Полёт фантазии

— Где ты? Крик прокуренного хриплого голоса разрывает тишину серой комнаты, наполненной влажностью и прохладой утреннего Сеула. Ветер врывается через открытые окна, почти разрывая белые занавески, что так тщетно пытались спасти жильца от яркого весеннего солнца, которое только начало припекать. Слышится скрип старой оконной рамы и обшарпанной двери, тяжёлое глубокое дыхание и… женский смех? Мин Юнги определённо сошёл с ума. Блондин окидывает серую комнату взглядом, вглядываясь в обыденные вещи из повседневной жизни композитора: стопка исписанной бумаги, лежащая рядом с корзиной, набитой множеством скомканных и разорванных листов, которые, по правде говоря, уже и не в корзине вовсе, а плавно перемещаются на пол комнаты и заполняют всё её пространство; гитара с порванными струнами, капли белой краски на полу (не понятно откуда они вообще взялись в комнате композитора, но рядом лежащий небольшой холст 50 на 50 со смутным женским силуэтом рассказывает о предназначении той самой краски и о потугах юноши нарисовать Её) и, наконец, старое деревянное пианино в углу комнаты, окружённое всё теми же скомканными бумажными шарами и целыми нотными листами. Всё обыденно, но отсутствие Её за музыкальным инструментом настораживает Мина, который привык после характерного смеха видеть Её именно там. Она постоянно смеётся над ним, называет глупым мальчишкой, треплет, словно щенка, по блондинистым волосам, издевается и потешается со сладкой ухмылкой на вечно алых губах, но потом берёт в руки ручку и пишет вместе с ним всё, что потом аккуратно складывается на стол и отправляется в звукозаписывающую компанию. Она, Она сводит его с ума. Юнги не знает Её имени; не знает Её расписания по посещению этой квартиры; не знает, в какой момент жизни Она стала появляться; не знает, как больше скрывать от окружающих его помешанность на Ней. Услыхав скрип деревянного стула и звучание клавиш, он медленно, будто боясь спугнуть, обернулся, но вместо Неё увидел падающие со стола и пианино листы, будто поднятые ветром в танец. Выругавшись, юноша поднял ноты с пола и вернул им первоначальное положение. Визг звонка заставил композитора подойти к входной двери. Это была Она. На ней снова одно лишь чёрное кружевное бельё, которое подарил сам Мин, потому что в первую их встречу Она пришла к нему совсем нагая, но упорно отказывающаяся от какой-либо одежды. Наверно, ему стоило бы не смущаться, а пугаться голой девушки у него в комнате, которую видит лишь только он, но Мин быстро свыкся с мыслью, что одиночество и погруженность в музыку привело в конечном счёте к галлюцинациям. Юн ожидал это с самого начала своей деятельности, так что был даже рад, что вместо жутких картин, его достаёт какая-то рыжая фурия. Конечно, характер у этой галлюцинации был дрянной, выводящий Мина из себя, но воображаемых друзей не выбирают. Блондин смотрел в упор на улыбающееся лицо гостьи, хотя уже правильнее было сказать — сожительницы, и долго не впускал её внутрь. — Ну, Мин-Мин, впусти… — протянула девушка, всё ещё улыбаясь. — Холодно же. — сказав это, Она исчезла прямо на его глазах, а спустя секунду снова послышались звуки игры на пианино. — Ты не можешь замёрзнуть, ты — шутка моего подсознания, — протянул он и сел рядом. — Где ты пропадала? Мне нужно дописать песню до конца этой недели и отправить на рассмотрение. Юн заново изучал свежее веснушчатое лицо рыжей и вслушивался в мелодию, которую Она играет. Девушка подняла свои зелёные глаза на юношу, как бы принимая вызов поиграть в гляделки, что вызвало у того сдавленный вздох мученика. — Если я умру с голода, то ты не сможешь больше приходить и бесить меня, так что, будь добра, прочитай, что я написал и напиши мне аранжировку. — композитор положил исписанные листы перед ней и достал новый для записи нот. Она с характерным фырканьем и неким отвращением взяла его рукописи и щелчком пальцев переместилась на кровать: — Я здесь, чтобы помогать тебе, а не делать всю работу за тебя. Так что, будь добр, поработай, пока я буду перечёркивать весь твой текст и писать новый, как обычно. — передразнивая его, пропела девушка и принялась читать новую песню его подопечного. Мина озарила его привычная ухмылка — они всегда ссорятся в начале творческого процесса, но это единственный способ начать этот самый процесс, иначе же они снова проговорят весь день, проспорят его или бесцельно прогуляют. Блондин и не думал, что с его собственной галлюцинацией ему будет комфортнее, чем с друзьями, что со временем появиться желание касаться её и сожаление о подаренном комплекте, что прикрывает тело его Евы, сбежавшей из, как ему казалось, странного Рая от мудака Адама, который упустил эту девушку, будет только возрастать. Она была недосягаема и в прямом и в переносном смысле. Он не мог достать её из своей черепной коробки, где она поселилась и освоилась. — Это всё та девушка из кафе? — спросила она, как только Мин коснулся клавиш на старом инструменте. Встретив его озадаченный взгляд, она ткнула пальцем в текст перед собой, — эти строчки «Love is a maze damn, but you is amaze». И вся песня… пропитана этой приторностью, будто ты мозги в патоку окунул. Она тебе… понравилась? — вновь задала «Ева» вопрос композитору, но не дождавшись ответа, отбросила листы в сторону и подошла к пианино, сталкивая того со стула. — Впрочем, не важно. Текст хорош для поставленной тобой цели, твои песни стали уровнем выше, так что я скоро покину тебя, радуйся, что больше не буду есть тебе мозги. Девушка тяжело выдохнула, стараясь привести в порядок несуществующее сердце и придуманное чувство гнева и обиды. Мин прав, она шутка его воображения, не может чувствовать, не может быть видимой для людей, не может привязываться. Она и правда сбежала из Рая, вот только не от придурка Адама, а от самого Бога, смеющегося над ней и её человекоподражанию, потом нашла себе того самого Юнги, потонувшего в пучине работы и запутавшегося среди всех своих талантов, не справляясь с его применением на деле. — Как понять «покинешь»? — юноша принял сидячее положение на полу рядом с её коленями. — Вот так просто, — засмеялась она, осекаясь и попадая на низкую ноту, срывая всю мелодичность, воцарившуюся в комнате. — Я всё сделала для тебя Мин-Мин, — встряхнув рыжими кудрями, Она потрепала его светлые волосы, как обычно это делала и снова начала играть, иногда записывая наиболее приятные слуху сочетания на бумагу. Юнги не слушал клавишные, он смотрел на её белые колени и ему впервые захотелось всё-таки достать её из своей черепной коробки и стереть дурацкую линию дозволенности между ним и ЕГО галлюцинацией. Юноша провёл испачканной простым карандашом рукой по её оголённому колену, на что Её кожа ответила характерными мурашками по всей ноге. Сбившись, Она продолжала играть, не обращая на касания блондина. Сошедший с ума композитор решил сходить с ума полностью и продолжил очерчивать её такое светлое и идеальное тело взглядом и руками. Колено, второе, бёдра, кромка чёрных ажурных трусов, талия, застёжка лифа, которая так легко сейчас расстегнулась. — Что ты делаешь? — она наконец сдалась и прекратила игру, прижимая бельё одной рукой к себе. — Продолжай играть, — приказал парень и вернул её запястья на дряхлое пианино, припав губами к Её пояснице. Тело вновь ответило сокращением мышц и гусиной кожей. Лиф плавно спал на пол, а Юн плавно поднялся с пола, сев за Её спиной на тот же стул и плотно прижавшись к её вздрагивающему телу. Музыка лилась из-под крышки инструмента, а из Её рта лились тихие вздохи. — Не покидай меня, — прошептал он Ей на ухо и припал к её рыжим волосам, которые отливали золотом в лучах весеннего холодно-жёлтого цвета солнца. Она захлопнула пианино и отложила нотный лист в сторону, не решаясь посмотреть на Юнги, только лишь откинув голову назад, давая больше доступа к своей шее. — Ты теперь должен справляться сам, моя миссия в твоих апартаментах закончена, — девушка развернулась к юноше и продолжила их любимую игру в гляделки. — Прости, Мин-Мин, ты у меня не единственный такой будешь. Юнги больно сжал её талию и зло посмотрел в изумрудные глаза. — Какая же ты обманщица, — прошипел он и, подхватив под бёдра, усадил на пианино, смахивая все ноты, тексты и какие-то остатки красок для Её незаконченного портрета. Хаотично касаясь её бледного худощавого тела руками и уже изголодавшимися по её шоколадом пахнущей коже, вдыхая этот приторный запах какао, он выбивал из неё единственную музыку, от которой его ещё не воротило — её всхлипы, мелодичные стоны и вздохи. Юн поднялся до её подбородка носом и, оставив пару легких укусов и поцелуев на нём, потянулся к самому запретному алому плоду — слегка приоткрытым от усиленного дыхания губам. Яблоко искушения оказалось медово-сладким и сочным, таким идеальным и грешным, каким оно и должно быть. — Муза, — рыжая оттолкнула юношу, стараясь отдышаться. — Что? — парень сел обратно на стул и пытался разглядеть Её лицо, которое становилось всё мутнее и расплывчевее. В голове об череп раздался колокольный звон, а дыхание становилось медленнее и почти не доходило до прокуренных лёгких. — Моё имя. Муза. Юнги чувствует, как падает на пол своей квартиры. Он чувствует холодный ветер, который почти разрывает белые занавески, что так тщетно пытались спасти жильца от яркого весеннего солнца, которое только начало припекать, скрип старой оконной рамы и обшарпанной двери, тяжёлое глубокое дыхание и… женский смех?