смыслы

— и что делать, если солнце тонет, а ты не успеваешь поймать кадр? — значит упускаешь все на свете. упускаешь момент — упускаешь жизнь. сквозь пальцы бьется ветер в момент, а потом утихает. утихает все, появляется маленькое молчание, середина груди ощущается пробитой от стрелы. — когда я дома, мне кажется, в ночи я слышу море, а потом просто вспоминаю, что живу в большом городе и что каждый раз я слышу под окнами лишь шум проезжающих машин. он звучит как море, если их немного. — была ли ты на море? — никогда. — так откуда тебе знать? — в ракушках слышится что-то похожее. глаза сияют отражая звезды и грусть по закату. — глупая. пропущенные строчки в письме, которые так и останутся неснятыми с языка, она пыталась уложить в самый дальний шкаф. она закладывала все, что казалось дефектным. она говорила о том, что правильно, и душила себя тем, что не делала все по заданной кем-то инструкции. она пыталась сжечь свои волосы, потому что не могла понять: красиво ли они выглядят, правильно ли то, что она их красит, и куда себя деть, если носишь платье, а под него дует ветер, непозволительно вторгаясь в личное пространство. ей хотелось скрыть свое тело, которое зудело из-за простого выхода на улицу и фантомных укусов комара. некоторые вещи в ее жизни никогда не случались, но были все равно, как галка, как птица в небе, означающая веру и надежду. она пыталась найти смысл. чжихе ссыпала ей в рюкзак камни с речки и поправляла свой берет на голове, и много улыбалась, и грустила про себя, и переживала. — а я хочу уехать куда-нибудь к морю, в домик у леса, и одиноко вздыхать с собакой у ног. — а я хочу, чтобы ты перестала мечтать о таком. такая жизнь сказка, на все нужны деньги. чонен была сестрой грусти и знала, кажется, много, что позволяла себе всех называть глупыми. она хотела порезать себе горло, чтобы дышать и не чувствовать больше давние поцелуи на коже. она писала поцелуям письма через день, пачкая руки в масле и оставляя жирные отпечатки в знак пренебрежения. поцелуи где-то там утирали слезы, дрожащими губами целовали другую кожу и, чтобы не болеть, письма не отсылали обратно. чонен скучала на своем берегу по ней, иссыхая, как без воды. цзыюй плавала в бассейне с рыбами, кажется, очень красиво, напоминая рыбку с большими глазами и улыбкой этой с ямочками. чжихе носила ей булочки после того, как словила свою долю негатива от сестры грусти. малышка цзыюй, сжимая кулаки, говорила, что можно все и без денег, если постараться. а в крайнем случае, можно стать лесником и дружить с белками, попивая чай и собирая шишки. цзыюй была маленькой и злой, но все равно внушала надежду больше, чем несбывшиеся события. — она убивается по ней, а ты слушаешь. зачем? — хочу забрать ее с собой. хочу, чтобы она научилась дышать. лес гремит цветами зеленого и синего, а на картинках в интернете можно увидеть, как зимой лес становится бело-серым. хотелось быть там и увидеть смену бело-серого с зеленым глубоким и синим. у чжихе внутри все было этих цветов и переворачивалось, смотря на плывущую цзыюй. хотелось быть героем для негативной, но найти эти масляные письма с адресатом было невозможно. поцелуи были возможными не случившимся событиями, придуманными для красивой печали и поддержки депрессии вокруг. она говорила, что поцелуи были между книжными пересказами, расстегивая по пуговицам розовую рубашку у нее на шее и на груди у себя, и, в обратную рубашке синей, за ухом и в щеку, с боязнью попасть в губы. поцелуи были скромные. чонен любила брать инициативу над своими фантазиями. чонен рвала волосы на голове, а потом чжихе подарила ей резинку, сворованную у рыбки в раздевалке. чжихе любила влюбляться и создавать свои события, но еще больше любила, когда события сбывались. на языке вкусная помадка с булочки и урчание в животе от радости. чжихе бежала от плиты до бассейна долго и задыхаясь. цзыюй ждала, смотря в окно на черноту, и сушила волосы. с них капало по слезинке обратно домой. каждый третий — мертвый. чжихе боялась, что цзыюй попросит кого-то другого. чеен в желтом платье по телефону просила чонен перестать писать. пыталась доказать, что поцелуям чонен больше не нужна, что они счастливы и не с ней. чеен врала наполовину, ее желтое платье было желтой не в размер толстовкой. чеен не могла смириться с тем, что поцелуи ей полностью не принадлежали. отрезая прядь волос, чонен не верила и писала еще одно письмо. оно оказалось последним. чжихе сдавливала голову, заплетая хвост тугой, плевалась в зеркало и затягивала галстук. ее шея пригодна лишь для удушья, как говорила чонен, такую шею не для поцелуев., но у целеустремленных не стереть улыбку с лица. чжихе была твердой, хоть и казалось другой. она нашла последнее письмо в мусорном ведре и чонен, над ним плачущую. — она не может все забыть и оставить. она была реальным событием, которое погубило жизнь чонен, превратило в неуверенность и попытки нащупать, где убить себя лучше на шее, попытки сорвать все волосы и зарыться с головой в масле или глине. чонен ходила к психологу, а когда знакомилась с цзыюй, по предложению позитивной, то пыталась утопиться. чонен была у моря, и дышать там на самом деле противно, и шумит оно, не как машины на улице ночью под окном. а вот ветер пробивает грудь везде одинаково. чжихе была героем странного сюжета и смогла утащить негативную в лес. чонен дышала, лежа на лестнице головой в землю и, кажется, видела на дереве белку. мина писала письмо, и оно пришло к ней обратно из-за того, что адресат съехал. мина прокусывала губы и рвала желтое платье, которое пыталась дошить. мина хотела на другой берег моря в синюю рубашку в своей розовой и целовать в щеку. но уже была поздней, осталась несбывшимся событием.