Лето в деревне

Эта дурочка Стаська сама вешалась ему на шею, скользила круглыми дыньками по его груди, хватала воздух пухлыми губами, рассказывая о своей беде. Он усердно кивал, а сам прижимал её к себе и нагло тёрся пахом об её животик. Какой, нахуй, брат! Не жениться же он на ней собрался! Зажмёт в кустах у туалета, задерёт смешной жёлтый сарафан и выебет, не слушая жалоб. Пусть угрожает, кусает губы, плачет, только бы добраться до её маленькой пиздёнки, слушать как бёдра хлопают об мягкую, как у ребёнка, попку, сжимать и придушивать её как котёнка. — Что случилось, внучечка? Бабка Авдотья выскочила из-за кустов. Глаза её хитрые и злые бегали по сторонам и, казалось, не упускали ничего из происходящего. — Иди отсюда, паскудник! — она замахнулась на Витьку тощей жилистой рукой, и он, глядя исподлобья, отпустил свою добычу. — Ну что, стряслось, ягодка? — бабка пыталась говорить ласково, но Стаська надулась и молчала, глядя в спину уходящему Витьке. А он шёл через двор медленно, и дойдя до ореха, подпрыгнул, уцепился за ветку и, подтянувшись, уселся верхом. — Пойдём, компотика попьём, рыбка! — обнимая её за плечи, Авдотья попыталась развернуть Стасю лицом к дому. — Да не хочу я, бабушка, не маленькая уже, — Стася сверкнула глазами и убежала. Мимо яблони, через малинник, обдирая ноги об молодые, но уже злые побеги, к старому колодцу, затянутому хмелем. Стася оборвала его цепкие, шершавые плети с ручки, и отпустила ведро вниз, слушая, как оно летит и хлюпается об воду. Зажав деревяшку в маленькой ладони, напрягая спину, упираясь в землю ногами, она стала крутить, стараться. Мышцы горели от непривычной работы. — Давай помогу, — Витька отодвинул её, и легко поднял наверх холодное ведро. Вода плеснула на ноги Стасе, она поморщилась, потянулась рукой к царапинам. А за воду даже не поблагодарила. Как будто так и надо. Не зачерпывая рукой, она плюхнулась мордочкой прямо в ведро и пила как зверёк. Подняла лицо, отдышалась. С подбородка капало. Она утёрлась загорелой рукой. Губы эти её мокрые, не целовать, а мучить, искусать все. Чтобы еще краснее были, распухли, пекли. Чтобы эта блядь мелкая поскуливала, выгибалась, пыталась отстраниться, не дать ей, на колени поставить и в эти губки изтерзанные вложить хуй. Смотреть, как он исчезает во влажности и тепле её ротика, приучать её, учить. Чтобы она по взгляду на коленки бухалась и рот широко открывала, а сама глазами смотрела и ждала, когда её в ротик ебать начнут. — Думаешь он Катьку любит? — Стася села прямо на землю, не боясь испачкать светлые шорты, обняла колени руками. Выпятила грустные губки. Подобрала палочку и стала чертить на высохшей земле. Витька пялился на её грудь, выпирающую из выреза майки. — Да, то есть нет конечно, тебя он любит. Разве тебя можно не любить, девочка? Разве эта Катька с её городскими нарядами, блестками, сравнится с тобой? Разве кто-нибудь ещё на свете пахнет одновременно и скошенной травой и хлебом, только что вынутым из печки. А твой пот, ореховый, терпкий, пряный. Такой — перебивать дезодорантами, — грех. Им только с ума сводить, таких дураков как он, Витька, в плен брать. Витька присел рядом, и размышлял не приобнять ли Стасю за плечи. — А ты бы, ты бы кого выбрал? — вдруг повернувшись и пытая его голубыми как лёд глазами, спросила она. Витька сделал виноватые глаза, спрятал взгляд в землю, замолчал. Стася ждала недолго. Всхлипнула, вспорхнула с земли как птица и понеслась в убежище — сенник за домом. Обождав немного Витька ринулся за ней, и, приникая к щелям в деревянных стенах, ненасытно смотрел, всматривался в девушку раскинувшуюся на соломе, рыдающую, вздрагивающую всем телом. Зайти прямо сейчас, перевернуть на спину, чтобы видеть удивленные глаза. Пусть кусает его руку, а он будет улыбаться, будет спешно сдирать с неё трусики, царапая ногтями нежные ножки, там, вверху, под сарафаном они совсем белые, не тронутые солнцем. После, неподвижную, устыженную, целовать её, зацеловывать синячки, ласкать, утешать. Витя еле заставил себя отвернуться от сенника и тут же столкнулся с бабкой. Один удар. Другой. Он повернулся к ней спиной, защищая голову. — Ишь что удумал, стервец, задушу тебя этими руками, слышишь? — бабка не шутила. Схватила его, повела на скотный двор и заставила воду в бочку носить. Так он Стаську и упустил. Целый час потом по деревне метался как дурак. Только после сообразил, хотя и не хотел верить, но шёл в старый заброшенный коровник с ноющим сердцем, зная что там увидит. Костя, переебавший почти всех деревенских, пялил Стасю. На колени поставил и по-собачьи жарил её, потея и кряхтя. А она не сопротивлялась. Терпела, покорно стояла, голову опустив. Костя прямо в глаза Витьке смотрел, мол, я твою сестру ебу, и чё? Витька тихо выматерился и ушёл. Уже дойдя до своего забора передумал заходить, свернул, вернулся по главной улице к большому кирпичному дому. Здесь жила Ольга Валерьевна — Костина мать. Витька не позвал хозяйку — перемахнул через забор, прошёл мимо клумбы с розами, зашёл на крыльцо, там постоял немного да и вошёл в дом. Ольга, обмывшись после огорода, стояла у шкафа и искала что-то на полке. Халат уже не сходился на её животе, он выпирал круглый и блестящий, с вылезшим наружу пупком. Витька стал в дверях спальни, оперся на косяк. Ольга, увидев его в зеркале двери, не успела и слова сказать, а он, сделав два больших шага, сгрёб её в охапку, и, целуя в шею, начал через халат наминать тугую грудь. — Витя, ты чего? Её руки сопротивлялись слабо. Витя помнил как пялился на них в школе, когда она писала очередной пример на доске. Когда она опускала натруженные руки, на её предплечьях набухали синие жилки. — Ольга Валерьевна, я вас люблю, — его руки уже распахнули халат и лезли к огромным коричневым соскам. Он глядел через её плечо в зеркало, всматривался в груди, лежавшие на огромном животе, под которым темнели густые лобковые волосы. Его пальцы стали липкими от выделившегося из сосков молозива. — Витя, нельзя так. Сейчас Костик придёт. Ваш Костик сейчас мою сестрёнку трахает, а я выебу вас, — подумал Витя и усмехнулся. Тело учительницы пахло мылом и молоком, волосы — шампунем с крапивой. Её муж ушёл полгода назад. Кто-то видел его в городе с другой женщиной. Поговаривали, что он бросил Ольгу за нагулянную беременность. Но Витька никогда в это не верил. Не такая она была, чтобы с кем попало гулять. Но он, Витька, не кто попало. Он — лучший ученик в классе и лучший друг Кости, так что сегодня её пизда откроется для него, как пещера для Алладина. — Я люблю вас, всегда вас любил, — он прикусил её за шею, приподнял халатик сзади, оголяя плотные ягодицы. Ольга дёрнулась, предпринимая последнюю отчаянную попытку вырваться, но он прижал её к себе ещё сильнее, а сам сбоку, в обход живота добрался рукой до её лобка и, нырнув пальцами между половых губ обнаружил обилие скользкой смазки. — Ты тоже хочешь этого, — он начал нежно скользить пальцами по её набухшему клитору. — Нет… — Не пизди, ты вся мокрая… Он нагнул её прямо там, в спальне. Она держалась за изголовье кровати, но иногда он дёргал её таз на себя сильнее, и с удовольствием смотрел как тонкие пальцы соскальзывали с железной трубы, лишая её опоры. Когда-то муж привёз её, совсем молодую из города. Она была модно одета, любила читать и выращивала лимоны на подоконнике. Через шестнадцать лет её тело почти не изменилось, только стало суше и сильнее. Её можно было не беречь, трахать как следует, она уже бывала под мужиком, привыкла подставляться под член и Витя, не щадя её пизды, вгонял с размаху, подбадривая её смачными шлепками по попе. Он посматривал и выше, но не знал, ебал ли её муж в жопу. Он не хотел, чтобы она орала, как свинья, и билась в его руках, как Алка, которую они с парнями выебали у озера. — Давай сама теперь, — он отвесил Ольге хороший шлепок по заднице, и она задвигала ягодицами, насаживаясь на его член. Витя услышал шаги. Шёл его дружбан, Костя. Шёл, не зная, что Витька ебёт его мать. Витя отцепил Ольгу от кровати, обошёл её и стал лицом к дверному проёму. Заставил женщину опуститься на колени. Он, не отрывал глаз от двери в зале, ткнул членом куда-то в область её лица, и, удивившись, что она не поймала его, опустил взгляд. Лицо Ольги было красным, запыхавшимся. — Рот открой, — грубо сказал Витя. Она послушалась. Сосала она плохо, цепляла зубами, но Витьке было всё равно, он уже был на пределе. Увидев заходящего в зал высоченного Костю, его чёрные вихры, глаза, блеснувшие в полумраке комнаты, он положил руку на затылок Ольге и вогнал член глубоко, заставив её давиться, а себя кончать. Он спускал сперму в её горло и рот, и, дёргаясь в оргазме, смотрел как наливаются яростью глаза Кости. Витька торжествовал. Вдруг, в глубине коридора, возле Костиного плеча увидел светлую чёлку, большие глаза, пухлые губы. Это была Стася. Она всё видела. От злости он глубоко вогнал так и не опавший член в рот Ольге и держал его там, не давая ей дышать. Костя вытолкал Стасю из дома, коротко сказав ей что-то, а сам вернулся. Подошёл ближе, рассматривая спину матери, стоящей на коленях перед Витей. Витя продолжал зло ебать её в рот. Она давилась, из глаз текли слёзы, с подбородка длинными нитями стекала слюна. Костя достал член из штанов и стал надрачивать его, потом ушёл в свою комнату и вернулся с тряпкой. Он кинул её Витьке, кивая на мать. Витька догадался, завязал Ольге глаза и понял, что проиграл. Костя, уже не прячась, подошёл сзади и раздвигая руками её ягодицы, вошёл в Ольгу. Она задёргалась, но он сжал её плечи. — Не бойся, это мой друг, — сказал Витька. Костя, ухмыльнулся, посмотрел на него, будто бросая вызов, и, накручивая темп, начал жарить маму сзади, выбивая из неё глухие стоны. Витька не отставал, и загонял ей в рот, шлёпал по щекам, сжимал в кулаке волосы и надевал ртом на свой член. Костя кивнул и они поменялись. Витька прицеливаясь, увидел чёрную дыру, зияющую над пиздой и понял, что Костя только что выебал мать в жопу. Костя победил, окончательно и бесповоротно. Идя по протоптанной дорожке, Витя начал трахать Ольгу в зад и увидел, как она ловит ртом, жадно смокчет и сосёт огромный член сына. Быть не может! Они уже ебались и она узнала его хуй своим ртом! Костя улыбался, смотрел Витьке в глаза пока гладил Ольгу по голове. — Умничка, хорошо сосёшь, — она от этих слов постанывала, выгибала спину, подставляя жопу под Витькин член. А у него прошла всякая охота что-либо делать. Он вскочил на ноги и начал одеваться. Костя стянул с глаз матери повязку. Прямо на коленях она повернулась лицом к Вите. Её большое странное пузо как будто смотрело на Витю вместе с ней. Ладонь Кости лежала у неё на голове, слегка поглаживая спутанные волосы. — Ты заходи ещё, Вить, с тобой весело. Да, мам? Ольга нехотя кивнула, вытирая похотливый рот. Уходя, Витя слышал как заходила ходуном скрипучая кровать. Он обернулся и увидел, что Костя затащил Ольгу на кровать и, вдавив её в матрас, ебёт её, навалившись сверху на беременный живот. Может это он матери выродка сделал, — подумал Витька, — Плевать, быстрее к Стасе. Он бежал по улице со всех ног, и чуть не упал, споткнувшись о бревно, которого ещё вчера не было у их калитки. Стася сидела на веранде. Чай пила вприкуску с вареньем вишневым. Как будто ничего не случилось. Как будто не стояла как сука под ним, не молчала, закусив губу. Небось она еще и спасибо сказала, чтобы любил её, чтобы ещё в коровник позвал. Витя сжал зубы и кулаки. Стася подняла на него спокойный взгляд. — Есть хочешь? Мы пирожков нажарили. На столе стоял эмалированный тазик с пирожками и Витьке захотелось затолкать один из них Стасе в рот, чтобы увидеть на её лице хоть какие-то эмоции. Ей хорошо, блять. Да, ей хорошо и спокойно. Может она даже кончила, Костя ведь мастер. Он и Алку тогда не захотел трахать, ушёл. Он же не насильник, а деревенский Дон Жуан благородных кровей. Только мать свою имеет неизвестно сколько, может и ублюдка ей задел, урода трёхголового. Витька совсем разозлился. И тут вспомнил о Катьке. Неформалка из города, волосы чёрные как у ведьмы, крашеные и жёсткие как пакля. В носу серьга, в ухе десять дырок. Девчонки говорили у неё даже татуировка есть на неприличном месте. От неё пахло сигаретами, на улицу она не выходила, дома сидела безвылазно. Костя уже два месяца потратил, добиваясь её внимания — бесполезно. Витька пошёл задними дворами, пробрался через скотный двор и небольшой сад к дому. Бабы Мани нигде не было видно, а Катька сидела на крыльце летней кухни и гладила рыжего котёнка. На лице её была улыбка, которая сменилась гримасой отвращения, как только Катя увидела Витьку. — Ты чего здесь делаешь? Проваливай, — проговорила она лениво и топнула ногой, как на пса. Он не стал отступать, вышел к ней. Наверняка с тощей такой легко управится. Хоть она и страшная, а пизда то у неё как и у всякой бабы есть, значит и ебать можно. Собираясь без разговоров завалить Катьку на землю, он подошёл к ней и дотронулся до плеча. Она аккуратно поставила котёнка на землю и проведя противоположную руку под его рукой, подняла его руку вверх, оторвала его пальцы от своего плеча, а затем, продолжая движение, встала, зашла ему за спину, и он получил удар локтём между лопаток, а потом ему и вовсе заломили руку, заставив встать в унизительную позу жопой вверх. — Чего хотел? Поебаться? Со мной не выйдет. С дружком своим ебись, Костей. У него тоже недоёб. Она отпустила Витьку и он выпрямился, потирая локоть. Не такая уж она и некрасивая, глаза чёрные, блестят. А сильная! Такая сама кого-хочешь завалит и выебет. — Может тогда просто прогуляемся? — ни на что особо не надеясь спросил Витька. — Нахуя мне это? Что я здесь не видела, — она опять села на ступеньку и, поймав котёнка, чесала его за ушком. — У нашей кошки пятеро котят родились, все разного цвета, — сказал Витька, — А ещё мне нужно Косте отомстить. Он сегодня Стасю трахнул, — тихо добавил он. Лицо Катьки потемнело: — Вот урод, ей же всего шестнадцать, коллекционер долбанный! — она вздохнула, — Ладно, пойдём! Она зашла ненадолго в дом. Вышла в чёрных драных колготках, радужной мини-юбке чуть прикрывающей жопу, и вполне себе приличной майке, которая сзади оказалась с огромной дырой на спине. Естественно лифчики Катька не носила, груди у неё почти не было — так, сосочки одни торчали. Глядя на это недоразумение Витька вспомнил большие, сочные груди сестры и чуть не застонал. Катька ничуть не стесняясь, взяла его под руку и вывела на улицу. — Ну что, где у вас тут все ебутся? — буднично спросила она. — В коровнике… — неуверенно сказал Витька, Это вызвало у Катьки приступ смеха, она даже начала плакать. Смех у неё был заразный и Витька тоже начал ржать, как конь. Вдруг Витька сжал её руку. Она подняла глаза в которых ещё стояли слёзы и увидела Костю на другой стороне улицы. Он шёл с букетом роз, и замер, увидев их вдвоём. Катька шепнула на ухо Витьке: — Веди меня к коровнику самым коротким путём, чтобы он понял куда мы. Витька положил ей руку на талию и держал так, пока они шли по длинной улице до самого конца деревни. — Интересно, он смотрит? — шепнула Катька. — Точно смотрит, я чувствую, — ответил Витька так же тихо. — Вы же вроде друзья, разве ты не рад, что он с твоей сестрой гуляет? Витька помрачнел. — Не гуляет он. Я же сказал, трахнул он её. — Значит козёл он, этот твой Костя, и ты наверное не лучше. Витька остановился, повернул её к себе, заглянул в глаза: — Да лучше я, лучше, правда, — и улыбнулся. Катя вздохнула: — Оставь свою деревенскую харизму для местных девчонок, на меня такое не действует. — А что действует? — спросил Витя. — Искренность, интеллект, эмпатия, — слова хоть такие знаешь? Витя прикусил губу. Доска плоская, одевается как чучело, думает, что умная. Её даже трахать не хочется, так, может в рот пару раз вставить. — Ты хоть ебалась уже? — нагло спросил он. Она даже не смутилась: — Да уж больше чем ты. И очень удачно, к тому же. Они подошли к одиноко стоявшему в поле заброшенному колхозному коровнику. Отворили тяжёлую дверь. Сквозь разошедшиеся от времени доски проходили лучи закатного солнца. Здесь было пыльно и немного грустно. Здесь сегодня Костя ебал Стасю. — Ну что приуныл? — спросила его Катя, — Посидим немного и пойдём. — Угу, — промычал Витька. Весь прошедший день казался ему сплошной неудачей, чередой неправильных выборов. Перед глазами стояли красные приоткрытые губы Ольги Валерьевны, через месяц он увидит её в школе, и неизвестно как ему аукнется его выходка. Неожиданно Катя подошла, положила ему руки на плечи и прошептала: — Кажется он близко. Витька прислушался — точно, у стены снаружи кто-то ходил. Наверное Костя хотел подсмотреть за ними. — Пойдём в стойло, — сказал он Катьке, и повёл её к единственному, не растащенному на доски стойлу, стоявшему в конце коровника. — Сейчас поцелуемся и ляжем, типа трахаемся, — не давая Кате возможности ответить, он впился в её губы поцелуем, но вместо ожидаемого сопротивления или уступчивости столкнулся с яростными, насилующими его рот, движениями языка и губ, как будто она сама сюда его затащила и хотела отыметь. Пиздец, пиздец, — только и думал он, а она уже валила его на себя, на землю. — Лизать любишь? — сказала Катька, тяжело дыша от поцелуя. — Я не пиздолиз, — пробурчал Витька — Сейчас полюбишь, — она оттолкнула Витьку, подняла юбчонку, разорвала колготки на промежности, отодвинула трусы в сторону обнажая гладко выбритый лобок. — Давай быстрее, я долго ждать не люблю. Витька наклонился к набухшей Катиной вульве, осторожно втянул воздух носом, но ничего неприятного не почувствовал. Лизнул один раз. Вкус был солоноватый, но не отвратительный как у спермы. Он до сих пор не забыл как однажды отсосал у парня. Наверняка лизать женщину приятней. Писька Катьки сочилась жидкостью. Он слизывал её потом начал посасывать половые губы. Затем нашёл клитор, хотел погладить пальцами, но Катька строго сказала: — Ртом. Он начал работать языком. Катька держала руку на его затылке и иногда прижимала к пизде лицом, не давая ему дышать, сама стонала всё громче и громче, а её губы и клитор становились всё больше и больше. — Теперь еби меня пальцами. Витя привстал, послушно засунул Кате два пальца и начал двигать. — И лижи, — она вернула его голову на место. Он взял в рот клитор и стал сосать его как маленький член. Его пальцы ходили в Катькиной вагине и хлюпали развратнейшим образом. И тут она начала стонать, орать на весь коровник. Витька даже испугался поначалу, но руки на его затылке не давали ему отстраниться и он продолжал ублажать девушку. Её крики становились то громче, то тише, потом она резко села, посмотрела на него чуть ли не со злобой. — Я с тобой так никогда не кончу, — она встала на четвереньки, повернулась задом к нему, — Еби потихоньку. Темп ускоришь — убью. Витька достал член из штанов, вставил в Катьку. После Ольгиной беременной, мягкой пизды, Катькина была тугой, неподатливой. Витьке так хотелось вставить посильнее, разъебать эту дырку, но он ещё помнил как стоял раком в Катином дворе и думал, что она вот-вот сломает ему руку, и не хотел рисковать. Катька нашла рукой свой клитор и стала дрочить, не забывая сдерживать Витьку: — Медленнее, засранец, придушу. Вскоре она задышала чаще, её стоны опять превратились в крики, а Витька почувствовал к своему удивлению, что от этой вялой ебли у него намечается оргазм. С каждым движением он подходил всё ближе, и Витька еле успел достать член из Катьки, когда она начала дергаться и оглашать всю округу протяжным криком «Ааа». Витька согнулся над ней, его сперма лилась ей на задницу, на спину, в эту чёртову дыру в майке, а он всё кончал и кончал, вместе с ней, под этот её адский крик. Они завалились на пол, прямо в пыль, в старую солому. Оба тяжело дышали. Витька не понимал, что случилось. Вроде бы он не драл Катьку как полагается, но им обоим было хорошо. Он повернулся к ней, едва видимой в наступившей темноте, попытался обнять. — Отвали, — лениво сказала она, и отпихнула от себя. Он подчинился. Вдруг он учуял запах дыма. Наверное траву жгут, — подумал он, продолжая лежать. Позже послышался треск горящего дерева. Витька вскочил на ноги. Схватил Катьку за руку, дёрнул, поднимая её. — Коровник горит. Стена рядом с выходом полыхала, Витька добежал, толкнул дверь, но она не поддалась. — Нас заперли! — крикнул он Катьке, бегущей к нему. Он яростно ломился в дверь плечом, пока Катька не оттащила его. Огонь уже подбирался к двери. — Там есть ворота, — Катька махнула рукой в конец коровника. — Закрыты они. Взгляд Витьки метался по коровнику, освещённому огнем, время как будто замедлилось, он думал что делать, чтобы спастись. Увидев, что наверху стены, там где начинался скат крыши нет доски, он потащил туда Катьку. — Залезай на плечи, быстро, — он присел на корточки. Она не стала спорить. Вскарабкалась на плечи, держалась за стену пока он поднимался, потом выпрямила ноги, дотянулась пальцами до дыры, через которую было видно звёздное небо. — Достала! — Вылезай! Катька схватилась за доску руками, Витька взял её за стопы и толкал вверх, помогая подтянуться. Она легла грудью на доску, перекинула ногу, другую, повисла на другой стороне, не удержалась, сорвалась вниз. Витька вглядывался в щели между досками, пытаясь увидеть Катьку. Он отворачивался от огня, который подходил к нему со всех сторон. Катька подползла к стене и смотрела сквозь щели в стене на его тёмный силуэт на фоне огня. — Ты как? — спросил он её тихо. — Помогай, давай! Катька просунула пальцы в щель пошире, начала дёргать доску. — Отойди, — рядом с Катей раздался мужской голос, сильные руки взяли её за плечи и отодвинули от стены. Костя просунул небольшой ломик в щель между досками и, надавив на него отодрал доску с одной конца. Он схватил её руками и тянул на себя, пока в образовавшуюся дыру вылезал Витька. Костя взял его за шиворот и оттащил от сарая. Катька побежала за ними. Через несколько минут старый коровник был полностью охвачен пламенем. Он горел, забирая с собой всё воспоминания взрослых и подростков, которые сношались здесь два последних десятилетия. Витька тяжело дышал, он посмотрел на Костю: — Ты ебанутый… — Спасибо не скажешь? — Костя глядел на пальцы с содранной кожей, в занозах. — За то, что нас поджарил? Костя схватил его за грудки, бросил на землю: — Ты, пиздюк, это не я поджег коровник. Костя сплюнул и пошёл к деревне широкими шагами. Витька подскочил с земли, догнал его, схватил за майку. Костя развернулся резко, обхватил Витькины плечи руками, прижал к себе так, что Витька не мог вздохнуть, и поцеловал, влажно с языком, посасывая, как девчонку. Витька вырывался, а Костя сжимал его сильнее, до хруста в костях, и целовал, целовал, пока тот не сдался, не расслабился в его руках. Костя освободил одну руку, нежно убрал прядь со лба Витьки, посмотрел в глаза. — Слюни на сестру пускаешь, дурак. Никакая она, вообще, понял? Он отпустил Витьку, смотрел на него с насмешкой. — Ты что, пидор, что ли? — произнес Витька, отступая от Кости, пялясь на него круглыми глазами. — Не пидор, мне бабы тоже нравятся. Стоявшая в сторонке Катька наконец решилась подойти. Она поправила волосы, сверкнула чёрными глазёнками, сказала Косте: — А пизду лизать любишь? — Само собой, Катюш. — Ладно, попробуем, но только втроём, с Витькой. И чтобы оба слушались и целовались иногда. Костя подмигнул Витьке: — Видишь как с девчонками нужно, учись. А ведь Витька чуть не повёлся. Он же чуть не ответил на Костин поцелуй! Уёбок проклятый этот Костя. Он победил в очередной раз.