Ручной король

До этого Фран никогда не бывал в штатах и сомневался, что когда-нибудь приедет сюда еще. С помощью одной бумажки босс засунул их в Техас, желая, чтобы его элитные бойцы сдохли от жары, не иначе. Сначала Фран был вполне доволен дислокацией миссии, он всегда хотел побывать на Диком Западе, посмотреть на ковбоев, покататься на лошадях и купить в подарок семпаю самую идиотскую соломенную шляпу, которую удастся найти. Возможно, их привезли в какой-то неправильный Техас, но ни одного ковбоя Фран до сих пор так и не увидел. Была только сорокоградусная жара, от которой у семпая сплавились мозги, превратившись в розово-молочную жидкость, текущую через уши. Были галлюцинации о текущей через уши жидкости. И был Бельфегор, что само по себе было в десятки раз хуже аномальной жары. Фран думал, что их миссия будет проходить в какой-нибудь пустыне, где он сможет нацепить ковбойскую шляпу, надеть солнцезащитные очки и колесить по пропыленной дороге под изнуряющим солнцем, аккуратно объезжая попадающиеся на пути перекати-поле. Он бы даже отрастил усы и купил кожаный ремень с огромной пряжкой. Некоторые грандиозные недочеты в своем плане Фран заметил уже позже. Самым прискорбным из них было то, что у него не росли усы, второе место занимало отсутствие водительских прав и перекати-поле. К тому же, вместо пропыленных дорог с растущими по обочинам дикими кактусами, он получил цивилизованный город с развитой инфраструктурой, высоким уровнем ВВП и прогрессирующей системой образования. А ковбойскую шляпу тут не носил даже губернатор. Фран ездил на такси, стоя в шумных пробках в час-пик, а в машине у водителя не работал кондиционер. От его мечты осталось только раскаленное солнце, иссушающее его тело изнутри. А Бельфегору было как будто все равно. Он ведь был принцем какого-то сказочного зимнего замка, к тому же у него было ледяное сердце, и пылающий воздух казался ему приятным ветерком. Фран втайне надеялся, что он растает и высохнет лужей на горячем асфальте. С недавнего времени у Франа было два Бельфегора. Это был, как коктейль с двойной порцией водки или две ядерные бомбы по цене одной. Копия его семпая улыбалась широкой улыбкой, восседая в гостиничном кресле, как на троне. Цель безумной миссии Фран выяснил уже тогда, когда Армагеддон случился, и исправить было ничего нельзя. Они всего лишь должны были забрать принца Расиэля из его южного царства и вправить ему мозги. То совещание, где дон Вонголы твердил о том, что семья должна оставаться семьей, о том, что мафиози – люди чести, о том, что Вария – не банда обыкновенных убийц, и в такое тяжелое время им не нужны распри в семье. Слово «семья» он повторил десять тысяч раз за две минуты. Мягкая романтичная речь о дружбе, любви и предательстве тонко намекала, что это железный приказ, ослушаться которого означало неповиновение семье. В конце своей речи, босс как будто невзначай упомянул омерту. Занзас в ответе как бы невзначай упомянул, что они — отряд независимых убийц, подчиняющихся девятому Вонголе, а распри в семье Савады их не волнуют. Заткнуть их босса смог только прямой приказ от девятого Вонголы. Именно из-за этого старого козла, Фран сейчас вынужден пить это пойло с двойной порцией водки. Бельфегор не сомневается, что на самом деле его примирение с Расиэлем – сплошная фикция, вынужденная мера, поскольку для семьи сейчас наступили тяжелые времена и нужно изолировать любых противников, способных напасть исподтишка. К тому же, им могли понадобиться способности фальшивого Погребального Венка. А после того, как все закончится, ему можно будет преспокойно снести Расиэлю башку. Фран впервые видел семпая таким щедрым. Казалось, что не было старых обид, как будто никто никого и никогда не пытался убить. Его часто посещал соблазн заставить близнецов прыгнуть с обрыва созданного им Гранд-Каньона или завести их иллюзией в бескрайнюю пустыню, случайно забыв о них. Что угодно, лишь бы прекратить этот обмен любезностями. — У тебя бесполезный кохай, Бел. Как, впрочем, и ты сам. Бельфегор потеет, как шлюха в церкви, и челка мокрыми стрелочками ложится на его лоб. Они только что потеряли пульт от кондиционера, а техник обещался быть еще два часа назад. Ну, как потеряли. Просто после пары неудачных попыток включения, Бельфегор метнул его в старенький кондиционер, причинив им обоим смерть. Фран искренне надеялся, что кто-нибудь из близнецов теперь задохнется. С выжившим им бы пришлось спаковать вещи в срочном порядке, и оставить приятный подарок ремонтнику оборудования, в благодарность за ожидание. Бел проводит сухим языком по губам, и Франу кажется, что он слышит, как они шуршат и трутся друг об друга от недостатка влажности. — Он самый лучший. Сам попробуй. Защищать мальчишку и пытаться доказать, что он – одно из самых чудесных творений матушки-природы, Бел пытается теперь постоянно. Их гостиница находится совсем не в туристическом районе – слева здание психбольницы, а справа – клинический центр абортов. По обеим сторонам от них убивают людей. Слева препарируют душу, справа лишают возможности выжить. Пачками. Три раза в день, с девяти до четырех. И вся преступность прикрыта благообразными речами помощи и заумными медицинскими терминами. Франу даже стыдно, что он живет в сверхсовременной Италии, и до сих пор нелегальный убийца. Он думал, что они будут жить рядом с каким-нибудь ранчо, обнесенным штакетником, треснувшими оконными стеклами, в рамы которых забилась дорожная пыль. В таких местах двери не закрывают даже ночью, а заблудившихся туристов всегда готовы напоить свежим молоком. Бельфегору бы понравился такой молочный храм. На таких фермах рождаются самые кровожадные и жестокие убийцы. Вдали от центров искусственного прерывания беременности и сумасшедших домов, в отдаленных местах, где детишки начинают свою грандиозную преступную карьеру с отрезания головы соседской кошки. Соседи не слишком горюют об утерянном питомце, покупая новую жертву для маленького маньяка. Растущий организм должен правильно убивать. Фран надеялся, что они попадут на одно из ранчо, где он сможет с наступлением темноты хорошенько пошарить, что находится под старыми скрипящими досками, неплотно приколоченными к полу. Но теперь он плавится от жары в гостиничном номере, где ближайшие маньяки в округе орудуют скальпелем и электрошокером, и убивают они путем трепанации черепа, под анестезией. Ему кажется, что если он сейчас встанет с кровати, на белых простынях останется его влажный силуэт, отпечатавшийся в раскаленном матрасе. Фран не успевает провести свой маленький эксперимент — над ним уже склоняется Бельфегор, тяжело дышащий через рот. — В чем дело, семпай? Эта койка уже занята. Вы должны создать дедуктивную цепочку, логический вывод которой будет заключаться в том, что вам следует найти себе другое место. Это ведь не так сложно, да? Бельфегор наклоняется ниже, его губы оказываются сухими, а от горячего дыхание становится совсем душно. Каждое прикосновение раздражает, Франу хочется отодвинутся, хочется попросить, чтобы его не трогали, но предприимчивый Бельфегор уже сжимает его запястья, заводя руки над головой. Фран только теперь замечает, что в комнате они остались вдвоем. Бельфегор творит действительно невероятные вещи, когда они остаются вдвоем. Например, сейчас он просит. Почти умоляет. — Ты же знаешь, у принца должно быть все самое лучшее. Ты самый лучший… Я буду нежным, я буду таким нежным… До Франа не сразу доходит смысл его просьбы, он понимает уже тогда, когда Расиэль выходит из ванной, с полотенцем, повязанным вокруг бедер. Он смотрит на Бельфегора, который последние пару дней пытается доказать своему брату, что он – истинный наследник престола, что его игрушки – самые лучшие и высококачественные. Бельфегор даже не использует ножей, чтобы снять с Франа майку. Он аккуратно берется за подол, освобождая его от одежды. Впрочем, Фран и сам полчаса назад подумывал о том, чтобы раздеться, но потом решил, что провоцировать и так взбешенного принца не стоит. Жаль, что все это было бессмысленно. Бельфегор копается в его ремне, пока Расиэль оглаживает пальцами выступающие ключицы Франа. Однажды Бельфегор сказал, что может пересчитать все косточки в теле Франа, даже не вспоров его ножом. Мальчишке достаточно просто раздеться. Штаны на нем держатся только при помощи ремня, они широкие и оставляют призрачный намек на задницу, растянутая майка при каждом неловком движении обнажает мальчишеские соски и выступающие ребра. Тазовые косточки вот-вот распорют молочно-белую кожу, а запястья можно легко сломать, если сжать посильнее. Фран отчетливо помнит тот день, когда он пришел к патлатому капитану-болвану с вывихнутым запястьем. Просто Бельфегор был не сведущ в тех отраслях медицины, где не нужно ничего вскрывать, резать и потрошить. А кроме вывихнутого запястья у Франа были следы от веревок и яркий засос на шее, похожий на вспоротую рану на выбеленной коже. Сейчас, Фран уже привык закрывать раны на шее простенькой иллюзией, которая выводит Бельфегора из себя. Расиэль неосторожно переворачивает его на живот, и, как будто бы стеснительно, стаскивает полотенце со своих бедер, кладя его рядом. Должно быть, чтобы иметь возможность укрыться от любопытного колкого взгляда брата, скользящего по его паху, как нож входит в масло. Бельфегор поднимает голову Франа за подбородок, и мальчишка делает отчаянную попытку молчаливой просьбы. Бел все прекрасно видит и понимает, но проводит большим пальцем по губам Франа, отвлекаясь на язвительный голос брата. — И какая часть твоего кохая самая лучшая? Бельфегор задумчиво щурится, он, словно, и не возбужден вовсе, но потом улыбается, пренебрежительно пожимая плечами. — Принцу лень меняться. Только не переворачивай его лицом, он больше любит на четвереньках. Правда? Бел сжимает пальцы на щеках иллюзиониста, наклоняя свое лицо к нему. — Тебя когда-нибудь трахали в обе дырки, Франни? Фран безразлично смотрит на принца, упираясь в мягкий матрас коленями и локтями. У него никогда не было проблем с выдержкой. — Только вы, Бел-семпай, и не одновременно. Вас, как всегда, подводит память? Бельфегор смеется, давя на затылок Франа, заставляя мальчишку опустить голову вниз. — Я же говорил, что он будет согласен. Фран опускает голову, прикладывая ее ухом к кровати. Он проклинает эту захудалую гостиницу, где единственное зеркало – на двери раздвижного шкафа-купе, в полный рост. Он не только чувствует, он видит, как Расиэль проводит вдоль его позвоночника пальцем, собирая липкий пот, проталкивая его в узкую дырочку между ягодиц. Он видит, как края плоти расходятся, уступая место мягкому натиску пальцев, как влажно блестит самое сокровенное место, которое он решился показать только Бельфегору, а Бел теперь сдает его в аренду всем, кто пожелает. Фран безразлично наблюдает за изящной рукой Расиэля, водящей пальцами вдоль его члена, в то время как другой рукой он растягивает мальчишку, раздвигая пальцы внутри него. Фран отстраненно думает, а не вырвет ли его, если он и дальше продолжит познавать секреты собственного тела. Покрасневшая, как воспаленное больное место, как злокачественная опухоль, дырка тошнотворно блестит, поддаваясь пальцам Расиэля. Фран почти благодарен Бельфегору, заставившему его поднять голову, чтобы было удобней толкаться головкой между стиснутых зубов. Единственные эмоции, которые мальчик себе позволяет – это злой взгляд исподлобья, должно быть, не возымевший должного эффекта. Интересно, каким должен быть взгляд у человека, чтобы его воспринимали серьезно даже с членом во рту? Пот льется ручьями, и Фран находит единственный положительный момент в сексе – ему не нужно двигаться. Достаточно просто стоять на четвереньках и ждать, пока они кончат, толкаясь в него с обеих сторон. Бел ускоряется, и Фран всерьез думает, что сейчас задохнется, он уже почти не может дышать, а к горлу подкатывает волна тошноты, отступающая, когда его наставник двигается назад. Головка упирается в глотку, мягко вспарывая небо, оно, наверняка, такое же красное, как и та воспаленная опухоль между его ног. Больше всего на свете ему сейчас хочется прополоскать горло настоем ромашки, чтобы избавится от этой грязи и отбить вкус смазки, потоком текущей из члена Бела. Расиэль хватает его за волосы, и Фран непроизвольно слегка прижимает зубы, на минуту забывшись. Бельфегор впивается пальцами в его плечи, передавая ему свою боль. Расиэль смеется своим гнусавым смехом, оглаживая пальцами мокрую спину иллюзиониста, он вставляет ему до упора, на мгновение, прижимаясь к его бедрам. Расиэль протяжно стонет, но кончает Бел, сливая сперму в горло Франу, не давая ему возможности отстранится. Иллюзионист морщится, чувствуя, как вязкий ком прокатывается по гортани и дальше по пищеводу, совершенно не отличимый по консистенции от какого-нибудь йогурта или хорошо перемолотой манной каши. Фран опускает ресницы, самостоятельно насаживаясь на член Расиэля, чтобы побыстрей прекратить этот похотливый кошмар и пойти купить ромашковый отвар в ближайшей аптеке. Бельфегор опережает его, брезгливо смотря на то, как Фран начал с охотой отдаваться Расиэлю. Он тянет мальчишку на себя, укладывая его между своих ног, и трясет кулаком в воздухе. Вверх-вниз. — Можешь додрочить себе. Расиэль улыбается, наваливаясь на них сверху. Ему хватает пары секунд и простенького отвлекающего маневра. Фран непроизвольно мычит от боли из-за неудобного положения и огрубевших толчков, а Расиэль целует брата, пользуясь растерянностью Бела. В тело Франа в очередной раз вливается теплая вязкая жидкость, и Расиэль довольно шипит над его ухом, копируя своеобразный смех семпая. Мятые влажные простыни пропахли потом и бесконечным отчаянием Франа. Он дрожащими руками нацепляет на себя майку, опуская полу так, чтобы она закрыла его бедра и не эрегированный член. Фран скользит взглядом по влажному члену Расиэля, который тоже, наверняка, пропах его отчаянием, и Расиэль спешит прикрыться коротким набедренным полотенцем, предназначенным, кажется, для лица. — Он — бревно. Расиэль неприятно смеется, поправляя диадему. Она выглядит гораздо лучше, чем у Бельфегора – серебро блестит, зубья идеально выровнены. Наверное, Бельфегору, все же, никогда не стать королем. Он обращается с семейными реликвиям почти по богохульски. Серебро его диадемы почернело, а кровь с зубцов и грязь из уголков сплава он вымывает обычной проточной водой, заходя в душ. — Он не виноват, что не захотел тебя. Фран хочет сказать, что он вообще-то не хотел никого никогда, кроме Бельфегора, но вовремя прикусывает язык, поднимаясь с кровати. Он почти удивляется своевременности техника, замершего в коридоре. Фран обижен – техник наверняка не был занят больше него самого. Чинил кондиционеры в соседней психбольнице или обедал в маленькой забегаловке напротив. Наврядли он был занят минетом или сексом с двумя мужчинами одновременно. Хотя, Фран не исключает. В любом случае, этот простой парень с зализанными назад волосами, щедро смазанными гелем, мог бы прийти в другое время, нежели тогда, когда Франа имели два мужика. Член обслуживающего персонала не может отвести взгляд от обнаженных бедер Франа, и иллюзионист только сейчас понимает, что по его ноге стекает белая вязкая сперма. Глупо надеется, что работник отеля примет ее за йогурт, да и откуда взяться йогурту между ног Франа. Бельфегор кутается в простыню, царственным жестом показывая, где у них тут кондиционер, а Фран только теперь осознает, почему принц предпочел трахать его в рот, лицом к нему. Фран всегда думал, что скорее из его глаз потечет йогурт, но по щекам скользят слезы, и ему не хватает воздуха из-за непроизвольных всхлипов и приглушенных завываний. Расиэль подхватывает его в тот момент, когда он почти оседает на пол, проводит пальцем по внутренней стороне бедра, собирая сперму, и подносит к губам Франа. Бельфегор спешит на помощь, как настоящий супермен. Он и шокированного техника сориентирует в пространстве, и не даст брату накормить Франа спермой, и спасет его, и мир. Весь мир. — Все же, я не понимаю своего брата. Расиэль привычно улыбается, но Фран на него даже не смотрит. Сейчас ему важнее повозмущаться до глубины души на тему того, почему он должен таскать семпаю суши за свой счет. Он даже не думал, что в Техасе есть суши. А как же коронное блюдо всех пригородных заброшенных ранчо – стейк из человеческого мяса? Боссу бы наверняка пришлось по вкусу. Фран лениво провожает взглядом такси с рекламой суши-бара на боку, сулящую самые низкие цены в Техасе. Вот где нужно было покупать еду для принца. — О чем вы? Расиэль поводит плечами, доставая из футляра солнцезащитные очки. — Сколько тебе? Четырнадцать? Пятнадцать? Он позволил разложить на двоих ребенка, мальчишку. Это не достойно принца. Это даже для мафии слишком. Но мы же теперь семья. Расиэль прижимается к нему бедром, и Фран неловко взмахивает пакетом с едой. — Вы действительно уверены, что хотите причисляться к клану земноводных? Улыбка Расиэля моментально гаснет. Он совсем не такой, как его брат, наверное, поэтому они друг друга и не понимают. Расиэль похож на настоящего принца, с гладкими волосами, выбеленными Техасским солнцем, немного жеманными манерами и красивой осанкой, словно он постоянно пытается удерживать на голове несуществующую книгу. У Бельфегора трогательно вьющиеся волосы, превращающиеся по утрам в какой-то невозможный вертикальный предел, грубые жилистые руки, искрещенные сеткой мелких шрамов, полученными в изматывающей гонке по приручению ножей, а ходит он немного наклоняясь вперед – так легче переносить вес оружия. Расиэль – принц, готовящийся принять престол, а Бельфегор просто оборванец, внебрачный ребенок придворного слуги, который неудачно развлекся в пятничном Глазго, где-нибудь в дешевом мотеле. Они проходят мимо огромного белого здания, окруженного высокой белокаменной стеной так, что нет никакого шанса подглядеть, что внутри. Фран видел это место, похожее на большой курортный отель, он знает, что находится за высоким ограждением. Какой-то жилой комплекс, где каждая уважающая себя знаменитость должна иметь квартиру. Из тех, где умная техника самостоятельно наливает тебе горячую ванну к возвращению, а ужин, приготовленный высококлассными поварами, поднимается в квартиру по специальному буфетному шкафчику, так, что даже выходить никуда не нужно. Знаменитости тратят бешенные деньги, чтобы на случай, когда они окажутся в Остине, штат Техас, можно было без проблем подъехать на своем Порше к белому зданию и получить свою горячую ванну и стейк с кровью. Музыканты и кинозвезды, дерущиеся за каждый квадратный метр, соревнующиеся за право пару раз в месяц получать банку бесплатного дешевого шампуня и кондиционера для волос. Чтобы пересечь границу, отделяющую этот храм от всего остального мира плебеев, нужно иметь несколько платиновых альбомов или гонорар, сумма которого стремится к бесконечности. Такие квартиры не по карману даже принцам. Фран все это знает, потому что в один особенно унылый дождливый вечер в варийском особняке произошел сбой кабельного, и для коротания одинокой ночи у него был выбор между рассказами про то, как живут знаменитости, и какой-то программой на китайском языке. Забавные китайцы гоняли по паркету мячики для пинг-понга, пытаясь провести их через ноги соперника, хватались за голову, кричали и говорили со скоростью тысяча слов в минуту. Он предпочел унылую программу на родном итальянском, и теперь Франу известны все маленькие секреты знаменитостей, останавливающихся здесь. Строго говоря – не все. Вторую часть программы он пропустил. Тогда пришел Бельфегор и развалился на второй половине дивана, заявляя, что если в ближайшие три минуты не произойдет ничего из ряда вон, он умрет со скуки. Кое-что произошло, и к концу программы Фран был обогащен своим первым интимным опытом, а Бел забрался к нему под одеяло, утомленный своим стотысячным, наверное, сексом. — Ты даже представить себе не можешь, сколько женщин его ласкали. Он учился считать на этих девицах. Хотя, нет, даже он сбился со счета. Расиэль еще что-то доверительно шепчет, когда они проходят через стеклянные парадные двери гостиницы. Консьерж провожает их внимательным взглядом — неудивительно, при здешнем соседском контингенте. Когда они только заселялись, Бельфегор всерьез был уверен, что их заставят сдавать какой-нибудь тест на предмет отклонений психического состояния. Фран надеялся, что так и будет, ведь тогда он бы остался один в номере. Он мог бы выходить по вечерам на балкон и кричать в соседское окно что-то романтичное, типа «Бел-семпай, как жаль, что ваша шизофрения разлучила нас». Возможно, Бельфегора бы даже отпускали погулять из его психиатрического лечебного убежища, когда Фран вконец бы достал рабочий персонал больницы. Чтобы не слушать Расиэля, Фран придумывает различные фразы, которые он мог бы говорить Бельфегору, когда их бы разделяла только перегородка балкона. Он мог бы кричать: «Я принес ваши любимые суши. Откройте форточку, я буду кидать поштучно». Мог бы сказать: «Я попросил врачебный персонал хорошо с вами обращаться. Они будут показывать вам фильмы про лягушек три раза в день». Или: «Вы похожи на принцессу, заточенную в психиатрической лечебнице. Беспомощную больную принцессу». Вопли Бельфегора и его прошения перевести его в другое отделение, куда-нибудь в подземелье, услаждали бы слух. Когда Бел открывает коробочки с суши, они уже похожи на лейкозную кашу из морепродуктов. Он закатывает глаза и метает во Франа китайские палочки для еды с такой точностью и силой, что мальчишка боязливо уклоняется. Бельфегор вполне похож на человека, способного убить палочками для еды. Через пару часов поступает звонок от босса, вырывающий их маленькую команду из душного оцепенения. Избавившись от парализованности, они спешно собирают чемоданы, мечтая поскорее оказаться на Сицилии, в жарком Палермо, в варийском особняке, с исправно работающим кондиционером. Они в воздухе уже несколько часов, Бельфегору невыносимо скучно, поэтому он наводит на Франа пистолет и стреляет, не раздумывая. Во Франа летит клочок бумаги, больно ударяясь в оголенное предплечье. Бельфегор довольно крутит кольт на пальце, зацепившись за ободок, огибающий спусковой крючок. — Купил в сувенирном магазине. Фран качает головой, разворачивая мятый клочок бумаги. — Бел-семпай, в инструкции же сказано, что игрушка предназначена для детей от шестнадцати и… Фран обрывает фразу, отвернувшись к иллюминатору, чтобы скрыть свою улыбку. «За последние десять часов ты не поцеловал меня ни разу. Это рекорд, жаба». Аккуратный бисерный почерк и идеально ровные строчки, расстояние между словами выровнено до миллиметра. Кроме «жаба» — оно стоит чуть поодаль, как будто Бельфегор дописал его после паузы. Фран отрывает кусок от черновика с отчетом, доставая шариковую ручку прямо из воздуха. Неровным, срывающимся подчерком он пишет: «Я целовал. Ой, это были не вы? Я совершенно не отличаю вас от вашего брата». Он сворачивает торжественную речь в белый комочек и, размахнувшись со всей силы, запускает им в Бела. Бельфегор легко ловит бумажный снаряд, расправляя его на прикрепленном к подлокотнику кресла столике. Франу не обязательно видеть выражение его глаз, чтобы понять – семпай злится. Он утрамбовывает бумажную пулю в открытый барабан и опять стреляет во Франа. «Думаю, что теперь ты сможешь нас отличить. И если не по внешности, то по ощущениям. Внутри». Фран с интересом отмечает про себя, что выражать свои мысли в письме – гораздо проще. Ручка скользит по листку бумаги, выводя неровные, корявые буквы, которые Бельфегор с трудом разбирает, брезгливо поджав губы. «Почему вы это допустили, Бел-семпай?» Вопрос ставит его в тупик, острие ручки замирает над клочком бумаги, а Бельфегор подпирает рукой подбородок, словно раздумывает над ответом, сидя на каком-нибудь письменном экзамене. Впрочем, вряд ли бы он стал долго думать над вопросами простых смертных. У человека, с легкостью выводящего новейшие математические формулы из древних теорем, способного применять их к планам убийств, нет времени на всякую ерунду. Он пишет быстро и размашисто, потом с каким-то остервенением заряжает кольт, вскидывает руку и стреляет, целясь Франу в сердце. «Хотел разобраться в своих дерьмовых чувствах». Фран не знает, что ответить, но Бельфегор и не ждет ответа, отвернувшись к куску неба в иллюминаторе. Следующие полчаса никто не обращает на мальчишку внимания, потому, что в салоне самолета ор и вакханалия. Фран не знал, что за пару дней пребывания в Техасе, они оставили за собой кучу ненужных следов. Например, труп. Расиэль просто хотел дать ремонтнику денег, чтобы заставить его молчать. Но Бельфегор посчитал, что моральное наказание содомией для бедного рабочего было не достаточным. Бел просто прошил его ножом насквозь. Расиэль кричит, что мафия – не какая-нибудь банда головорезов, и что Бел не может убивать каждого, кто ему не нравится, прикрывая труп занавеской в ванной. Он как две капли воды сейчас похож на юного Вонголу на том роковом совещании. На самом деле, его просто бесит, что Бел смог размяться, уведя у него из-под носа жертву. Фран не знал, что в их ванной труп, прикрытый занавеской для душа. Люди умирают за чужие маленькие секреты, оказавшись не в то время, не в том месте. Ремонтнику стоило выпить лишнюю чашечку кофе за обедом — она могла спасти ему жизнь. Чашка кофе может спасти жизнь кому угодно. Агрессивная собака в переулке, через который вы постоянно ходите на работу, чтобы не делать крюк, может помочь вам выжить. Может не стоит ругать свою подругу за то, что утром она надела кружевные чулки, вызвав у вас эрекцию. Спущенная шина, лопнувшая бретелька, разошедшийся шов – всего лишь элементарные приемы самосохранения. Стюардесса испуганно задергивает шторки, отделяющие салон самолета от пилотской кабины. Шторка только что спасла ей жизнь. Бельфегор отвечает, что это была всего лишь маленькая предосторожность, к тому же его раздражала прическа мастера несвоевременного появления. Расиэль молча указывает на Франа, отгородившегося от них наушниками и экраном ноутбука. Он ничего не говорит, просто тычет пальцем в мальчишку, и Бельфегор поджимает губы, разглядывая пушистые клочки облаков. Они едут в какой-то бесконечно длинной черной машине. Фран никогда не разбирался в марках, но он не припоминает, чтобы в их штабе было что-то подобное. Впрочем, ему плевать на все, кроме того, что в машине прекрасно работает кондиционер, а Бельфегор положил голову на его колено, развалившись на сиденье. Расиэль сидит напротив, напряженно глядя в окно. Наверное, ждет, что в любой момент по ним могут начать пальбу. Это действительно так, но в таком случае, Фран лично прикончит нападающих иллюзией, ведь они заставят подняться семпая с сиденья. Фран ненавязчиво перебирает его волосы, не обращая никакого внимания на Расиэля, севшего впритык к тонированному окну. Расиэль едва ли носом не жмется к стеклу, а Бельфегор, похоже, спит, судя по мерно вздымающейся груди. Он прижимает к ней игрушечный кольт как драгоценное сокровище. Фран задумчиво смотрит на пистолет, решая, что сейчас будет занятнее – задержав дыхание гладить волосы Бела или проверить выдержку водителя, сыграв с ним в бумажную войну. Отобранное слишком рано детство склоняет чашу весов в сторону войны. Он разжимает пальцы Бела, забирая игрушку себе. Рядом лежат два кейса и несколько папок с планами, маршрутами, картами, приказами – снарядов достаточно, более чем. Фран открывает барабан и обнаруживает, что он уже наполовину забит патронами. Он выковыривает бумажки из отверстий, должно быть, они остались еще с самолета. «Я убью брата, чтобы ты смог повеселиться на его похоронах». Фран поднимает бровь, бросив короткий взгляд на Расиэля. «Прости. Жаба». И: «Я любил однажды. Свою мать. Она умерла. От моей руки. Понимаешь?». Фран с треском захлопывает барабан и натыкается на внимательный взгляд Бельфегора. — Вы тут… В убийстве сознались. Он откашливается, пряча записки в карман. Это настоящие бомбы замедленного действия. Бельфегор играл с ними в русскую рулетку, каждый раз раскручивая барабан. Он думает о том, что было бы, если бы Фран сразу начал стрелять, в Расиэля, например. Тогда Фран мог бы повеселится на похоронах Бельфегора, вероятность два к трем. — Я там в другом соз… Фу, жаба, раздражаешь. Бельфегор резко садится, пряча карие глаза за челкой. — Засунь их в почтовый ящик босса или себе в задницу. Он звереет на глазах, и Расиэль отрывается от своего бдения, поворачивая лицо в их сторону. Бел щелкает пустым пистолетом, спуска в его голову всю невидимую обойму. Семпай дергается, вертит пистолет в руках, то убирая его в карман, то доставая опять. Франу никогда не приходило в голову, что кольт можно зарядить чем-то пострашнее пули. Фран, с деревянной спиной кладет голову на скрещенные ноги наставника, безразлично смотря в его удивленное лицо. — Бел-семпай, у вас волосы в носу. Не нужно на меня так смотреть. Да, мне заранее себя жаль. Фран давно знает, что Бел – не настоящий принц. Он сын подвыпившего придворного слуги, близкого советника короля. И вырос он, наверняка, в игрушечном замке, таком же, как пистолет, лежащий у него в кармане, приобретенный в магазине для детей за два доллара, с учетом скидки для ущербных. Он — настоящая ошибка, недоразумение, грязное пятно на генеалогическом древе своего семейства. Пятно настолько кровавое, что его не берет никакой пятновыводитель. Досадная оплошность, о которой не говорят в приличном обществе. Сбежавший в Варию, настоящий оборванец, приложивший руку к несчастному случаю, произошедшему с его матерью. Настоящий принц никогда бы не променял свое царство на невменяемого босса. Он не стал бы работать на кучку убийц, делающих грязную работу за свою семью, за людей, которые не хотят пачкать звание «людей чести», мафиози. Он не стал бы писать откровенные письма каким-то бездомным лягушкам. Фран по-настоящему рад, что Бельфегор – не настоящий принц. Настоящий принц сидит напротив, напряженный, как сжатая пружина. Он знает, что причинил семье боль, доставил ей некоторые мелкие неудобства. Он надеется на своего брата, на то, что окажется под его покровительством, а значит – под защитой Варии. Бельфегор бы никогда не принял родного брата в свою семью. Вечером они сидят только вдвоем, на разных концах дивана, и смотрят телевизор, как настоящая семейная пара. Фран сидит с неестественно прямой спиной и широко распахнутыми глазами, зажав руки между колен. Телетехника вещает о каком-то курортном острове, тур на который стоит около чемодана денег. По стеклу начинает постукивать дождь, и Фран мысленно закатывает глаза – дежавю. Во время рекламного блока, Бельфегор незаметно меняет место дислокации, оказываясь на другом конце дивана, прижимаясь к Франу теплым боком. На экране красивая женщина, с волосами, уложенными в высокую прическу, активно трет оконную раму. Несмотря на все ее старания, стекло остается грязным, к тому же, теперь местами оно в подтеках засохшей пены. Ей на помощь спешит красивый блондин с приятной улыбкой, торжественно вручая ей бутылочку чего-то ядовито-зеленого. Пара неотрывно смотрит на них с Бельфегором, и Франу чудится в их взгляде осуждение. Красавец-блондин вот-вот предложит ему стакан с дымящейся жидкостью для очистки стекол, а женщина затрет его кожу до дыр, оставляя неаккуратные подтеки пены. Он смотрит на Бельфегора, который смотрит на него. Иллюзионист говорит почти шепотом, его почти нельзя услышать из-за шума усиливающегося дождя и рекламы жевательной резинки: — А если бы я, Бел-семпай, никогда не заинтересовался вашим игрушечным пистолетом? Его наставник пожимает плечами, небрежным жестом убирая челку с глаз. — То ты идиот. Что и требовалось доказать. — А теперь? — Теперь дважды идиот. Бельфегор наклоняется к Франу, одновременно смотря на свои наручные часы. За шестнадцать с половиной часов это их первый поцелуй. Так и есть — рекорд.