Подняться по лестнице
Затем по пожарной
Откинуть крышку и вскарабкаться наверх
До края осталось девять шагов
Красиво. Конечно красиво, а как иначе? Я знал, что Лос Анджелес — красивый город. Мой любимый город. Я и раньше бывал на крышах небоскребов, наблюдал за этим ярким городом. Но в эту ночь он особенный. Я не люблю разводить все эти слюни по поводу «захватывающих дух видов» или любых сопливых метафор, которыми обычно пользуются впечатлительные девушки. Но черт возьми, он и вправду невероятен.
Я знал, что когда-нибудь дойду до этого. Возможно, догадывался ещё в самом начале, кожей чувствовал, что не выдержу всего этого давления, что когда-нибудь мне придется уйти и бросить всё, что было мне дорого. А ведь я любил эту группу. Я любил музыку, которую мы делали, любил наши туры и вечеринки, любил поездки в другие города и страны… Да просто этих ребят. Я любил их.
Шаг
Но что я получил в итоге? Разочарование. Разочарование и обиду. И злость. Я ведь был с ними с самого начала, черт возьми, я поднимал эту группу вместе с ними, проходил через то же дерьмо, что и они! Но в итоге оказался не нужен. Действительно, зачем нам ещё один перкуссионист? Зачем нам вообще перкуссия? Есть же Тайлер! Он берет меньше денег, он не капает на мозги, с ним проще. Он не я, и это его плюс.
Шаг
Ладно, о чем это я? Я ведь заслужил свою участь. Да, заслужил. Я отрекся от своих друзей, отрекся от семьи. Я воздвиг стену. Сам не знаю, зачем. Или знаю?.. Я просто не заметил тот момент, когда шумные вечеринки начали мне надоедать. Пропустил, когда шутки Фанни перестали меня смешить, когда постоянные подколы Сина стали слишком обидны. Когда улыбка Дэнни больше не поднимала настроения, когда я устал от Джонни и его благородных попыток мне помочь. Когда Джей, веселый, интересный Джей для меня превратился из классного парня в простого шута. Остин стал ближе, а музыка Hollywood Undead стала претить. Я просто не заметил.
Шаг
А они заметили. И вовремя обратили внимание. И, наверное, поняли, что со мной не так. Но их благородство, их дружба и любовь ко мне заключались в том, что они не отвернулись от меня в тяжёлый момент. Они пытались, правда пытались, я это видел. Они со всей душой отнеслись ко мне, делали всё, чтобы успокоить, потакали всем капризам. Я даже перестал участвовать в создании музыки, но был рядом с ними, — настолько велико было их терпение и желание помочь. Они терпели. Но, как известно, всему есть предел, а предел чужому терпению наступает слишком рано. И их предел наступил тоже.
Шаг
Я помню, как это случилось. Отчётливо помню и, наверное, не забуду никогда. Обычный вечер, обычные посиделки. Я хмур, как всегда, а они какие-то слишком задумчивые. Естественно, я не замечал их косые взгляды, будто ищущие друг у друга поддержки, не обращал внимание на опущенные глаза и мрачные, будто в чем-то виноватые лица.
— Мэттью, — робко, но с присущей ему твердостью голоса начал Джонни, — Мэтт, мы с ребятами подумали здесь… В общем, нам кажется, что тебе лучше уйти. Мы видим, что мы и наше дело больше не подходим тебе. Наверное, так будет лучше для всех…
Клянусь вам, я знал, что это случится. Знал, но как маленький ребенок, надеялся на чудо; на то, что всё наладится, образуется само собой, и они примут меня таким. Только после того вечера я понял, насколько омерзителен себе за свое поведение. Упертый баран, царь и бог, почему весь мир ещё не у моих ног?!
Потому что ничтожество ты, Мэттью Бусек. Из-за своей гордости лишился всего, что наполняло твою жизнь смыслом. А теперь живи с этой грызущей пустотой внутри. Живи с горькими мыслями об упущенных возможностях, живи с горьким сожалением о том, чего ты больше вернуть не в силах.
Или не живи?..
Ещё шаг
Поправить растрепавшиеся от ветра кудри и взглянуть вниз
Ты, Мэттью, слабак. Ты просто слабак. Ищешь себе оправдания, пытаешься найти причину своим поступкам, прошлым и грядущим. Пытаешься понять, почему вместо того, чтобы веселиться и смеяться, думать над новой музыкой и играть ее вместе со своими лучшими друзьями, ты сейчас стоишь на одной из многочисленных высоток Лос Анжелеса, в нескольких шагах от «освобождения». Но ты ведь понимаешь, что это — выход для слабых? Готов ли ты признать, что ты сломался?
Готов.
Шаг
Да, я сломался. Но самое болезненное знаете что? То, что не мир вокруг меня сделал это. А то, что это сделал я сам. Подумай только, Мэттью, ты ведь был им нужен. Каждый из них нуждался в тебе, каждый видел в тебе одну из тех опор, что поддерживала остальных пятерых и дело всей их жизни. Они не сомневались в тебе. Они любили тебя по-настоящему, знали, что ты всегда сможешь прийти на помощь. А ты отвернулся от них. Зачем? Я сам не знаю. Просто так вышло.
Шаг
Смахнуть слезу
Вот, а теперь сожалеешь. Но память твоя такая коварная штука, что не позволит тебе со спокойным сердцем даже умереть. Всё припомнит.
Припомнит каждого из них, поможет увидеть вновь все самое доброе и бескорыстное в них.
Взять, например, Чарли. Давай, пытайся вспомнить, как сильно ранили тебя его шутки. Не получится. Ты только вспомнишь, как весело он улыбался и хлопал тебя по плечу после каждой такой шутки, как спрашивал тебя, не обижаешься ли ты, а ты отвечал, что всё нормально. Какими были его глаза, когда он смотрел на тебя. В них было столько искренности, что ты каждый раз умилялся этому, каждый раз где-то внутри становилось тепло, а все обиды уходили без следа, будто бы и не было их. Помнишь? Помню конечно. Чарли был мне другом.
А вспомни Дэнни. Вспомни его искреннюю заботу о тебе, вспомни, как тепло он улыбался, встречая тебя где-нибудь в студии, клубе, просто на совместных посиделках… Бывали вечера, когда ты перебирал с алкоголем, и на следующее утро именно Дэнни приходил к тебе с его теплой, исцеляющей улыбкой, принося необходимые лекарства или просто воду, которую в такие времена ты принимал как подарок судьбы. Вспомни, как каждый раз, когда ты не появлялся в студии в назначенный час, Дэниель названивал тебе, а после бранил за то, что ты заставил всех волноваться. Стыдно тебе было в такие моменты? Безусловно. Но тут же теплый голос Дэнни, давно всё тебе простившего, согревал твоё сердце. Дэнни искренне желал тебе только добра.
Теперь вспомни Джонни. Помнишь? Джонни был для тебя скалой, настоящей стеной. Он всегда ценил своих друзей и ни в чем
им не мог отказать. Ты, бывало, бессовестно этим пользовался, заставляя его выслушивать твои жалобы на жизнь, пьяную ругань на очередную бывшую девушку, чем-то тебе (как
всегда бывало) не угодившую. И Джонни слушал. Джонни всегда слушал, Джонни всегда поддерживал, Джонни всегда давал советы. А ты его выслушивал когда-нибудь? Знаешь ли ты вообще, как тяжело самому Джонни? Тебя это никогда не волновало, Мэттью. Ты слишком эгоистичен для этого.
А Фанни никогда не был эгоистом. Фанни всегда покупал тебе выпивку, траву — ему не жалко было денег на своего кучерявого друга. Он всегда был на твоей стороне, часто защищал тебя перед Сином, если тот был слишком груб. Не отрицай, ты знаешь, что Дилан испытывает к тебе чувства много сильнее, чем просто дружеские. Ты много раз видел его теплые, чуть грустные взгляды, его рвение всегда быть рядом с тобой, его чуткое настроение, порой менявшееся из-за одного твоего слова. И что ты делал, Мэттью? Ты безжалостно топтал Дилана, был с ним грубым и бесчувственным. А Дилан всё чувствовал.
Ты более чем уверен, что идея выгнать тебя исходила от Фанни, просто уставшего от такого отношения.
Последний и самый значимый для тебя — Джорел. Теперь уже ты можешь сказать, что испытывал что-то к Джею. Да и до сих пор испытываешь. Он тебе нравится, да? Шутки Сина никогда не были простыми шутками, хах. Но ты, трус, просто боялся быть отвергнутым. Поэтому ты всегда молчал, всегда отводил взгляд, старался находиться от Джея подальше. Может, поэтому ты и стал отдаляться от других ребят? Наверное, из-за него они все попали под раздачу. То есть нет, не из-за него, конечно, а из-за тебя. А Джей, несмотря ни на что, был твоим лучшим другом. Может быть, если бы ты был чуть более открытым, он бы понял тебя. Может быть, ответил бы взаимностью. Может быть…
А может быть и нет! Я не знаю, что на уме у Деккера, не знаю, что он думает обо мне.
Нет, ты знаешь, ты видел его взгляд в тот вечер. Ты видел их всех. Чарли сидел, с опущенной головой, смотря на свои кеды, чуть нахмурившись; Дэнни так же смотрел куда-то вниз, но во взгляде его была грусть; Джонни был решительным и печальным, ведь ему выпала доля выразить словами то, что давно неуловимо витало в воздухе, чего боялись все; а Фанни смотрел прямо на тебя, словно пытаясь отдать взглядом всю свою любовь, словно умоляя тебя одуматься; в глазах Фанни была надежда. Но ты смотрел только на Джея, и его глаза говорили о многом. Ты задал ему немой вопрос, ты был удивлен, ты не знал, что делать. А Джей знал, он смотрел на тебя прямо, ты видел его опустошенные глаза, их уверенный, немного странный блеск. Они будто говорили:
Так будет лучше
И ты смиренно опустил голову, не сопротивляясь, не пытаясь оправдаться, извиниться. Ничего. Ты принял это.
Шаг
Колени дрожат, сердце норовит выпрыгнуть из груди. Я пропал. Неужели это единственный выход? Неужели я правда никому,
никому не нужен?!
***
Мэттью безвольно опустился на колени в шаге от смертельного поступка, в шаге от края, как вдруг что-то со всей силы хлопнуло сзади о металлическую поверхность крыши. Отчаянный перкуссионист не стал оборачиваться, ему уже было плевать на всё, слезы затуманили глаза, а на лице застыло пустое отчаяние. Но срывающийся, плачущий, до боли знакомый голос прошептал:
— Мэтт…
Керлзз обернулся, не веря своим ушам. Вглядевшись в силуэт, освещаемый только слабым лунным светом и иллюминацией города, он окончательно перестал доверять всем ощущениям.
— Мэтти… — жалобно позвал голос и замолчал.
Они смотрели друг на друга. Незнакомец смотрел в глаза Мэтта, а тот в свою очередь вглядывался в фигуру парня. Мэтт не ошибся: перед ним действительно стоял Джорел Деккер, с блестящими от слез глазами и сгорбленной от горечи фигурой.
Они молчали. Их глаза говорили сами за себя: жалобный взгляд Мэтта, просящий помощи, молящий стащить его с этой крыши, привести в чувство, заставить заново полюбить жизнь, и взгляд Джея, в котором читалось нечто большее, чем просто сострадание, желание помочь. И снова Мэтт усомнился в своих ощущениях.
В глазах Деккера он увидел нежную, кроткую, доселе тщательно скрываемую и оттого ещё более сильную любовь.
И мольбу. Мольбу отступить, отойти от края, отбежать от него в теплые объятия Джорела. И Мэтт повиновался.
***
Мы ещё долго сидели на той крыше, до самого рассвета наслаждаясь близостью друг друга. Объятия Джея были слишком тёплыми, слишком любящими, я безумно не хотел их покидать. Настолько, что, даже когда солнце осветило своими лучами наш город, наш Лос Анджелес, и тот, признавая свое поражение от яркого светила, затушил все искусственные огни, я не желал отпускать его. Я не двигался, возможно, даже не дышал рядом с ним. Попросту разучился. А потом он повернул ко мне свою голову, сверкнул темными, обрамленными густыми ресницами глазами, и улыбнулся. И его улыбка заставила мое сердце не только завестись снова, но разогнаться до такой скорости, что у меня вдруг появилось ощущение крыльев за спиной. Но я не хотел взлетать. Вместо этого я улыбнулся ему в ответ, и, клянусь всеми богами, в его глазах я прочел то же чувство.
И так мы, два окрыленных ангела, сидели рядом друг с другом, пока солнце не стало своими зайчиками намекать нам, что пора начинать новый день. Мы поднялись, но что-то меня остановило. Я снова взглянул вниз, на большой город и головокружительную высоту. Мысли прошлой ночи прокрались мне в голову, нерешённые проблемы, незаданные вопросы снова дали о себе знать. Он увидел это, увидел по моим глазам, прочел всё и вдруг подался вперёд и прильнул к моим губам. Я удивлённо взглянул на него, буквально на долю секунды, но тут же ответил на этот кроткий, нежный поцелуй. И тогда я понял главное — я не могу оставить его.
Я не верну прошлое, не верну сказанных слов и поступков, но я могу исправить своё настоящее. Может быть, я не смогу больше писать музыку вместе с ними, но я могу остаться их другом. Я могу творить, жить, любить не опираясь на то, что было. В моих силах сделать этот день хорошим. Ради Джея, ради себя.
Я могу. И я сделаю.
