Порок

Постукиваю в такт песни пальцами по барабану руля, нервно оглядывая парковку супермаркета. С минуты на минуты она должна была выйти из раздвижных дверей с пакетом продуктов. Я ещё раз прокручиваю в голове, всё то, что должно произойти. Как говорил мой отец: «Любить — больно, прикончи её!». Двери открываются, изнутри доносится музыка, играющая в торговом зале. Я выхожу и проверяю время. 20:22. Всё, как по расписанию. Ноги облегает черная джинсовая ткань, нежели неделю назад, когда она выходила в юбке чуть выше колена, а топик, она, по всей видимости, не снимает. Пушистые запутанные каштановые волосы обвивают плечи, словно плющ, запутываясь в воротнике и проникая в заклепки. Я подхожу всё ближе к ней. Её запах обволакивает туманом тропу, закрываю глаза, вдыхая пикантный запах духов. Я щупаю по карманам — всё на месте. Сердце начинает безжалостно сдавливаться и стучать громче и громче, кажется, что звук моего сердцебиения распространился на всю пустынную дорогу, ударяясь об деревья и разнося эхом по лесопарку. Оглядываю мельком небо: тёмно-синяя волокита, где сквозь многоэтажные кирпичи, проглядываются последние лучи солнца. Глубокий вдох. Не слышно ничего, лишь моё сердце, отчаянно кричавшие: «Остановись, придурок! Так не любят!». Но противостояние разума и сердце — неравноправны. Перед глазами на долю секунды всплывают моменты из прошлого, где мой отец стоит над телом матери, которая истошно плакала и просила помощи, на что он протянул мне дубовую палку и сказал: «Сынок, когда люди балуются — их следует наказывать, преподай урок своей блудливой мамаши!». Я только протянул руку к палке, но тут же отдёрнул, и как можно скорее выбежал из дома. Вернувшись домой поутру, я думал, что мне конец. Но, со скрипом открыв дверь, я вижу картину: мама с перемотанной ногой режет грибы для соуса, стуча ножом по доске, а отец, покуривая трубку, читает утреннюю газету. Будто бы, что было вчера и не было. Любовь — это терпение? Она остановилась и полезла в карман. Миг. Её губы прижаты к моей ладошке, пока левая рука крепко обхватила ее за талию. Спиной я прорываюсь сквозь ветки с листвой, колючие кустарники и вырываюсь на маленькую полянку. Отдергиваю ее на себя и резко валю на землю, сжимая ее запястья. Она дергается, пытаясь вырваться, но милая, разве ты не видишь, что я сильней? Я решил посмотреть на её, пока, живое лицо. Ее глаза опухли и покраснели, нескончаемый поток слёз стекал по ее вискам. Она всхлипывала. Её грудь с бешеной скоростью поднималась и опускалась. Моё сердце снова предательски сжалось. Почему я не могу этого сделать сразу? — Бенет, прости, — сидя на ней говорю я, опуская. — Что? — хрипела, она пытаясь выкарабкаться из-под меня. Мой разум превращается в крепость, я стараюсь пробить все бетонные камни и доделать то, что начал. Я должен прикончить её. Разве она не понимала, что делает мне больно, встречаясь с тем парнем, который отшил ее через две недели, найдя другую. Чёрт, как эгоистично. Был бы тут отец, он лишь цокнул и промолвил: «Ох, Итан, ты одно разочарование, разве так сложно достать верёвку и придушить эту сучку. Разве я тебя не учил?». Откидываю напрочь мысли, нет. Я вытаскиваю верёвку, обматывают вокруг своей руки, начинаю надавливать с двух сторон, как чувствую, как начинает гореть моя грудная клетка, а глаза слезятся, я издаю истошный стон и валюсь на землю, рядом с ней. — - Беннетт, я знаю, что ты думаешь обо мне, но я не такой! — шепчу я, в надежде, что девушка, которую я хотел придушить, услышит меня. Она выскальзывает из по меня и корячится назад. — Не кричи. — Итан, — тихо говорит она, — Опять отец? — Бенет, я не хотел, — я чувствую разочарование, пролитое на доверия. Я закрываю глаза, мои бредни ей достали за пару месяцев общения. Капля сомнения разрушает всё, зачем я вообще остановился. Через минуту я чувствую тепло рядом с собой. Она берёт меня за руку своими тонкими пальцами и легонько сжимает. Почему она не убежала, как подобает жертве нападения? — Наверное, я сумасшедшая, раз держу за руку того, кто намеревался меня удушить минуту назад, — усмехнувшись говорит она, убирая веревку к себе в карман, — это тебе не понадобится. — - Я не хотел, Беннет, поверь. Я хочу любить тебя, но не знаю, как иначе, если не терзать тебя. В этом мой порок — я тот самый, про которого крутят в телевизоре. Вы же девочки, любите грубость, а когда получаете — отвергаете, — сказал я. Я хочу вырвать свою руку и умчаться прочь. Запереться в холодной машине и уснуть под гул шоссе и звуки открывающихся дверей. Хочу захлопнуть дверь в спальне, пока отец снова в бешенстве пытается ворваться ко мне. Хочу разбить окно и выпрыгнуть, и пойти по кругу необъятных дворов, пиная камни. Почему не я сижу за шикарно накрытым обеденным столом с семьей? Почему меня не целуют перед сном и читают сказки? Почему меня не смогли защитить от кошмара? Люди не должны существовать, причиняя вред друг другу. Почему до меня доходит, только в момент совершения грубости? На эти вопросы — нет ответов. А где же их искать? — Почему ты не убегаешь? Я же хотел убить тебя. — Иногда я хочу, чтобы кто-нибудь убил меня. Иногда я хочу убивать других. Это, как мне кажется, нормально, — посмеявшись, она убрала волосы назад и невольно улыбнулась, смотря на меня. На меня. На мою искореженную морду, кожа, покрытая ссадинами, зеленые глаза, всё также бегая в смятение. До чёртиков ужасно чарующие черты лица. Девушки склоны прибегать ко мне, ведь я — красив, и когда в хорошем настроение, ещё и обаятелен, но как они узнают, кто мой отец, чей я выродок, они быстро собирают свои вещи в сумочку и хлопнув дверью, суетливо выбегают из машины. — Никто не понимает, как жить с клеймом по жизни: «Это твой отец? Он зарезал тех девушек и хранил у себя в подвале? Оу, я тебе перезвоню», — переигрывая голос девушек, я выдёргиваю от злости свою руку и встаю на ноги. — Итан, ты, чертовски красив, ты умен. У тебя есть всё, чтобы стать антиподом своему отцу, почему же ты не используешь это? Зачем тебе преследовать своих бывших любовниц и ножом или веревкой, и пытаться отомстить им, за их недопонимание, — она встаёт, видимо понимает, что я начинаю снова раздражаться. Я хватаю пальцами землю и пытаюсь удержаться, сжимая в кулаке траву. — Тогда, почему ты сделала также, раз ты такая понятливая, почему ты до сих пор не убежала, вопя о психопате? Ты вообще нормальная? — язвительно сказал я и склонил голову, хмуря брови. — Я хочу помочь тебе, но ты должен знать, что с таким отношением ты не встретишь свою любовь, — она делает шаг назад, прижимает к себе сумочку. — Я всего лишь хочу ласки и любви, и получаю я её, только насильственным путём, — встав перед ней, я протягиваю руку и касаюсь грязной рукой ее волос. На мгновение она замирает. — У всех есть свои запрятанные в сундук секреты, о которых не нужно никому знать. Может тебе тоже пора собрать вещи и свалить отсюда. И перестать терзать невиновных в твоей судьбе, — она встала в оборонительную позу, я вижу, как в ее глазах загорелась злость. — Попробуй прожить всю жизнь с отцом серийным убийцей и переехать, будто бы все так легко, ты такая легкомысленная. Курок. Палец. Выстрел. Из рук падает веревка и оружие, из тела выходит душа, а глаза еще раз смотрят в лицо своей смерти. Заледеневшие стекляшки в последний раз моргают. Кашель. Всхлипы. Вздохи. Последние предвестники судьбы утекают сквозь пальцы. Удивительно, что может сделать человек с человеком. Его история, поступки, мысли, чувства — все при нем. Совершая действие, обдумывайте последствия. Но кто же виноват, что он мой отец. Его мысли, характер, ощущение этого мира — все со мной. Но к счастью, все его воспитание, которое зародило во мне неведомую злость, вытекает из дыры в теле и освобождает меня от совершенных грехов.