Учителю можно быть психопатом

Насилие над детьми это ужасно, несомненно, но не когда, тупорылый маленький говнюк в который раз не понимает неоднократно изложенную тему урока. Смешно. Издеваться над маленькими человеческими отродьями тоже смешно. Они так плачут и кричат, смех, да и только, да вот уже и не явишься у них под кроватью — работа. Хорошо когда тебя боятся, это означает, что тебя уважают. Заслужить чужой страх не так-то просто, это надо уметь, надо искусно уметь, это вам не какой-нибудь тупой человеческий урок с тупыми человеческими детьми, нет-нет. Тупые люди не умеют внушать страх, ну как их можно бояться? Ходят на двух ногах — уродство, бегают по комнате из-за ма-аленького паучка. А у паучка четыре пары ног, он перебирает шершавую поверхность тоненькими острыми лапками, а ему нравились аналогии с пауками и, у него тоже было больше двух ног. Но в то же время они ему не нравились, ведь пауки мелкие, их легко можно раздавить, а ты попробуй его раздавить и он отгрызет тебе ноги. — Айкис! Тупая, визгливая бестолочь с кроличьими ушами, сегодня получит по заднице. — У-у-у-уч-читель… — умоляюще мямлит бестолочь и что-то внутри тает от этой беспомощности, отбивающейся в маленьких стучащих клычках. Жёлтеньких клычках, покрытых гнилостным налётом от проглоченного мусора. Такой укус вполне способен убить, но скорее красочным спектром бактерий, как жалко, что он не кусается, открывать свою зубастую пасть он способен только в компании своих друзей. За спиной учителя. И что же он мог ему сделать, такая маленькая, глупая мразь? Ну просто сил на него не оберёшься. Прекрасно. Под грудой мусора, плавающего в производственных отходах, кабинет учителя, казалось бы, располагаться не может. Ведь учителя не живут на свалке, не под ней, они живут в крохотных обшарпанных квартирках и платят за них деньги - мусор, который на свалках можно встретить, но валяясь среди отходов, кусок бумаги, будет гораздо менее ценным, чем, например, пробитая шина. И вот под такими бумажками, шинами, холодильниками и пустыми бутылками, жадно поглощаемыми учениками, он жил. В комнате, где принимал ванну с душистыми химикатами (которую не принимают люди), за шелковыми розовыми занавесками, а также, в этой же ванне он спал. Он вспоминал свою маму, когда наказывал своих учеников, хотя это странно, ведь его мама такая хорошая и чудная женщина, она так сильно его любит. И он её тоже любил. А потому хреначил учеников по их тупым задницам твёрдой рукой, потому что очевидно, обремененный тяжкой судьбой — думать, в заднице спрятался их мозг и его нужно, во что бы то ни стало, вбить обратно в голову. Как бутылку с кетчупом. Может он выскочит из их дырки для говна, обратно в черепную коробку, где ему самое место? Однако что возьмёшь с детских мозгов? Так и норовят спрятаться в задницах своих носителей. — П-п-пожалуйста, п-п-прос-с… — П-п-пожалуйста, ме-ме-ме, — раздражённый писклявым лепетом, передразнивает его учитель. — Тупая ты бестолочь, Айкис, ни на что негодный монстр, даже насекомое испугать не сможешь! Ну, разве можно устоять перед таким унижением? Это очень приятно! В такие моменты понимаешь, как хорошо быть учителем — унижаешь тупых монстриков, а тебя за это уважают. И боятся. Особенно боятся, потому что страх — это главное и это очень важно понять. Маленький монстр падает на колени, завтра они будут болеть и появятся припухшие синие пятнышки, но сейчас у него очень сильно болела попа и потому, Айкис не заметил, что отбил колени. — М-м-можно я п-п-пойду? — жалобно вымаливает он. — Даже не знаю, Айкис, — издевательски высоким тоном отвечает учитель. — Ты сегодня вёл себя просто отвратительно. Хуже, чем обычно. И очень сильно меня расстроил. Наверное, твой отец расстроится не меньше меня. И жёлтые, детские глазки округлились от страха. — Н-н-нет! — бросается Айкис к начищенным красным туфлям. — Т-только не отцу! Не-не рассказывайте ему об этом! Он же разочаруется во мне! Когда кто-то оказывается около его туфель, всегда хочется чтобы этот «кто-то» их вылизал. Именно по этой причине туфли Громбла всегда были отполированы: за день, количество учеников, что оказываются рядом с этими туфлями лицом — огромное. Уголок рта в усмешке чуть приподнимается, а в подбородок маленького монстра безмолвно тычет красный, притупленный мысок. Айкис отводит взгляд в сторону и стыдливо открывает рот, в нём много клыков, а за ними прячется красивый, толстый, синий язык. И этим влажным, длинным языком он робко проводит по длине багрового резинового покрытия. Он чуть подаётся вперёд, влажный, тёплый кончик оставляет блестящую дорожку на напряженной лодыжке, а после неловкого касания пухлыми бледными губами, возвращается обратно. Прекрасно! Но недостаточно прекрасно. Громбл улыбается шире. Подошвой туфли он оттягивает губу вниз и уверенно проникает внутрь, в щелочку между не сомкнутыми клыками. Интересно, достаточно ли большой у него рот, чтобы вместить целую туфлю? Маленький монстр давится, его хватило только на половину туфельки. Громбл убирает ногу в сторону и недовольно смотрит на Айкиса. Маленький монстр не понимает, что сделал не так, он не понимал, что этому законченному социопату всего было недостаточно. Слишком сильно он провинился, а наказание настолько незначительно, что учительский член даже не принял боевую готовность. Громбл почувствовал лишь лёгкое волнение внизу живота. Этого мало, этим двоим, был очевиден столь странный факт. Учитель снимает туфли, поддевая заддинку мыском соседней ноги, и скрещивает руки на груди. Айкис пугливо моргает, Громбл перебирает маленькие пальчики на ноге, слегка заигрывая, после чего прислоняет толстенький большой пальчик ко лбу маленького монстра. Айкис сглатывает, палец такой холодный, как железные перила в холодное весеннее утро, он отчётливо чувствует его давление. Учитель проводит пальцем вниз, касается лиловых губ, повторяет их контур, оттягивает в сторону нижнюю пухлую половинку и Айкис снова покорно открывает рот. Сначала это смущает, но для монстров это совершенно нормально! Монстрам очень нравятся ноги, не стоит и говорить, что ногти с них — это самое настоящее сокровище для монстров. Конечно, это кажется унизительным, на самом деле, так оно и есть, но это не значит, что оба этих персонажа не испытывали некоторое удовольствие. Причем оба — по самым разным причинам! Тёплый детский рот, обхватывает губами учительскую ступню, скользит горячим, мясистым органом по огрубевшей, но такой чувствительной коже. Маленькие пупырышки, какие по обычаю растут на языке, и даже на языках монстров, проникают в маленькие складочки, Айкис чуть отстраняется, чтобы пососать дрожащие учительские пальчики, а потом снова пытается взять всю ступню в свой рот, чтобы продолжить ласкать её своим пухлым, длинным языком. Громбл глубоко вздыхает. То, что делал ученик, было очень приятным, особенно приятным, когда это часть наказания и он понимал, чьи ножки тут надобно вылизать и за что. Айкис понимает, что брать всю ступню в рот — плохая идея, потому он взял на себя наглость использовать руки. Он поднимает мужскую ногу вверх, чтобы ласкать только предплюсну, пальцы и между ними — самые чувствительные части стопы. Ему казалось, что так будет правильно, хотя маленький монстр всё равно не был до конца уверен в правильности своих действий. О, нет, Айкис, ты был ещё как прав! Что может быть лучше, чем личная инициатива ученика? Такая наглая инициатива. Даже, несмотря на то, что его наказали, он всё равно пытается блеснуть остатками гордости, которые давно уже остались влажным следом на учительской ноге. Ну, раз осталась гордость, то это даже хорошо, это веселее, чем полная покорность, с такими гораздо приятнее работать. — Айкис, что же ты такое делаешь? — усмешливо спрашивает учитель, а у самого уже сбилось дыхание. — И не стыдно тебе за такие пошлые вещи? — С-стыдно… — хлюпает носом Айкис. — Мне очень стыдно. — В таком случае, позволь мне… — он отстраняет ногу и чуть приподнимается с кресла, грозными глазами рассматривая стыдливый, густой румянец на детских щеках. У маленького монстрика от этой картины запершило в горле и внизу, там, где обычно переваривается его обед, застонало граничащее со страхом и ожиданием, неразборчивое чувство. Они совсем одни! Что же сделает с ним учитель? Это так волнующе! А учитель захотел его выпороть. Ну, кто бы не захотел? Если бы вы видели это лицо, с каким Айкис смотрел на своего величественного надзирателя, с какими глубокими вздохами, отводил взгляд в сторону, краснел, прикусывал губу и какие, вероятно, не самые лестные высказывания крутились в его детской голове — у вас не возникло бы вопросов! И самое смешное, что он ничего не может ему сделать! Ну что может противопоставить это маленькое, глупое вечно дрожащее существо такому большому, сильному и свирепому взрослому? Эта мысль возбуждает, но не так, как вы подумали, она возбуждает под другим началом, совершенно противоположным. Громбл снимает плотный, кожаный ремень с пояса, ком в горле Айкиса так сильно разбух, что ему становится тяжело дышать. Он хочет меня выпороть? — со страхом думает маленький монстр. Конечно, хочет, дурачок. Слышится хлесткий шлепок, длинные уши вздрагивают и Айкис жмурится, предчувствуя боль, но она не проступает. Это был пробный удар по воздуху, такой, какой делают для усиления страха. Тело монстрика задрожало и он приоткрывает глаз, чтобы узнать, что же происходит? На что получает удар по лицу. Причем не ремнем, а обласканной, им недавно, ногой. Холодными пальцами Громбл щиплет горячие щёки, и усиленно вдавливает круговыми движениями голову Айкиса в пол, словно какой-то цветок. Эти холодные пальцы для него казались блаженством, щеки были такими горячими, что казалось, плавили его лицо. — Маленький, грязный негодник. Кто же тебя так воспитал? — с наигранным отвращением бормочет большой монстр. — Ни на что негодный, тупой, ничтожный клещ. Айкиса затрясло и он глубоко вздыхает, так громко, что это было похоже на стон. Это и был стон. Чувства так переполняли его, что он просто не мог держать их в себе. Учитель его поймёт, учитель хорошо его понимает. — Ах ты, грязный, пошлый таракан, — усмехается Громбл. — Неужели тебе это нравится? — Н-н-нет, н-не нравится! — противится Айкис тоненьким голоском. И за вранье, Айкиса поднимают на руки и кладут на перекладину ванной. Ему очень страшно! Но в то же время ему очень хочется узнать, что будет дальше и что именно он почувствует. Громбл замахивается толстым ремнем и щедро одаривает маленькие малиновые ягодицы хорошими ударами. — А-а-а-а! — кричит маленький монстр. Ему очень больно, от ударов кожа жжётся, проходит колючей болью по всей окружности румяных половинок, и пытаясь спастись, Айкис подаётся вперёд, маленький, напряжённый бугорок упирается в холодную эмаль, а хлесткие удары продолжают таранить нежные округлости, на что монстр кричит и кусает губы. На жёлтые глазки наворачиваются слезы, и маленький Айкис захныкал. Удары прекращаются, но монстрик этого не замечает, ему всё ещё очень больно, заслуживающее наказания, седалище ныло и кололо, он шмыгал влажным носом и ни о чем не думал, потому что нельзя ни о чем думать, когда тебе так больно. Тёплый шершавый язык припадает к ноющим, мягким детским половинкам, ласково слизывая капли крови, учитель обжигал нежную кожу раскаленным дыханием и Айкис с глубоким вздохом от неожиданности выгибает свою спину. — Ах! — удивлённо ахает маленький монстрик. Он не мог поверить, что учитель сам же зализывает оставленные им увечья, и осознание этого, заставляет его искриться. Если с этим сейчас же что-то не сделать — он задохнется. Он дрожит, частое дыхание сбивчиво, Айкис ненавязчиво расставляет тощие ноги в сторону, чуть наклоняясь. Ученик, с детской верностью, вручает свою попу в когтистые, латексные лапы. Он чувствует чуть посасывающие поцелуи прямо в ранку и это взрывает его мозг! Как умеют целовать ранки взрослые, оказывается, это может быть невероятно приятно, гораздо лучше, чем поцелуи мамы. Это делается с такой аккуратной страстью, учитель всегда знает как лучше. Но не только Айкис был на пределе. Внизу учительского живота отчётливо пульсировали все десять дюймов. Очевидно, маленькая попа его ученика была не способна принять такого монстра, даже если бы он хорошо подготовил его, а ведь он подготавливал, как же иначе, так часто оставаться после уроков — чем же ещё заниматься учителю и ученику, не чтению нотаций же? Маленький монстр жалобно всхлипывает, румяные округлости его дрожали, и желаемая дырочка то сужалась, то расширялась, словно, вопрошая — поласкает меня кто-нибудь? Айкису очень хотелось, чтобы его поласкали или хотя бы ударили, сделайте с этой дырочкой уже хоть что-нибудь! Какой кошмар, что же несчастному учителю делать дальше? Чем дольше ему приходилось размышлять, тем больше он злился, а когда он злился, ни о какой аккуратности и речи не шло. — Ну ладно, так и быть, я освобождаю тебя от занятий на завтрашний день, — ворчит Громбл. — Но только завтра, никаких больше поблажек, ты меня понял?! — Д-да, с-сэр… — мямлит Айкис в ответ. Ему было плевать на то, о чем снова ворчит старый дурак, в приоритете у Айкиса был его здоровенный хрен, который он так жаждал почувствовать в себе. Или не жаждал, Айкис не понимал, чего он хотел, но был уверен, что всё ему желаемое определённо известно его учителю, и он доверился. Очень зря, ведь взрослые мужчины, и даже монстры, очень эгоистичные, когда дело касается таких приятных вещей как секс. Но Айкис ещё маленький монстр, откуда ему это знать? Из дисков с человеческой порнухой, часто находимых на помойке, много знаний не получишь, знаете ли. Чтобы всё прошло не так ужасно, как непременно произойдёт, Громбл выливает на детскую попу большое количество какой-то сильно пахучей слизи. Холодная, будто ледяная, густая жидкость стекает по напряжённым ягодицам и Айкис вздрагивает. Его глаза такие широкие, такие испуганные, он явно был не в себе. Плохой-плохой, учитель, ну кто же этим пользуется? Монстр забирается передними ногами на перекладину ванной, аккуратно подходя сзади. Он был не так близко, но Айкису казалось, что он мог почувствовать этот мужской животный жар, сводящий его с ума. Маленький монстр не был к этому готов, он думал, что готов, но как это обычно бывает, он очень сильно перепугался и передумал, ведь одно дело играть, а другое, когда в тебя проникают чем-то, что принадлежит другому, к тому же твоему учителю, и очень-очень большому монстру. Айкис занервничал и попытался выбраться, но его оперативно потянули за длинные кроличьи уши. — С-стойте, с-сэ…! — Будь взрослым монстром Айкис, бери на себя ответственность. Очень-очень массивная мясная и влажная штука слегка поцеловала сфинктер монстрика, и Айкис забился в такой истерике, какую он ещё никогда не устраивал. Он заплакал и завизжал, да так, что весь настрой, который они так долго создавали, взял и убрался подальше. Громбл устало закатил глаза. — Ну что за тупая бестолочь… Честно говоря, и он сам не ожидал, что до такого дойдёт. Может оно и к лучшему? Верно, достаточно с него унижений на сегодня? Он его и избил, и выпорол, и ноги тот ему облизал, осталось только хер отсосать. Ну, это потом как-нибудь. — Я не достаточно уверен в том, что ты и правда не хочешь этого, — издевается он, размазывая предсеменную жидкость по пульсирующему сфинктеру. — Я что-то не расслышал волшебные слова, которые, произносят воспитанные монстры, когда они просят что-то прекратить. — М-п-пожа-алуйста, — захлебывается в слезах Айкис. — П-пожалуйста, не делайте этого. — Сердечно молишь меня, да? — улыбается Громбл широкой улыбкой, кончик почти вторгается внутрь и детское тело под ним бьётся в судороге. — Да! Да! Да! — не выносит монстрик. — Я ничтожный червь молю вас, пожалуйста! А к этому можно привыкнуть. Не то чтобы он не привыкал, просто именно это дрожащее тельце было самым желанным и сладким, ведь именно его он не получал. — Ладно, — ворчит учитель, слезая с монстрика. — Вали нахер с глаз моих. А то запах лютиков мне все ноздри прожег. Айкис резко встаёт, такой приток адреналина ещё долго не позволит ему спокойно сидеть на месте. — С-спасибо, с-сэр, вы очень л-любезны. — Выметайся! Ну это уже было сказано привычным тоном, Громбл успокоился, и ученик уже не чувствует себя слишком виноватым. Это не смотря на то, что его унизили и чуть не изнасиловали, и это ещё он считает себя виноватым. Обычно, в таких страшных случаях обращаются за помощью или рассказывают друзьям, ведь это настоящая психологическая травма. Но Айкис не такой, Айкис там был не в первый раз и он непременно попадёт туда ещё. Он попадал туда не просто так. И об этом никто. Никогда. Не узнает!