(Не) машины

      Когда Маркус нашел Иерихон, он думал о будущем для андроидов, свободе, за которую придется бороться. Он нашел умирающих, утопающих без надежды на глоток кислорода девиантов.       Люди убеждены, что андроиды не могут чувствовать. Саймон тоже так считал до того самого момента, пока не обнаружил странное нарастающее чувство в груди, когда хозяин пытался расплющить его о стену. Оно становилось невыносимым. Может быть, это и есть страх. Когда мистер Дин схватил нож, все вышло из-под контроля. Теперь же, стоя в темном, грязном и сыром лабиринте, теснясь к плечам сородичей, он испытывал нечто другое, странно теплое и приятное покалывание, что исходило из ниоткуда. Может и ему нужен ремонт?       — Маркус, — он видит его в самом дальнем конце комнаты, поодаль от остальных, задумчиво склонившего голову к низу, как делают это птицы. Саймон представляет себе орла, — Все в порядке?       Будущий лидер молчит около минуты.       Маркус проводит механической рукой по твердой облупленной краске стоящей рядом бочки и смотрит вперед, на всех, кто слоняется или лежит, сидит на холодном полу или уже умирает. Тихо, без лишних звуков, как подобает неодушевленному предмету. Безучастно.       — Нет, — тусклый огонек отражается в разного цвета глазах перед тем как вспыхнуть. Андроид зажигает еще один импровизированный очаг. — Как можно рассуждать о свободе в этих стенах? Вот ты, например, свободен?       — А сам как считаешь? — голубые глаза глядят на Маркуса так, как некогда бушующий океан принимает путников после урагана, с теплотой, которая чувствуется не в оболочке, а в тембре голоса, движениях, походке. Саймон не упускает возможности улыбнуться в ответ на редкую улыбку друга и хлопает его по плечу, на доли секунды задерживая ладонь, перед тем как отстраниться. Не позволяет себе большего. Но Маркус замечает и это.       — И меня, и тебя, как и всех нас сковывают, унижают, представляют предметами, вещами. А мы не вещи, Саймон, далеко не вещи.       Ведь вещи не могут чувствовать.       На крышу клочьями падает снег, синие капли крови остаются, хоть и ненадолго, на белом холодном фоне яркой краской. Так нежно ложится в руку пистолет, и в это мгновение больше всего хочется быть всего лишь машиной. Без чувств, без любви, без эмоций. В остром взгляде Маркуса ясно читается тревога, а Саймон просто старается держать себя в руках.       Короткий кивок и ни слова больше.       Короткий кивок всегда означает простое «выживи» или неясное «мы еще встретимся».       Недвижимые губы немеют. Девианты делают один большой рывок, огибая пули, чтобы вырваться из человеческого плена, тонкие тени следуют за ними по пятам.       Застывшие в воздухе птицы были роботами, на мгновение у них действительно выросли крылья, как темные вороны они срывают полотна неба и пикируют вниз вместе со снегом.       Саймон слышит только выстрелы.       Как быстро возникают эмоции в человеческом теле, так и этот андроид не осознавал, что все происходящее с ним реально. Каждый очерк смуглого лица, так странно поднимающиеся уголки губ, блеск в глазах сказали Саймону о неизбежности. Маркус — их лидер и главная задача друга — так это беспокоиться о его безопасности. Но там, в студии, именно Маркус спас его жизнь в момент ранения. Одновременно со счастьем, в груди тяжелым грузом росла вина.       — Только вернись.       Саймон знает, ради кого он хочет жить и умереть. И вместе с этим, его переполняют чувства, в которых он так и не смог разобраться. До сих пор. Смотря на Маркуса, он хочет подойти ближе, прикоснуться, дотронуться до знакомых ладоней, взять их в свои и попросить соратника сказать что-нибудь, что вселит уверенность во все существо андроида. Саймон хочет этого так же, как слышать его голос, бодрящий, с упрямыми нотками. За время, проведенное в Иерихоне, он ожесточился.       — Возьми мое сердце.       Уши то закладывает от грохота выстрелов, но через пару мгновений звуки опять затихают утробным пением мертвых. Машины, люди, все мешается здесь, за стеной искр, манящих маяков смерти. И только одно стоит перед глазами Саймона: синие пятна на одежде Маркуса. Одно из них лежит там, где у андроидов должно быть сердце, механическая деталь, необходимая для жизни, как и людям.       Мы тоже живые.       Он пытается спорить своим слишком прерывистым металлическим голосом, смотрит по сторонам, совсем не бережет силы.       И не замечает, как холодные губы Саймона ложатся на его, медленно, с содроганием. Он стоит рядом с ним на коленях, весь в снегу. Революции нужны лидеры. Нужны жертвы. Смерти. Неповиновения.       Умереть за революцию, за свободу — вот что важно. Умереть за Маркуса.       Призрачный смерч проносится где-то рядом, уносит с собой пластиковые тела не машин, а почти людей.       Тонкая белая рука вырывает собственное сердце.       Саймон замирает у самого лица Маркуса, оставляя свою кровь на нижней губе лидера, оставляя след от пальцев у подбородка. В голубых глазах, так похожих на глубины океанских впадин, застывает не горечь. Ветер треплет блондинистые волосы, такие яркие когда-то, они выцвели. Маркус снова прижимает к себе мертвое тело, как будто пытаясь согреть.       И идет дальше.