Это случайно получилось

У Дерека в доме примерно минус 500 градусов. Стайлза хватает на час в позе эмбриона, на пыльном матраце, в отвратительной и грязной выгоревшей комнате, а потом он вскакивает, заворачивается в посеревшее покрывало и отправляется к Хейлу. Далеко идти не приходится. Оборотень в соседней комнате — распластался на таком же пыльном тюфяке, до половины укрылся видавшим лучшие дни одеялом, словно ему до лампочки арктический климат в помещении. Скорее всего — из-за имеющихся у него внушительных вервольфовских мышц. И он уже не спит (не то чтобы парнишка мог хоть шаг ступить в этом доме без его ведома, а может, спать его альфачеству не давал звук замерзающего насмерть гостя). Стилински бредет к его кровати, а хозяин дома вопросительно приподнимает бровь в ответ на его сердито-решительное выражение лица. — Двигайся давай! — требует парень, потому что холод, циркулирующий в крови, придал ему смелости. Оборотень смотрит на него смущенно насупившись, но с гладким и бледным телом (не чета дрожащему и покрытому гусиной кожей гостю): — Чего?! Нет! Стайлз сжимает челюсти — от гнева и чтобы зубы перестали стучать. — На дворе зима, а у твоего дома что ни стена — так с дырой, да и крыши процентов десять осталось, — настаивает подросток. — Если я лягу спать в том страшном углу, на грязном голом полу, то заработаю переохлаждение и откину коньки. У меня зуб на зуб не попадает. Но ты уже наверняка услышал, потому что родился волком, с гребаным суперслухом и высокой температурой тела, а еще — с легкой аурой превосходства, козлина эдакая. Стилински уверен, что смысл его слов дошел до Хейла, потому что сердитая мина последнего постепенно сменяется виноватой. Парнишка намерен выжать из него все по полной программе. При других обстоятельствах, он не стал бы играть на перманентном чувстве вины и образе мученика, с которыми Дерек не расстается. Все мы иногда бываем теми еще гадами, просто сегодня — очередь Стайлза. — Да, спасибо. Так что ищи мне еще с десяток одеял или просто подвинься, чтобы я лег. Мужчина обреченно вздыхает (в его доме явно днем с огнем запасных одеял не найти) и ворча приподнимает край постели, чтобы гость мог устроиться. Школяр не теряет времени зря, просто падая на матрац и придвигаясь достаточно близко к хозяину, чтобы дать ему ощутить холод своего тела обнаженной горячей волчьей спиной. Сами понимаете: ситуация «из ряда вон» и тут не до стеснения по поводу обнаженки, инстинкта самосохранения или прикосновений. Хейл может либо загрызть его к чертям, либо поделиться жаром, исходящим от тела, словно он Дрогон или другая огнедышащая тварь. Есть, пожалуй, не станет: за несколько месяцев знакомства случаев представлялось тьма, а не тронул ведь. — О, Всевышний, — зарывшись лицом между лопаток оборотня, бормочет парнишка. Он не знает, куда девать руки, потому что Дерек огромный и критически голый, а весь опыт Стилински по обращению с чужими телами скорее теоретический, чем практический. То есть, на все сто процентов. Он просто находит местечко ближе к талии мужчины, состоящее из бугрящихся под горячей гладкой кожей мышц. Если бы его сейчас не занимал вопрос борьбы с гипотермией, Стайлз наверняка довел бы свои размышления на данную тему до некоего логического завершения. Хейл мгновенно напрягается и бормочет нечто невнятное, что гость игнорирует в попытке подобраться максимально близко к занимаемому оборотнем согретому участку. Он уверен, что под угрозой оказался один из фундаментальных законов физики. Что-то вроде «две вещи не могут занимать одно пространство одновременно». — Стайлз. Парень чувствует, как нарастает раздражение. — Я не собираюсь извиняться за то, что прилагаю усилия к сохранению собственной жизни, знаешь ли. Это — необходимый телесный контакт. Плевать. Можешь убить меня или пугать сколько душа пожелает, но завтра, когда я согреюсь. Моя совесть включится, как только я смогу ощутить все свои конечности. Упомянутые части тела сейчас сбиты с толку, но он их, по крайней мере, хоть отдаленно ощущает, а это уже прогресс. — Постарайся обойтись без излишних прикосновений, — рычит Дерек. Стилински чувствует щекой и грудью, как у того под кожей от злости сокращаются мышцы. Не будь они практически друзьями, которые как минимум дважды на пару спасали родной Бикон Хиллс, парнишка обиделся бы на это, но сейчас остается лишь сверлить сердитым взглядом спину хозяина дома. (Должного эффекта это не возымеет, учитывая, что лицо сына шерифа находится между лопаток упомянутого гражданина, но тут уж ничего не попишешь). — Вот, значит, как мы заговорили! То есть я могу два часа к ряду держать твою парализованную тушу над водой в бассейне, подыхая от изнеможения — и это в порядке вещей. Но как понадобилось мне одолжить немного тепла, так у тебя случается кризис личного пространства?! На минуту повисает тишина, нарушаемая пыхтением. — Просто засыпай, — наконец изрекает Хейл, словно вселенское равновесие будет безвозвратно нарушено, если он признает свою ошибку. — Ладно. Так и сделаю. Дерек вздыхает в темноте так, будто физически не способен уснуть, пока гость прижимается к нему. А еще он винит во всех своих бедах Стилински — к гадалке не ходи. — И прекрати пыхтеть мне, словно это была не твоя гениальная идея — свалить из города на несколько дней, пока сирены кочуют по нашей территории, и надеяться, что они молча уберутся восвояси, так и не заглянув к нам на огонек, сея раздор в процессе. Именно вашему волчьему величеству я обязан тем, что был заперт в этой пародии на дом. Наименьшее, что ты можешь сделать — не дать мне подохнуть от переохлаждения, пока я тут. — Не так уж и холодно, — шипит Хейл. — Сказал оборотень, не бывший никогда человеком. Уж простите, что я не упакован в мускулатуру и меня не подогревает изнутри ярость, как некоторых. Я ограничен явно недостаточными ресурсами своего бренного тела и ничего не могу с этим поделать. Повисает еще одна пропитанная виной пауза, но парнишке совершенно не совестно за это. — Ложись уже спать, — произносит Дерек, извиваясь так, словно хочет уползти на свободу. — Хватит вертеться! — Прекрати липнуть ко мне и убери свою физиономию от моей шеи! — Но она теплая! — протестует гость. — Просто перестань, — мрачно отвечает Хейл.

***

Стайлз просыпается согретым (и это совершенно не кажется ему чем-то странным). Он больше не жмется к Дереку, а распластан на оборотне сверху. И это не самое худшее, чем его сегодня предало не очнувшееся ото сна тело. Их с Хейлом ноги переплетаются, одной рукой парень обнимает оборотня за плечо, а вторую просунул под его спину так, что пальцы упираются в крестец. Стилински напряженно соображает, как же они до такого докатились, находясь еще в полудреме. Ну, по крайней мере, Дерек не протестовал и не вытолкал парня на пол исходя из крайне предвзятого мнения о нем. И как он только не проснулся, интересно? Со Стайлза взятки гладки: он раньше не спал в одной кровати с кем-то. Может, его тело инстинктивно взбирается в бессознательном состоянии на человека, находящегося в пределах досягаемости? Остатки сна улетучиваются, когда остальной организм сообщает последнюю новость: у них обоих стоит. К собственному утреннему «стойкому оловянному солдатику» он уже привык, а вот член Дерека кажется просто громадным, упираясь в живот подростка и заставляя внутренности своим инородным жаром трепетать, а грудь сжиматься, пока хозяйство шерифского сынка запредельно твердеет. Нет, серьезно: разве можно не возбудиться, проснувшись верхом на этом оборотне? Стайлз практически убежден, что каждый, кто хоть раз удостоился счастья лицезреть его волчье великолепие, уже влюблен, ибо это же Дерек. Ходячий комок вины, уязвленного самолюбия и ярости, облаченный в кожанку. Втрескаться в Хейла было логично и безопасно — все так делали, а тот взаимностью отвечать никому и никогда не спешил. Злился, протирал людьми стены, но ничего более, а Стилински начал подозревать, что оборотень просто иначе не умеет. Вот только в данный момент упомянутая взаимность материализовалась в своем самом примитивном проявлении, что портит установившийся порядок вещей и развеивает самые смелые предположения Стайлза на корню. Быть не может, чтобы Хейл до сих пор спал. Однако, ничего не происходит: он не сбросил гостя на пол, не посулил ему тридцать три несчастья за самоуправство и никак не прокомментировал происходящее, даже не упомянул, что хуже Стилински человека на белом свете не сыскать. Проскальзывает мысль, что притворство станет совершенно очевидным примерно через две минуты, ведь они оба не спят и осознают, что льнут друг к дружке. Плюс, Стайлз наверняка пропах возбуждением, отчаянием и удивлением (что естественно, то не безобразно). Да и слезать с Хейла, пробормотав что-то нечленораздельное, уже поздновато: это лишь акцентирует внимание на обоюдной эрекции, с помощью которой в пору бурить шахту для добычи бриллиантов. Кроме того, оба так давно лежали бревном, в надежде, что они уснут и ситуация рассосется сама по себе, а это априори — идиотский план. Третий вариант — лежать так вечно — явно неосуществим. У них проблемка нарисовалась, с которой парнишке еще не приходилось справляться, а Дерек — отшельник с эмоциональным запором, который смог бы игнорировать даже Апокалипсис. Божечки, они точно останутся лежать в этой позе, пока рак не свистнет. Стайлз осторожно приподнимает голову и натыкается на напряженный взгляд лежащего в паре сантиметров от него оборотня. Выражение лица мужчины тоже мало чем помогает: смесь разочарования и раздражения, без намека на смущение, что можно принять за возбуждение. Это сексуальный удар под дых. Физиономия Стилински наверняка приобрела потрясающий оттенок красного. Он думает, что если приподняться и отодвинуться, то может получиться… Собственно, дальше первого пункта продвинуться не удается: он перераспределяет вес, но в результате пах обдает волной жара. Дерек рычит сквозь зубы (и это впервые в жизни, когда парнишка слышит вживую столь эротичный звук, не говоря уже о том, что он является причиной появления оного). Подросток задушено стонет, по инерции скользя вниз. Черт подери, это прекрасно — настолько, что все тело отзывается. И — о, Господи, он поверить не может, что сделал это. Дерек каменеет на миг, а сердце Стайлза делает кульбит, не зная, что делать: оборваться или нет. Он не уверен, стоит ли извиниться за содеянное, но в тот же миг пальцы оборотня впиваются в кожу его бедра, а таз приподнимается, легонько качнувшись навстречу подростку. Гребаные пассатижи, сердечный ритм просто зашкаливает. Он подается вперед, соприкасаясь с Дереком и превращает простое движение в нечто взаимное и потрясающее. Так лучше. Намного. И удовольствие продолжается. Хейл ритмично подается вверх, а Стайлз упирается коленкой в матрац и двигается в противоположном направлении, в то время как они оба не разрывают зрительного контакта. Дыхание становится поверхностным. Стилински тихо стонет, не в силах скрывать рвущиеся из гортани звуки. Он чувствует все: как колено оборотня скользит по внешней стороне его бедра, амплитуду движений таза и напряжение мышц под кожей, когда их тела соприкасаются. О, Господи! Осознание приходит мгновенно: они занимаются сексом! У Стайлза секс с Дереком! У парня вырывается дрожащий слабый стон, а Хейл подается вверх на несколько сантиметров в последний раз. Они больше не смотрят друг на друга, а целуются — развратно, неловко, влажно, вперемешку с оханьем и возбужденными стонами. Горячее этого Стайлз ничего в жизни не испытывал. — Нам не стоит этим заниматься, — резким и скрипучим голосом шепчет Дерек ему в губы. — Замолчи, заткнись, — сердито протестует Стилински, потираясь о него. Ощущения прекрасные и их почти достаточно. Он убирает разделяющую их ткань дрожащими руками, а его партнер просто просовывает теплые пальцы под резинку трусов, оглаживая горячими ладонями его зад и притягивая к себе. Остается только обнаженная кожа, мягкость и твердость одновременно — слегка болезненно и слишком сухо. Но Стилински не останавливается — он просто не может. Подбородок оборотня слегка опущен, чтобы удобнее было наблюдать за раскачивающимся и толкающимся ему навстречу подростком, за его напрягающимся прессом. Взгляд мужчины тяжелый, с поволокой, а рот приоткрыт. При других обстоятельствах парнишка стушевался бы под столь пристальным наблюдением, но Хейл отвлекает, бормоча проклятия сквозь удлинившиеся зубы, заставляя неопытного любовника тыкаться ему в ладони. Мальчишка набирается смелости и переводит взор вниз, где сочащийся смазкой липкий член Дерека потирается о его собственный. К такому зрелищу подростковая психика не готова. Снова стон, толчки, изгибающаяся дугой спина и шипение оборотня, впивающегося ногтями в попу Стилински. — Бля, Стайлз, — голос Хейла все ближе к басу, пока не срывается на стон. — Ты кончить собираешься? — удивленно и пискляво уточняет парень, пораженный догадкой. — У меня давненько ни с кем не было, — огрызается сквозь зубы Дерек, словно воспринял слова партнера как нарекание или что-то вроде того. (На самом деле, тот имел в виду нечто диаметрально противоположное, ибо оргазм — самое горячее, что приходит на ум в данную минуту). — О, божечки! — задыхаясь, цедит Стайлз. — Твою ж налево, я хочу это увидеть! Оборотень скрипит зубами, но даже его озлобленность сейчас выглядит до боли сексуально. Парень приподнимается на локтях и толкается немного быстрее, сильнее. Хейл ворчит, а у его партнера, похоже, останутся синяки в форме широких ладоней на пятой точке на память об этом событии, но тому наплевать, ведь совсем скоро лежащий под ним альфа кончит. Стайлз не успевает застонать от всплывшей при данной мысли в воображении картины, как Хейл резко останавливает его. Подросток давится воздухом, а позже и вовсе прекращает дышать, потому что тело оборотня напрягается и сперма брызжет повсюду — на живот, грудь и даже на причиндалы Стилински. Вживую наблюдать за этим гораздо горячее, чем в порнушке на экране. И — о, Господи! Лицо у Дерека сейчас настолько открытое, что юный любовник тянется за поцелуем, заглушая послеоргазменные стоны собственным ртом, шепча его имя и впиваясь короткими ногтями в кожу в подмышках мужчины. У Стайлза слетают последние предохранители после этого. Он опускает ладони на талию партнера и начинает неистово толкаться прямо по дорожкам подсыхающего семени, не сводя глаз с того, что между ними происходит и возбуждается еще сильнее, так что уже через минуту орошает Хейла собственным эякулятом, вцепляясь в его кожу пальцами в процессе. Становится мокро, невероятно пошло, горячо и так классно, черт подери, что хочется заниматься этим вечно. Дерек тихо матерится скрипучим, как наждачная бумага, голосом. — О, Всевышний! — бормочет Стилински, опираясь на дрожащие локти. Он оставляет попытки удержаться над Хейлом, запускает свои пальцы в его волосы и целует — грязно, слюняво, с открытым ртом, не заботясь о том, хорошо это или плохо (время будет потом), но уста Дерека настолько потрясающие, что их хочется касаться немедленно (особенно после того, как оборотень со вздохом отвечает на его поцелуй, а подросток лишь влажно дышит ему в щеку, бормоча милые глупости вроде «мне жаль, честное слово, что я говорил гадости о тебе, ведь ты — самое сексуальное существо на планете» и «стоит как-нибудь повторить», пока у него хватает смелости). Они так тесно прижимаются друг к дружке, что душ неизбежен для обоих, но в доме нет горячей воды, а Стайлз настолько опьянен выбросом эндорфинов, что ему все равно. Он распластан на Дереке и размазывает сперму по его груди, так и не пережив фазу жажды непрерывного тактильного контакта. — Ладно, — изрекает парнишка, тычась губами куда-то в грудь любовника (после этого на щеке наверняка останется сперма и не только у него, но плевать). — Это лучшее, что со мной когда-либо случалось. Приподнявшись на руках, подросток замечает, что Хейл не сводит с него взгляда и вид у него при этом до невозможности виноватый. Желудок сжимается от плохого предчувствия, которое лишь усиливается, стоит оборотню открыть рот. — Этого не должно было случиться. — Не смей, не вздумай даже! — прерывает его парнишка скрипучим и хриплым голосом, в котором сквозит злость. — Я не позволю превратить свой первый секс в «давай притворимся, что этого не было». Ты не можешь так со мной поступить! Он и не знал, что можно выглядеть еще более виноватым — вряд ли физиономия Хейла на это способна, но тем не менее. — Стайлз… Подросток тычет ему пальцем в грудь:  — Слышал правило: «кто сломал, тот платит»? — Ничего я не ломал! — сердито протестует мужчина. — Я практически уверен, что с моей невинностью можно попрощаться или ее гарантийные условия нарушены как минимум. Хейл хмурится в ответ на выбор слов, на что у него нет права, потому что юный любовник буквально седлает его, а белье у обоих спущено почти до щиколоток и легко выпутаться из создавшегося положения не выйдет. Стайлз готов доказать это сместившись и размазав сперму по его бедрам в процессе. — Пять минут назад с ней все было в порядке! Задумка была произнести это твердо, словно первый логический довод в поддержку того, что произошедшее на самом деле хорошо, но выходит невнятно, неуверенно (не к этому он стремился). Это совершенно горю не поможет, а он ведет себя как молодой и неопытный, кого однозначно променяют на более зрелого, сексуального и сведущего. Так что да — возможно, Дереку нравится секс, но уж точно не с ним. Парень мысленно готовится к обоим вариантам объяснения — как к мягкому отказу, так и к тому, что оборотень преподаст ему урок. Любой из них будет отстойным, неловким и отвратительным, особенно пока он лежит верхом на мужчине и от него за версту несет спермой. Стайлз осторожно отползает в сторону и натягивает трусы, а Хейл морщится и вытирает семя краем одеяла — фу, гадость какая! — и одновременно сексуальнее некуда. (С тех пор, как он знает, с каким выражением лица Дерек кончает, что бы он ни сделал, будет смотреться невероятно горячо). Наверняка, оборотень ждет, что гость уберется с глаз долой, но тот не спешит, а лишь заворачивается в принесенное с собой ночью одеяло, потому что начинает мерзнуть от покрывающего тело пота. — Может, успокоишься уже? — искривляя губы и изображая на лице наименее обидное выражение, на которое в данный момент способен. — Ты слишком юн, — тихо возражает Дерек, что, в свою очередь, звучит как первое, что приходит в голову. — Ага, — огрызается Стилински. — Может, год назад эта отмазка еще прокатила бы. Парень не хочет, чтобы его первый сексуальный опыт завершился разговором типа «давай забудем о произошедшем и никогда не станем об этом упоминать», но теперь он неизбежен, так что имеет смысл подготовиться, хоть это вряд ли поможет. Оборотень садится и обхватывает руками колени, что со стороны смотрится так, словно он уже проиграл. — Ты заслуживаешь лучшего, — наконец произносит он. Это звучит гораздо честнее, но нет — дело совершенно в другом. — О, Господи, — едва слышно шепчет Стайлз, натягивая сползающее одеяло. Это совершенно не то, на что он рассчитывал! Как же он ошибался! — Я думал, что ты скажешь нечто вроде «ты слишком молод и глуп, понятия не имеешь, что творишь, поэтому мог бы справиться получше, а я сожалею о случившемся», но получается скорее «ты мне нравишься, но я слишком боюсь признать это, потому что закомплексованый как черти что, а жизнь — отстой и мне ничего хорошего не перепадает». Парнишка проводит рукой по волосам. Вполне возможно, что он действительно нравится Дереку — настолько, что тот готов притвориться безразличным, лишь бы уберечь его от разочарования. Оборотень сверлит его взглядом и рычит: — То есть, для тебя все так просто? Стилински качает головой. Дерек такой идиот. — Чувак, а тебе не приходило в голову, что именно ты все усложняешь? — интересуется он. Серьезно, Хейлу даже стараться особенно не нужно. От слова «вообще». — Ничего подобного я не делаю, — рявкает оборотень. — Потому что даже не прилагаешь усилий. Ты мне тоже нравишься, кстати, — неуверенно признается он, устыдившись, хоть еще недавно щеголял обнаженным телом, но с нотками надежды в голосе. — Я от тебя без ума, хоть угрюмее оборотня в жизни не встречал. Да, это настолько просто. Если я тебе тоже симпатичен, признай это и все. Господи, дай уже себе шанс, как все смертные на планете. Сердце подростка громыхает так, что даже голова кружится. Он правильно все сказал, судя по тому, как сердитая мина потихоньку исчезает с лица Дерека, пока от нее не остается и следа. Подростку хватает смелости на то, чтобы придвинуться поближе и ухватиться пальцами за его запястье. Теплый изгиб плеча оборотня немного сдвигается, когда Стайлз опирается на него грудью, чтобы было удобнее. — Хорошо. Да, — признает неохотно мужчина. Слова звучат так, словно из него их тянут клещами, но это уже нечто. Стилински прижимается к нему и тихо вздыхает со смесью удивления и облегчения. — И мы теперь можем встречаться, да? Я бы очень этого хотел. Или дать тебе время пострадать еще немного на эту тему? Дерек громко выдыхает, капитулируя (ну или так парнишке кажется). — Это плохо закончится, — тихо предупреждает оборотень, словно обязан сказать это в последний раз, чтобы убедить подростка. — Ты же в курсе, что я… Что у меня с людьми общаться не выходит. То есть, это «да» по обоим пунктам — на вопрос об отношениях и необходимости пострадать на эту тему. С этим Стайлз вполне может справиться.