заполучить своё: шлёпает звонко по ягодицам ладонями, разводя в стороны половинки, наблюдая за яркой и бурной реакцией Чимина, который буквально дыхание затаил, стараясь заставить себя не дрожать так сильно от кайфа, сдавая себя целиком и полностью. Чонгука это всё забавляет, но никак не Чимина, который скоро будет выть. Его член изнывает и наливается кровью, отдавая тянущей болью, что сковывает. Он требует ласки и внимания, но Пак усердно скребёт стенку ногтями, стискивая зубы и постанывая от шлепков. — Ч… Чонг-у-ука, прошу… Ах, я так х-хочу твой член в се-ебе, — тянет Чимин перед тем, как выгнуться почти до хруста позвонков от мощного и неожиданного толчка. Гук только услышал эту просьбу, как тут же выполнил её, потому что ждал её, дразнил и изводил парня ради этого. — Всё, что хочешь, малыш, — шёпот на ушко, а после комната заполняется звуками шлепков, стонами и сорванным дыханием обоих парней, у которых перед глазами всё плывёт от долгожданного наслаждения, руки подрагивают, а голова идёт кругом от каждого последующего мощного толчка. Чонгук не сдерживает себя от слова совсем, потому что держит чужие бёдра крепко, ногтями впивается в кожу, царапая её при каждом резком рывке, присасывается к коже на шее, плечах, между лопаток, силясь оставить как можно больше меток своих ради того, чтобы все знали, какой охрененный секс был у Чимина этой ночью.       Пак постепенно руки сгибает в локтях, вскоре уже просто щекой притираясь к стене, повернув удобно голову, чтобы из-за плеча смотреть на Чонгука сквозь поволоку возбуждения (от накатывающих эмоций у него даже глаза начинают слезиться). Влажный поцелуй происходит неожиданно, стоит только Чонгуку завидеть поблёскивающие от слюны пухлые губы Пака. Грубый, властный, пошлый — Чон не сдерживает себя даже тут, подчиняя себе Чимина, который даже теряется от такого напора, не сразу отвечая. Но стоит только отойти от лёгкого ступора, как в поцелуе тонут стоны, тело реагирует мгновенно, и замедлившийся Чонгук сам начинает тихо постанывать от инициативы Пака насадиться ещё глубже на член, сжать в себе его, чтобы сложнее двигаться, чтобы давление сводило с ума.       Элита водит ладонями по телу, играется с сосками, только сильнее прижимая к себе сладко стонущего паренька. Темп меняется, увеличиваясь до максимума возможностей. Точные попадания головки по простате выбивают весь воздух из лёгких Чимина, вынуждая дрожать от предвкушения яркого финала. Лёгкие уже горят у обоих, а голос у Пака срывается со стонов на вскрики, с громкими и пошлыми просьбами довести до такой необходимой разрядки. Кажется, их слышит весь клуб…       Чон сам ведёт к этому: сжимает волосы Пака в кулаке, рукой обхватывает поперёк живота, двигаясь жёстче, глубже, специально растягивая удовольствие, когда медленно натягивает до основания парня, тут же срывая на тот самый темп, который запускает безумие по венам, вместе с дикой смесью эйфории и желания куда большего. Пак жмурится, голову запрокидывает при очередном попадании по комочку нервов внутри, которое доводит до пика, до той точки, когда уже всё. Всего пара касаний умелых к особо чувствительным участкам кожи, и тело начинает дрожать и извиваться сильнее от того, как его прошивает будто током. Чимин выдыхает стоны, сжимается и роняет голову вперёд, потому что его волосы отпускают, теперь удерживая его тело в сильной хватке, делая заключительные толчки в жарком плену. — Блять, ты и так был у-узким, а теперь ещё… уже, сука, — ругается за спиной Чонгук, когда через пару толчков сам кончает глубоко в Пака, даже не спросив у того разрешения, потому что оно ему не нужно, он сам решает, что и как. Низкие бархатистые стоны Чона ласкают слух Чимина, у которого уже почти кровь шумит в ушах от накатывающих эмоций неподдельного, чистого счастья. Внутри всё огнём горит, а по бедру постепенно начинает течь сперма Гука, и всё это настолько невероятно, что не верится, что это не сон, а реальность. Он серьёзно только что потрахался с самым горячим парнем на всей планете, если не во всей вселенной, о котором столько бредил и готовился к этому заранее. — Нет, я знал, что ты горяч… но не знал, что это окажется наглой ложью… — хрипит Чимин, пока разворачивается спиной уже к стене, чтобы опереться и не упасть тупо на колени перед Чонгуком. Нет, он не против встать на колени, назвать элиту хозяином и послушно принять член в рот, если это будет настолько же незабываемо, как было сейчас. Но точно не падать от бессилия. Хотя, это потешит эго Чонгука, которому только по кайфу наблюдать за тем, как его партнёры сходят с ума от его умений. — Ты слишком горяч, это лучшее, что я когда-либо ощущал. Никогда не думал, что от позиции нижнего можно словить столько кайфа, сколько я сейчас получил.       Чонгук хмыкает лишь и облизывается, перед тем, как протянуть руку Паку и помочь дойти до кровати, на которую они вместе опускаются, приводя окончательно дыхание в норму. По телу растекается приятная нега, сменяющаяся слабостью лёгкой, но очень приятной, совсем не как после трудного рабочего дня. Они сидят в тишине, раскладывая по полочкам все мысли, которые пришли в жуткий беспорядок приблизительно ещё за столиком, когда Пак уселся на мощные бёдра Чонгука лишь с одной мыслью: «хочу его член прямо здесь и сейчас». — Знаешь… клуб закроется только утром, а сейчас только ночь… Может, повторим? — хмыкает неожиданно Гук, облизываясь, глядя на обнажённого Чимина, которого теперь можно было рассмотреть в полной красе. Тогда у него не было столько времени, как есть сейчас, пока они не разошлись. — Меня там Тэхён уже обыскался, наверняка. Будет рвать и метать, — смеётся негромко Чимин, и Чонгук готов поклясться, что смех у Пака красивый, мягкий и невероятно милый. Тот становится каким-то домашним и мягким, даже уютным, совсем не таким, каким был минутами ранее, когда стонал и просил втрахать его в эту стенку сильнее. Гук лишь и может рассмеяться в ответ и откинуться на спину, вперев взгляд в потолок. — Хорошо, тогда давай обменяемся номерами, договоримся о встрече, выпьем в более приятной и спокойной обстановке, повторим заход. Просто твоя задница мне слишком понравилась, чтобы просто так отпускать, не выебав тебя ещё несколько раз, — Гук говорит прямо о своих желаниях, на что получает кивки и понимание в глазах парня, потому что тот сам об этом думает, хочет того же.       Чимин укладывается рядом, точнее почти на Чонгука, целуя того аккуратно и мягко, не так, как было до этого. Теперь ему хочется насладиться мягкостью губ, медленным и ленивым поцелуем, в который вложено только наслаждение после бурного и страстного секса. Пак рукой водит по крепкой груди, в поцелуй улыбается иногда, пока его волосы перебирают неторопливо на затылке, другой рукой поглаживают талию, перебирая пальцами изредка по рёбрам, будто играя на них. — Я ещё завтра сюда приду. Тогда… может тогда обо всём и договоримся, м? — Чимин улыбается хитро, щурится, и образ совсем уж невинного и робкого паренька рушится окончательно. Пак чувствует себя весьма комфортно рядом с Чонгуком, все опасения оказались ложными, поэтому парень расслабляется и ведёт себя более вызывающе и естественно, как привык, когда пытается добиться своего. Нет больше смысла играть, волнуясь за репутацию: только что его рассмотрели в весьма интимной обстановке, так характер теперь и нет смысла скрывать. К тому же, они не жениться собираются, а всего лишь ещё пару раз переспать. И Чонгук оценивает это — совсем в духе отчаявшихся. — Хорошо, сладкий, завтра поговорим и всё обсудим после того, как я тебя втрахаю в кровать, — Чонгук урчит эти слова в губы и вновь целует, перетягивая на себя парня окончательно. Оторваться от пухлых губ просто нереально, они так и манят, требуют коснуться, пройтись языком, куснуть немного и оттянуть. Но Чон даже не против, даже не сопротивляется своим желаниям.