Black desire

Он снова вызовет такси и поедет поздней ночью туда, где всегда ждут. Не позвонит, чтобы предупредить о визите, не отправит смс. Тихонько откроет дверь своими ключами и на цыпочках пройдёт по немного скрипучему полу. К ней. Он знает, что она скучает и ждёт. Скучает так же, как и он, скучает даже чуточку сильнее. Как давно он не переступал порог этой квартиры? Наверное, с тех самых пор, когда на его имя был куплен билет. Всю страсть, любовь и чувства он выльет в свой номер, все эмоции потратит на движения, всю силу отдаст голосу. Он знает, что она, оставшись здесь, в своей маленькой квартирке, с замиранием сердца будет смотреть, следить, надеяться и молиться. Как невидимый щит, оберегающий от всех невзгод, сохраняет его эта любовь. Он неслышно снимет свою любимую чёрную мантию и уткнётся к ней, такой родной и любимой, в плечо, обнимая. — Мэл, — прошепчет она, улыбаясь и кладя свои ладони поверх его рук. — Ты пришёл… Его секрет, о котором не суждено знать никому — эта милая, ничем не привлекательная малышка с русыми волосами, которые слегка вьются, особенно после душа. Его отдушина, серый кардинал, тень и… вторая половина, без которой он не мыслит жизни. А она никогда не делит его на «до» и «после», она — та, для которой не существует двух разных людей. Она безвозвратно влюблена в того самого Меловина, которого ещё не знает и не видел никто. А он не даёт ей договорить — касается мочки уха губами, прикусывает, выдыхает через нос, заставляя её глупо хихикнуть и сжаться от щекотки, целует сначала за ухом, потом дальше, ниже, к шее, к плечу, по спине. Отодвигая белую свободную майку, оголяя плечо, целует её кожу, закрыв глаза. Как давно он не был с ней? Сколько сил отобрали у него репетиции, сколько минут отобрали у их отношений? Они вместе в безмолвии расставляют свечи, отключают телефоны, закуривают благовония. Ему нужно настроиться на свою волну. Он не дома. Он в другой галактике, имя которой — Она. Та самая, которая умеет ждать. Он ложится рядом с ней прямо на пол, прижимается лбом и… целует, целует, целует так, что, стой она на ногах, давно упала бы от дрожи в коленях. Ей нравится, как скользят его красивые пальцы по её телу, снимая одежду, нравится, как кружится в голове, нравится, как пульсирует в висках, нравится, как шумит в венах кровь, нравится, как стучит собственное сердце. Она не боится отдаться во власть его демонов. Это храбрость. Он целует её грудь, ласкает языком, засасывает, мнёт, кусает, заставляя стонать и хватать его за растрепавшиеся волосы, исследует тело, будто за время его отсутствия оно могло стать иным, с удовлетворением убеждается, что оно по-прежнему послушное и всё так же жаждет его ласк. Он объят желанием взять её без промедления, сию же секунду, но не хочет торопиться. Она томно придыхает, когда его язык, скользя, спускается от груди всё ниже, выгибается, закатывая глаза, охает, когда он целует её туда, куда не целовал до него ещё никто, комкает одеяло и тонко поскуливает сквозь сомкнутые губы. — Мэл… — сорванное с губ, украденное у тишины имя — как одобрение его действий. Она хочет, она готова слиться с ним воедино. И он не может больше оттягивать, не может ждать, не может позволять времени отдалять этот момент, и она стонет, выдыхая, ищет его губы жадно, шепчет что-то нетерпеливо, и замирает, когда он целует её, не позволяя застонать, вторгаясь. Но ей так хорошо, что хочется кричать, кричать о своей любви к нему, от нахлынувших чувств и запредельного количества эндорфина в крови. Эмоции такие, что ещё чуть-чуть — и они взорвутся изнутри на сотни маленьких частиц закрытого космоса. Это любовь. Он, такой нетерпеливый, не может остановиться, не хочет прерывать череду поцелуев, сплетает вместе их пальцы, вытягивает руки и смотрит в её глаза. Такая беззащитная, такая распахнутая под ним, такая желанная, что хочется быть нежным и грубым одновременно, причинять боль и ласкать бесконечно, целовать неотрывно и смотреть в глаза, не касаясь… А блики пляшущих свечей прыгают на обнажённых телах, повторяют в диком танце движения, безмолвно поют оду всепрощающей любви и смотрят, смотрят, смотрят на то, как двое скучающих друг по другу людей растворяются в обоюдном безумии. Он не может насытиться ею, не может надышаться, не может наслушаться. Ему нравится, как она сжимает его, как кусает плечо и царапает спину, как стонет, двигается, шепчет… Ему этого не хватало. Всю свою сексуальность, всё то, что творится внутри, он выплеснул наружу, и весь мир смотрел и не знал, не понимал, сколько энергии отдал ему тот, кто стоял на большой сцене перед миллионной толпой. Его одного хватило на весь мир, а ей не вместить в себя столько чувств, и в какой-то момент становится страшно — что, если он вдруг убьёт её своей любовью? Неосознанно, не желая этого. Лишь коснётся души на долю мгновенья, а ей потом не жить… Но он не позволит этому случиться, и если суждено ей умереть — то только от наслаждения под ним. И они оба взрываются в параллельной вселенной, и гаснут язычки свечей, прячась последними бликами на стенах, лицах, простынях… Мириады световых частиц витают в воздухе, кружат обоих в невесомости, покачивают на космических волнах, даже не стремясь угомонить оглушающий стук сердец. Это свобода. Она плачет, всегда плачет, достигнув наивысшей точки наслаждения, плачет беззвучно, уткнувшись в его плечо, а он обнимает её, целует макушку и закрывает глаза. Впереди ещё целая ночь, полная удивительных открытий, одна ночь на двоих, без посторонних глаз миллионов и восторженных криков обезумевшей толпы. Этой ночью они будут одни. Это безграничный космос чувств.