***
Казавшееся бесконечным небо постепенно сгорало в огне вечерней зари: от края и до края пестрело всеми оттенками красного и оранжевого, отчего казалось, что где-то далеко, за горизонтом, начался пожар, и его зарево отражается на небосводе. Воздух, такой жаркий, что, несмотря на вечерний час, заставлял задыхаться, открывая рот для нового вздоха, и не приносил ни капли столь желанного облегчения. Лёгкая вечерняя пробежка, ставшая с недавнего времени традицией, затянулась дольше обычного, но своей размеренностью и привычным ощущением напряжения в слегка усталых мышцах понемногу успокаивала хаотично мечущиеся мысли, что не прекращали терзать разум вот уже долгое время. Движение заставляло собраться и физически и мысленно, позволяя обдумать сложившуюся ситуацию, расставляя всё по полочкам в надежде найти хоть какой-то выход: что-то, за что можно ухватиться, чтобы создать хоть какое-то подобие нормальной жизни. Так хочется, чтоб все проблемы решались легко и быстро, как по взмаху волшебной палочки. Но, к сожалению, так не бывает. Она остановилась, и, устремив взгляд в пылающее, словно огнём, небо, чувствовала будто в нём исчезают все её надежды и мечты на счастливое, казалось бы, будущее — всё, ради чего она жила до этого; всё вокруг словно разбивается вдребезги, как хрупкий хрусталь, на миллионы осколков, впивающихся в самую душу, выжигая её дотла. «Что же делать?» — единственная мысль, терзающая девушку, и на которую так и не удалось найти ответа, впивалась в мозг и разъедала не хуже серной кислоты. Взглянув на часы, она поняла, что не стоит затягивать с возвращением домой. Дорога домой не заняла много времени, и, закрыв за собой дверь и скинув с ног обувь, Маринетт прошла по небольшому узкому коридору в комнату, которая была одновременно и гостиной и спальней. Потянувшись и выудив из шкафа чистое полотенце, она направилась в крохотную ванную, собираясь принять душ и смыть скопившуюся за день усталость. Её квартирка была настолько дешёвой, насколько и маленькой: никакой ванны, даже умывальника не было — простой поддон и кран с душем, одинокая полка для банных принадлежностей и маленький полотенцесушитель, на который и вешались чистые полотенца и бельё. Скинув одежду и затолкав её в корзину, Маринетт принялась осматривать себя, как привыкла делать уже давно, каждый раз прицокивая языком, когда обнаруживала новые синяки, ссадины и царапины на своём многострадальном теле. — М-да уж, — грустно усмехнувшись, протянула она, рассматривая сегодняшнее пополнение. — Такими темпами скоро можно будет говорить, что это такой своеобразный бодиарт. Наделать снимков и организовать выставку: Нат поможет организовать, а Алья сможет осветить в прессе. Дюпэн-Чен грустно усмехнулась самой себе. С некоторых пор ей больше не с кем разговаривать, не с кем делиться переживаниями. Бывшие одноклассники живут своей жизнью, и хоть она изредка и встречается с Алей, которая всегда в курсе всего, но не рассказывает ей, как прежде, о своих проблемах. С тех пор не может. С тех самых пор, когда родители… Она всхлипнула, но, сморгнув навернувшиеся на глаза слёзы, продолжила изучать отметины на своём теле. Россыпи давних, похожих на причудливые созвездия, и сравнительно свежих, выглядящих как далёкие галактики, синяков и ссадин стали давно привычными, на которые уже и внимания не обращаешь, и которые никак не относятся к геройской жизни. Как иронично: ни одно ранение, полученное в костюме Ледибаг не оставляло следа на коже, лишь те, которые Маринетт заработала в своём «повседневном» облике, оставались на её теле горьким напоминанием того, кем она является сейчас — жалкой неуклюжей девушкой, лишившейся всего. Чтобы не разреветься совсем, она, быстро закончив с осмотром и, проведя в душе каких-то полчаса, вернулась в единственную комнату и, устало опустившись на незаправленную с утра постель, уставилась усталым взглядом в окно. Эта привычка тоже появилась совсем недавно. Торопиться некуда — можно просто сидеть расслабившись, вытянув ноги и откинувшись на спинку кровати, смотреть в окно и не думать ни о чём. Маринетт смотрела перед собой невидящими глазами; перед мысленным взором проносились видения, ставшие такими же привычными, как и синяки на коже, без которых никак не удавалось уснуть. Она ждала. Каждый день ждала чуда. Чуда, которое поможет ей перестать чувствовать эту бесконечную боль. В конце концов, расслабившись после очередного, проведённого в мучительных раздумьях, дня и закрыв глаза, она погрузилась в сон, в котором к ней слетал ангел и смахивал слёзы, прочертившие влажные дорожки по щекам, своей нежностью заставляя улыбаться как в далёком-далёком детстве, когда всё было хорошо. В этом сне Маринетт засыпала у него на руках под пение дождя, шумящего за распахнутым настежь окном, и, слушая этот размеренный гул, верила, что где-то там, где кончается край неба, она наконец-то найдёт свой потерянный рай.***
Он знал. И это знание давило неподъёмным грузом, заставляя сходить с ума, корчиться от бессилия и невозможности что-либо сделать и как-либо помочь. Единственное, что оставалось — наблюдать из тени, словно преступник следить за чужой жизнью, забыв о своих желаниях, мечтах и надеждах, не приближаясь и не отступая ни на шаг от своей жертвы. Каждый день уже много лет он наблюдал за ней, и, зная всё: как она росла, училась, работала, с кем проводила своё время, — не мог понять почему до сих пор так и не подошёл, не раскрылся, ведь тогда он смог бы предотвратить то, что произошло; они бы смогли быть вместе и вместе справляться с появляющимися проблемами. Он был готов на всё ради своей любимой, на всё, кроме одного — раскрытия. «Как она отреагирует? Что скажет? Прогонит?» — эти мысли заполонили его голову, не давая возможности трезво думать. Страх оказаться ненужным сводил с ума, лишал рассудка, вгрызался в подкорку, ломая, уничтожая, изменяя, вызывая дикое желание обладать единолично, быть единственным во всём мире. Этот страх в своё время заставил трусливо сбежать в момент, когда его помощь была необходима, когда он был нужен. Да, он трус, даже сейчас. Был, есть и будет. Он знал, какой помощи от него ждут, но боялся. Боялся потерять то последнее, что ему было позволено. Он не думал о том, что будет дальше, жил одним мгновением. Днём — работать: улыбаться, быть послушным, выполнять все требования, не раздумывая долго (быстрее сделает — быстрее освободится); вечером — наблюдать. Дома появляться лишь для того, чтобы пополнить запасы сыра в сумке, без которого не выйдет пробраться в её комнату ночью. — Напрягись! Осталось немного, и прервёмся. Сегодняшние фото произведут фурор, — слишком громкий голос фотографа, похожий на кваканье, не задевал внимание Адриана, погружённого в свои мысли, но автоматически выполняющего всё, что требуется. — Перерыв! Устало откинувшись в удобном привезённом специально для него кресле и не заботясь о костюме, Агрест предавался мечтам. Он мечтал, как снова увидит свою Леди, пусть и не в геройском костюме, но увидит; как прикоснётся к её мягким волосам, сотрёт дорожки слёз и обнимет. Как бесконечно мало нужно для счастья, и как бесконечно много. Достаточно лишь иногда быть рядом, но хочется проводить вместе всё время; достаточно лишь прикоснуться, но хочется сжать в объятиях; достаточно быть незаметной тенью, но хочется стать целым миром. И так постоянно, всё время, порой забывая даже себя… День, тянувшийся, казалось бы, целую вечность, подходил к концу, и надо было собираться. Положив в сумку столько сыра, сколько только возможно, Адриан напоследок окинул усталым взглядом просторную комнату — положение обязывает жить в огромном, слишком большом для одного, доме — вздохнул и вышел, захлопнув за собой автоматическую дверь. В тёмном и малоприметном переулке между домами став Котом Нуаром, он пробирался привычным путём, скрываясь в тени домов и деревьев, стараясь быть незаметным, пока не приблизился к знакомому зданию. В считаные мгновения Кот оказался возле распахнутого окна; он уже давно изучил распорядок живущей здесь девушки и появлялся, когда она засыпала — единственное время, которое мог быть рядом и не бояться, что его увидят. Ночью Адриан был словно древний демон, что бесплотно проходит сквозь стены и похищает дыхание у спящих, выпивая его и наслаждаясь. Заглянув внутрь и убедившись, что Маринетт спит, он тихонько пробирался в комнату и садился рядом с кроватью; жадно всматривался в лицо своей любимой, касался когтистыми пальцами её нежных щёк, зарывался носом в её чуть влажные после душа волосы, вдыхая желанный запах; обнимал, переползая на постель к ней поближе, и прижимался всем телом в надежде ощутить её тепло сквозь свой костюм, магический материал которого не позволял даже этого. Кот приходил каждую ночь. И каждую ночь он охранял сон Маринетт, шёпотом приговаривая, что всё будет хорошо, убеждая в этом скорее самого себя. И каждый раз его глаза светились всё безумнее в своём желании защитить: — Не бойся, я буду рядом. Буду охранять твои сновидения до рассвета. До самого рассвета… — Его голос был тихим, похожим на шелест ветра и шум дождя, под которые так легко засыпается. — Спи, Моя Леди, засыпай у меня на руках, и я подарю тебе тот рай, который ты так отчаянно ищешь; который так далеко — там, где кончается край неба. Ты обязательно найдёшь его — свой потерянный рай.***
Кот лежал с Маринетт, прижимаясь к ней и обнимая руками, до самого утра, шевеля своим равномерным дыханием волосы на её макушке. Он не торопился покидать тёплую постель спящей девушки, так как знал, что она никогда не просыпается рано, и у него есть время насладиться её безмятежным личиком в рассветных лучах. Легко подрагивающие ресницы, изредка поджимающиеся губы, мягкие волосы, разметавшиеся по подушке — во сне Маринетт была такой беззащитной, что хотелось её защитить и укрыть от всего, оградить ото всех забот ещё сильнее. Утро — время ничегонеделания и любования, расслабления и наслаждения вседозволенностью, ведь она не откроет глаз, пока он рядом. Утро — время нежного поцелуя — единственного, что он может себе позволить, боясь сорваться в своём неуёмном желании безраздельно владеть. Лишь лучи утреннего солнца забрезжут на горизонте и осветят два сплетённых в нежных объятиях тела — ночью она поворачивается к Коту и тоже обнимает его, нежно и ласково, будто любит трепетно — можно наслаждаться взаимными, стоит себя убедить в этом совсем немного, чувствами и ощущать бесконечное всепоглощающее счастье. И не думать о том, что будет после. А после придёт усталость, вязкая и затягивающая, словно в омут, от которой никуда не спрятаться, не убежать. Усталость быть хорошей, усталость быть хорошим; оправдывать чужие ожидания, исполнять чужие мечты, забывая о себе дни за днями, заботиться о других без надежды на то, что кто-то, хоть кто-то позаботится и о тебе. Дни, проведённые в работе и тянущиеся бесконечной вереницей, разговоры с важными и не очень людьми, прогулки с друзьями, ставшие обыденностью, мелкие бытовые дела, выматывающие окончательно. И ночи, такие нужные, такие желанные; когда ты не один, когда ты не одна; когда вы вместе, но врозь. И ничего с этим не сделать. «Как бы я хотел забрать твои тревоги. Подставить ладони, чтобы ты заполнила их своей болью от полученных ранений, печалью от болезненных воспоминаний, страхом гулкой темноты, отдавая всё, что может тебе навредить. Хочу, чтобы ты никогда не знала, как жизнь разбивает все надежды и мечты». «Как бы я хотела, чтобы ты никогда не знал, как сгорает в огне небо, унося пепел пылающего особняка и разбивая на частички твоё сердце. Хочу, чтобы ты никогда не знал, как жизнь разбивает все надежды и мечты». Всё, что нужно — притвориться, что спишь. Всё, что нужно — притвориться, что веришь в это, и прошептать, заходясь от желания сжать в своих когтях и никогда не отпускать: — Расслабься. Всё будет хорошо, я обещаю тебе.***
Обнимая всё крепче и всё сильнее впиваясь в бока, погружая пальцы одной руки в мягкое податливое тело, Кот смотрел в широко распахнутые, благодарные и наконец-то счастливые глаза и безумно шептал: — Тебе нужно отдохнуть, моя Леди. Засыпай, и в мире снов ты найдёшь свой рай и исполнишь все свои надежды и мечты. Спокойной ночи, Моя Леди. Спи, я буду с тобой, буду охранять твой сон. Вечно… Рука Маринет легко лежала на щеке Кота, прижавшегося своим, истекающим кровью, боком к её такому же, распоротому острыми когтями. Засыпай…