Поживем — увидим

      Телефон на прикроватной тумбочке уже битый час трезвонил навязчивой мелодией, хотя внимания на него демонстративно не обращали. Хозяину мобильника было не до него — он был занят, очень занят. Солнечный свет, проникающий через приоткрытые жалюзи, прямыми полосами выхватывал из полумрака два обнаженных юношеских тела, прижимающихся друг к другу в тесных объятиях на смятых простынях. Растрепанная нежно-зеленая макушка склонилась к темно-фиолетовой, губы соприкоснулись в поцелуе, и телефон застенчиво умолк, будто бы застеснявшись портить интимный момент.       Однако уже через несколько секунд он зазвонил снова, вспыхнул подсветкой, призывно вибрируя, словно тоже желал присоединиться — и два горящих взгляда устремились в его сторону так, что телефон только чудом остался не прожженным насквозь пару раз подряд. Рантаро Амами тяжело вздохнул и протянул руку, взяв с тумбочки мобильный. Ехидный смешок Кокичи Оумы сопроводил победу назойливого девайса — вот и наступила эпоха технического прогресса, когда даже уединиться толком нельзя.       Рантаро скользнул пальцем по экрану, принимая звонок, и сразу вместе с этим закрыл Оуме рот ладонью, справедливо полагая, что тот может нарочно застонать настолько громко, что это услышит собеседник — и это непременно повлечет за собой неловкие вопросы. Не замедляя ритмичных движений бедрами, он приложил телефон к уху, ловя взгляд Кокичи, в котором сквозь томную поволоку наслаждения проблескивало возмущение из-за зажатого рта, смешанное с любопытством.       — Я сейчас немного занят, — выдохнул он в трубку. — Это срочно?       — Амами-кун? — даже по голосу было заметно, что Сайхара озадачен. — У тебя там все в порядке?       — Да, — усмехнулся Рантаро, глядя в раскрасневшееся от возбуждения лицо диктатора. — Лучше не бывает. Так что произошло, Сайхара-кун?       При упоминании знакомого имени Оума азартно сверкнул глазами, Рантаро ощутил, как губы под его ладонью растянулись в широкой улыбке. Пальцы диктатора вцепились в запястье Амами в попытке отстранить его руку, но тот прижал ладонь еще крепче, глуша сдавленные стоны любовника — он более чем отчетливо понимал, что в противном случае Кокичи без стыда и совести скомпрометирует его и себя.       — Акамацу-сан предлагает на следующих выходных собраться компанией одноклассников… Ты же знаешь, она всегда хотела, чтоб мы стали настоящими друзьями, — голос в трубке на мгновение стал теплее и снова перешел на серьезный тон. — Ты придешь?       — Обязательно, — прерывисто пообещал Амами, рывками вбиваясь в извивающееся под ним маленькое тело. — Я тебе… позже перезвоню, чтоб уточнить детали. Извиняй, не могу сейчас говорить… до скорого.       Рантаро отключил связь прежде, чем Сайхара успел ответить, отбросил телефон на кровать и убрал ладонь со рта Оумы, прижавшись к его губам поцелуем, пока тот не успел огласить свое негодование вслух. Хотя, судя по мутноватым глазам потерявшегося в своем удовольствии диктатора, кому-то уже было не до возмущений.       — А теперь пришло время заняться тобой…       Амами сжал руками талию Кокичи, склонился к тонкой белой шее и коснулся горячим языком бьющейся жилки. Не сдержавшись, он втянул нежную кожу ртом, оставляя краснеющую метку — еще одну, вдобавок уже к нескольким имеющимся. Оума выдохнул сдавленный срывающийся стон, запрокидывая голову, и вцепился в спину Рантаро, податливо прильнул всем телом, обхватив ногами двигающиеся в бешеном темпе бедра. По мнению Амами, царапать ему спину было вовсе не обязательно, но именно эта острая боль от вонзившихся в кожу ногтей почему-то подействовала крайне возбуждающе, хлестнула наслаждением, заставив с гортанным стоном излиться в Оуму. Через несколько мгновений к его стону присоединился высокий вопль диктатора, напряженно изогнувшегося в оргазме, и Рантаро стиснул в объятиях подрагивающее под ним тело, по инерции все еще толкаясь в него бедрами.       Наконец ослабив хватку, Амами упал рядом с Кокичи лицом вниз, пытаясь отдышаться и чувствуя во всем теле приятную расслабленность. Его неудержимо клонило в сон, но он противился соблазну как мог — в конце концов на улице был белый день. А так хотелось вздремнуть...       В следующий момент он со вскриком дернулся от внезапной боли — всю блаженную сонливость как рукой сняло. Пальцы Оумы касались его вспотевшей спины, с ощутимым давлением проходились прямо по царапинам. Рантаро не мог видеть, какие следы там оставил Кокичи, но чувствовалось это так, будто ему исполосовали спину метровыми когтищами, хотя ногти у его любовника были вполне аккуратные, даже не особо длинные. Как-никак, Амами лично ухаживал за его ногтями — это было его маленькой ностальгической слабостью.       — Ты что вытворяешь? — выдохнул сквозь зубы Рантаро, поворачивая голову в сторону диктатора.       Оума с негромким мстительным смешком облизнул обагренные кровью подушечки пальцев и уставился на Амами в упор. Рантаро мог бы поклясться, что глаза Кокичи горели дьявольским огнем в полумраке спальни, но уже в следующее мгновение лицо диктатора приобрело по-детски капризное выражение, сводя на нет всю инфернальность.       — Ран-чан негодяй! — недовольно заявил он. — Не дал мне и слова сказать!       — Это потому что ты слишком громкий, — со вздохом заметил Амами и опустил ладонь на голову Кокичи, встрепывая тому волосы. — Что бы произошло, если б Сайхара-кун услышал тебя, м?       — Вот и я думаю, что бы произошло? — диктатор ответил ему светлой и чистой улыбкой. — Ничего смертельного же, верно?       Рантаро приподнялся на локте и склонил голову набок, с мягким проницательным прищуром посмотрев на любовника из-под длинных ресниц.       — Я не думаю, что нам стоит настолько афишировать наши отношения.       — Это звучит слишком застенчиво для кого-то, кто болтает по телефону во время секса! — Оума резким рывком выхватил из-под себя подушку и со звонким смехом припечатал ею Амами. — Может, Ран-чан считает, что я недостаточно хорош для него, а?       — Как я смею? — расхохотался Рантаро, закрываясь рукой и параллельно с этим ощупью нашаривая другую подушку.       В следующее мгновение Амами нанес контрудар подушкой прямо по Кокичи, вызвав у того азартный вопль восторга — и ответную атаку с его стороны. Диктатор нападал самозабвенно, не сдерживаясь, и если бы это было что-то пожестче, чем мягкая подушка, то Рантаро пришлось бы несладко. Еще некоторое время они вели увлеченный бой, колотили друг друга, как дети, пока Амами вдруг не осознал, что Оума спровоцировал его на откровенное ребячество. Эта спонтанная мысль привела его в чувство, и он перехватил летящую в него подушку, мирно отложив ее в сторону вместо очередного удара.       — Ну, ну… Повозились и хватит, — успокаивающе улыбнулся он.       Кокичи открыл было рот, чтобы ответить, но его прервала очередная трель телефона — на этот раз звонил мобильный Оумы. Рантаро покосился на телефон, молча поднялся с постели и потянулся, шикнув сквозь зубы от боли в спине. Диктатор не без удовольствия оценил взглядом царапины на спине Амами, взял телефон и приподнял его над собой, смотря на высветившийся номер Сайхары.       — Он теперь и мне звонит, гляди, Ран-чан! — Оума не в тему восторженно взмахнул телефоном.       — Так ответь, раз звонит, — безмятежно отозвался Амами, надевая футболку.       Кокичи коснулся пальцем экрана и приложил мобильный к уху, вместе с этим наблюдая за одевающимся Рантаро. Самого его ничуть не смущала собственная нагота — он даже не счел нужным прикрыться, вальяжно развалившись на кровати и согнув ногу в колене.       — Какая неожиданность, Сайхара-чан, — расслабленно замурлыкал он в трубку. — Нет, не занят... Хмм, попробуй удивить меня…       Амами фыркнул, краем уха вслушиваясь в разговор Кокичи, пока натягивал штаны. Склонив голову набок и рассеянно запустив пальцы во вьющиеся волосы, он ушел на кухню — пить хотелось неимоверно. Через некоторое время он вернулся с двумя стаканами газировки, один вручил все еще болтающему по телефону Оуме и был вознагражден улыбкой, которую можно было трактовать как знак благодарности.       — Кстати, я слышал, что на выходных намечается дождь, — Оума сделал глоток содовой и продолжил. — Не лучше ли захватить всем зонтики?.. Ах, так прогноз обещает ясную погоду? Надо же, я понятия об этом не имел!.. Хорошо, что ты такой предусмотрительный! Я не-пре-мен-но явлюсь, ага… До скорой встречи, Сайхара-чан!       Хмыкнув, Рантаро присел на край кровати и в несколько глотков опустошил половину стакана. Он-то прекрасно знал, что прогноз погоды Кокичи смотрел при нем еще сегодня и имел хотя бы приблизительное понятие о погоде на неделю вперед. Ложь у его любовника проскальзывала даже в невинных бытовых разговорах, ложь без мотива и выгоды, просто для удовольствия. Это не нравилось Амами, но претензий к Оуме он не предъявлял, понимая, что лгать для него, как дышать. Возможно, он лгал и в проявлении собственных чувств, но уж чего Рантаро не собирался делать, так это выпытывать у него правду — он уже успел определить, что это вернейший способ настроить его против себя. Оума Кокичи был сам по себе, шел своими неведомыми тропами и, в отличие от многих, действительно предпочитал оставаться недопонятым.       Что ж, возможно, так в самом деле будет проще… Безопаснее уж точно.       — Хэээ… Ран-чан там что, заснул с открытыми глазами? — капризный голос выдернул Амами из размышлений. — Уставился в одну точку и завис, это ненормально! Лучше займись делом и воздай почести своему правителю...       С этими словами Кокичи вытянул вперед ногу, требовательно подставляя Рантаро чуть ли не под нос маленькую белую ступню, и слегка покачал ею, глядя на него выжидательно и с неуловимой насмешкой. Амами едва заметно нахмурился. Уж что-что, а целовать ноги обнаглевшему извергу он точно не собирался.       — Кокичи, ради бога, — он с терпеливым вздохом провел пальцем по пятке Оумы, и тот отозвался коротким взвизгом смеха, рефлекторно отдергивая ногу.       — Щекотно!       — Вот и не делай такого впредь, — назидательно хмыкнул Рантаро и с усмешкой пошевелил пальцами. — Буду нещадно щекотать.       — Уваааа! — Кокичи с громким стуком отставил стакан на тумбочку, вскочил с постели и пулей вылетел из комнаты. Из коридора донесся его сдавленный голос, будто он вот-вот собрался разрыдаться. — Ты меня пугаешь, я ухожу!       — Куда? — без особого беспокойства отозвался Амами, уже привычно не воспринимая всерьез выкрутасы любовника.       В дверном проеме показалась встрепанная голова Оумы.       — В душ, — улыбнулся он и показал язык. — А тебя я туда не пущу, мистер Щекотун!       Рантаро лишь вздохнул, ставя свой стакан к стакану Кокичи, откинулся на постель и заложил руки за голову, слыша удаляющееся по коридору шлепанье босых ног. Изучая взглядом потолок, он уже не в первый раз задумался о том, что ему дальше делать с его невыносимым партнером. Любил ли он его? Он сам толком не знал. Любил ли его Оума? Черт его разберет. Как и всегда, все, что связано с Кокичи, было слишком запутанным и непонятным, даже отношения с ним — хотя это как раз и неудивительно.       Амами тряхнул головой, пресекая бесплодные размышления. Он не мог спрогнозировать даже то, что выкинет Оума завтра, так какой смысл представлять, как будет складываться их общение дальше? Однако, он точно мог предсказать одно — когда Кокичи вернется из душа, он оденется, подарит прощальный поцелуй и уйдет. Это повторялось из раза в раз, и диктатора, по всей видимости, такой расклад вполне устраивал.       Поживем — увидим. Рантаро не питал иллюзий насчет Оумы — это было так же нелепо, как надеяться, что пригретая на груди змея вдруг проникнется собачьей преданностью. Но пока Кокичи проявляет к нему активный интерес — почему бы и не воспользоваться подвернувшейся возможностью.       Поживем — увидим.