Can you feel my heart?

Можешь ли ты услышать тишину? Можешь ли увидеть тьму? Можешь ли собрать воедино осколки? Ты можешь почувствовать моё сердце?

      Пять минут на разговор с человеком, который ему абсолютно неизвестен. Это интригует и будоражит кровь. Джеймс Мориарти с большим нетерпением идёт на эту встречу.       Девушка за стеклом… она кажется такой невинной; хочется усомниться в том, что это вообще тюрьма. Она манит. К ней хочется подойти всё ближе и ближе, несмотря на то, как надписи на стекле советуют держаться в трёх шагах от заключённой. И Джим подходит, потому что ему стало безумно интересно. Сейчас он заинтригован гораздо больше, чем тогда, когда шёл к камере.       Через толстое стекло на него смотрит, как выяснилось чуть позже, Эвр Холмс. Мужчина задумался: сколько же тайн под этой огромной белой пижамой из грубой ткани? Тысячи.       Камеры отключены. За ними никто не наблюдает, никто не слышит, о чём они говорят. Время, отведённое на разговор, неумолимо бежит прочь. Секунда за секундой ускользают от них, но они лишь стоят друг напротив друга. Это словно игра в «зеркало». Она следует за каждым его движением – случайным или нет. Глядя со стороны, можно было запросто подумать, будто бы это такой танец, движения которого каждый из них долго и упорно оттачивал перед встречей. Но нет. Они просто чувствовали друг друга. Чувствовали, невзирая на то, что даже толком не знакомы. Чувствовали, наплевав на преграду в виде чёртового стекла.       В этот самый момент Джим Мориарти понял, что перед ним особенная, полная загадок, тайн и секретов, девушка. Он прекрасно понял также, что она запросто увидит темноту, или услышит тишину. Она ведь уже почувствовала его сердце.       Каждая секунда, проведённая перед этим человеком, казалась чем-то неземным и невероятным. Злодей-консультант, наверное, мог бы позволить Эвр Холмс сделать с ним абсолютно что угодно, не будь тут холодной прозрачной стены, которую, к большому сожалению, нельзя было как-то убрать за то время, что им осталось.       – Одна минута и семнадцать секунд, – тихим хриплым голосом сказала она. От этого голоса, от того, как прозвучала фраза, у Джима по коже прошлись мурашки. Он не переставал для себя отмечать, насколько невероятно невероятна эта особа и насколько сильно он хочет раскрыть все её секреты, таящиеся под мешковатой рубахой; неспеша насладиться каждым, словно это бокал изысканного дорогого вина.       Сначала Мориарти думал, будто эта одна минута с семнадцатью секундами быстро пролетит, не успеет никто и оглянуться. Однако, что-то пошло не так, и ничтожная минута с ничтожными секундами тянулись куда дольше, чем предполагалось. Это была самая долгая минута в его жизни. Он не был против того, что время тянется и даёт им с Эвр ещё насладиться друг другом. Им не нужны разговоры, и они оба это немедленно выяснили. Связь между ними необычайна, неописуема, она не поддаётся логике или здравому смыслу. Просто есть и точка.       Невозможно описать то, что связывает Холмс и Мориарти. Точно также невозможно описать и то, что они чувствуют, находясь настолько близко друг к другу здесь и сейчас. Это не любовь, да: данный вариант нельзя даже рассматривать. Это выше. Это сильнее. Это абсолютно точно не любовь.       Оставшееся время истекло. За Джеймсом пришёл один из охранников Шерринфорда, чтобы проводить назад, к вертолёту, который отправит его домой, в мрачный и серый Лондон.       – Ещё увидимся, – ухмыльнувшись, сказал он девушке и направился к выходу. На её лице буквально на одно мгновение появилась почти незаметная улыбка. Эвр надеялась на ещё одну встречу не меньше его самого.       Перелёт в Лондон, казалось, длился целую вечность. Ничего не спасало от смертельной скуки. Джим сейчас думал обо всём произошедшем, о том, как осуществить в реальность это его «Ещё увидимся». И он был в шоке от самого себя, никаких дельных мыслей в голове не было даже рядом. Крутилась одна и единственная фраза, сказанная его внутренним голосом: «Она, чёрт возьми, в силах спасти твою истерзанную душу. Кажется»       Внутренний голос буквально кричал эти слова, заглушая звук песен в наушниках, создавая ощущение дискомфорта, от которого хотелось резко дёрнуть рукой или любой другой конечностью. И с этим ничего не поделать…