Welcome back to home

      Беллами подхватывает ее на руки, как раз в тот момент, когда Эко начинает плавно оседать на песок, теряя сознание. Он бежит так быстро, как только может, забегая в палатку и взывая к Кларк.       Все происходит очень быстро, девушка перевязывает азгедке руку и буквально вырезает паразита, которого иначе они не могут назвать, однако его яд уже распространяется по крови. Им лишь остается надеяться, что это ненадолго и уже через пару часов Эко придет в норму, потому что, судя по еще двум пострадавшим, яд не смертелен. Смертельно лишь поздно извлечь червя, быстро пронзающего человеческую кожу и пытающегося освоиться внутри.       Кларк заверяет Беллами, что все будет в порядке, и Эко просто нужен отдых, он кивает, но не сильно в это верит, усаживаясь рядом с возлюбленной и сжимая ее руку, безвольно лежащую на импровизированной постели.       Он сидит часами, ожидая изменений, но ничего не происходит. Эко по-прежнему без сознания, ее кожа накаляется, словно раскаленный металл, а на лбу выступают бисеринки пота. Они продолжают ждать, даже не догадываясь, что она медленно движется в неизвестность.       Она идет по мокрым, грязным и нежилым улицам полиса, прислушиваясь к каждому шороху, словно ожидает нападения дикого зверя или целой армии. Но ничего не происходит. Вокруг лишь пустота и лишь изредка случаются сильные дуновения ветра, сдвигающие с места поржавевшие куски металла.       Эко идет так долго, что ей кажется, будто улочка бесконечна, пока она не замечает вдали тусклый свет, словно от десятка догорающих свечей. Неизвестность пугает, но едкий ливень, резко падающий с небес, заставляет двигаться вперед быстрее, пока она не окажется у самого входа.       Каменная, почти развалившаяся постройка встречает ее отсутствием дверей и неожиданным теплом. Она входит медленно, с опаской оглядываясь и мысленно отмечая вполне жилое место, в центре которого расположена большая кровать, укрытая множеством шкур.       — Добро пожаловать домой, Эко, — раздается откуда-то сбоку.       И она готова кричать от того, насколько знакомый, родной и любимый этот голос.       Азгедка моргает.       Раз, два, три, четыре.       Неужели ей не кажется?       — Я берег их именно для этого момента, — произносит он, держа в руках крошечную свечу.       — Роан, — выдыхает Эко, и из ее глаз брызгают слезы.       Он отставляет свечу на едва стоящий стол и стремительно приближается, от чего она закрывает глаза, будто ожидая удара, но есть только его теплые руки, обвивающие ее талию и притягивающие к себе. Вплотную. Так крепко, что из ее легких выходит весь воздух.       — Добро пожаловать домой, — снова повторяет он, и ее руки, секунду назад безвольно висящие по бокам, взмывают вверх, ногтями впиваясь в его крепкие, загорелые плечи.       — Роан, — снова произносит она.       На этот раз громче, но вперемешку с рыданием.       — Я знал, что ты вернешься. Я ждал, когда ты спустишься вниз. Я так долго ждал этого момента, — быстро говорит он, даже не давая ей возможности уловить и разобрать все слова.       Все, что она может, это шептать его имя, впитывая его голос и прикосновения в себя, словно губка воду.       Проходит немало времени, прежде чем она приходит в себя, отстраняясь.       — Мой король, — теперь ее голос звучит твердо, а голова опущена в признании.       — Я больше не твой король, — мягко, но уверенно отрезает он. — Здесь больше нет титулов. Здесь есть только ты и я. И я так долго ждал тебя.       — Мой король… — умоляет она.       — Мне так жаль, Эко, — ее имя на его губах звучит так иначе, что сердце азгедки готово разорваться. — Мне жаль, что я изгнал тебя. Что заставил выживать там, среди звезд. Что столько раз отвергал.       Он снова шагает вперед, притягивая ее к себе. И на этот раз одна из рук Эко ложится на его плечи. Пальцы касаются разгоряченной кожи, не прикрытой одеждами, и ползут вверх, зарываясь в волосы, крепко сжимая.       Также крепко, как закрываются ее глаза, пока Эко пытается поверить в эту реальность.       — Я рад, что ты вернулась, — шепчет он в самые губы девушки, а затем втягивает в горячий поцелуй, смывающий годы страданий, боли, потери и ненависти к самой себе.       Она невольно стонет, вперемешку со всхлипом и отвечает. Отвечает-отвечает-отвечает, отчаянно и горячо, пока в легких не заканчивается воздух. Отрываясь на мгновение за глотком кислорода, и снова возвращаясь к его губам, которые дарят ей новый дом.       А затем все начинает пропадать. Он стоит на месте, но ее что-то тянет назад, отрывая от него так стремительно быстро, что она не успевает схватиться за его протянутую руку.       — Роан, — кричит она, пытаясь вернуться, но слишком поздно, потому что ее выбрасывает из комнаты и уносит так, что Эко больше не видит ни его статной фигуры, ни тускло горящих свечей.       — Эко, — слышит она, словно через толщу воды.       — Роан, нет, — умоляет она, заливаясь слезами. — Роан, пожалуйста.       — Это только кошмар, — снова тот же голос.       Кто-то трясет ее за плечи, пока она задыхается от крика и слез. Кто-то пытается успокоить, но она лишь вырывается, больно ударяясь о зыбкий песок, когда падает с постели.       — Нет, нет, — повторяет Эко. — Роан, он был здесь. Роан, — ее слезы смешиваются с потом горячки, и она зарывается пальцами в песок, раскачиваясь и продолжая кричать.       Беллами садится рядом, хватая ее трясущееся тело и притягивая к себе на колени.       — Отпусти, — вырывается она. — Беллами, я прошу тебя, отпусти меня, — ее голос хриплый от крика и слез.       И в палатку сбегаются все. Первой забегает Кларк, а следом за ней Октавия, наперевес с мечом, ожидая какой-то дикой битвы и готовясь отсечь Эко голову за нападение на своего брата. Но нет никаких следов борьбы. Азгедка перестает вырываться, утыкаясь носом в грудь Беллами, пока тот крепко сжимает ее в своих объятиях, повторяя, что это всего лишь кошмар.       — Он простил меня, Беллами, — всхлипывает Эко, продолжая дрожать всем телом. — Я прошу тебя, отпусти меня к нему.       — Это просто кошмар, Эко. Это не реально, — повторяет он, разделяя ее боль от вновь пережитой потери.       Октавия смотрит широко раскрытыми глазами, как ее брат держит ее врага, боясь даже на мгновение отпустить. Как морщится от боли, слушая ее плач. И как умоляет успокоиться и поверить ему, что все будет хорошо, что он рядом.       Эко не может остановиться, не может перестать плакать, просто позволяя ему держать себя в стальных объятиях. И он держит. Держит, как держала она, когда он болел от своей потери на протяжении шести лет в Космосе. Держит, как никогда раньше не держал. Держит, потому что она впервые позволяет себе болеть и плакать в его руках. В руках кого-либо. И вообще позволяет.       Держит, целуя за ухом, где волосы спутались и слиплись от пота, смешанного со слезами. Держит, пока она оплакивает свою потерю, которую не решалась оплакивать долгие шесть лет.       Она плачет за изгнание. За потерю собственного народа, и дома, и прежней жизни. И ориентира. И за Роана, которого любила больше собственной жизни. И за его честолюбие, которое не позволило ему ответить взаимностью на ее чувства. И за ошибки, которые совершала. И за прощение, которое, наконец-то, смогла самой себе дать.       Эко плачет, пока вокруг все вертится в хаосе. Пока все смотрят так, словно увидели нечто, чего никогда не встречали. Она плачет, пока не заканчиваются силы и, громкие всхлипы превращаются в тихие и редкие, пока ее не накрывает сон, надежно охраняемый Беллами.       Беллами, который подарил ей новый дом, любовь и цель в жизни. Беллами, который спас ее однажды — раз и навсегда. Беллами, который знает, что только они вдвоем могут друг друга спасти.