Отражение

Время вечерней прогулки с Кайлом подкралось незаметно. Барнс выглянул в окно, за которым уже не бушевала пурга, а мерно падал крупными хлопьями снег. За полдня его насыпало столько, что снегоуборочная техника не справлялась. Посмотрев на это не то великолепие, не то безобразие, Барнс хмыкнул, прикидывая, что гулять с Кайлом придется ему, он совершенно не хотел, чтобы Себастьян мерз на улице в такую погоду. Хотя непрекращающийся снег и его не вдохновлял. Крыльцо подъезда было основательно засыпано, и Барнс предполагал, что открыть дверь будет далеко непросто. Можно было бы, конечно, вылезти в окно и разгрести снег лопатой, только вот неоткуда было взять лопату. Постояв у окна, Барнс вздохнул. На улицу выбираться совершенно не хотелось, даже на те десять минут, что понадобятся Кайлу. — Пойду выведу твое мохнатое чудовище, — сказал Барнс, отрываясь от созерцания улицы и валившего снега. — Если не хочешь, я схожу, — предложил Себастьян. Он стоял у окна и смотрел на выросшие сугробы. — Никогда еще не видел столько снега в Нью-Йорке. — Я тоже, — признался Барнс. — Да нет, я схожу. Заодно и дверь открою. Он даже не стал одеваться, только накинул куртку и обулся, и, подхватив Кайла, пошел вниз. Открыть дверь оказалось отдельным интересным мероприятием, потому что завалило снегом ее знатно, но Барнс справился с такой досадной помехой, как сугроб перед ней, довольно легко, открыл, насколько хватило места, и выпустил Кайла, который жалобно посмотрел на него, увидев перед собой сугроб с себя ростом. — Ладно, — сжалился Барнс и разгреб снег, чтобы Кайлу было удобнее. Домой они вернулись даже раньше, чем Барнс предполагал, Кайлу тоже совершенно не понравился снег со всех сторон, да еще и сверху. — Как там? — спросил Себастьян. — Снега так много, как кажется, если смотреть из окна? — Полно там снега, так что никаких магазинов в ближайшие пару дней, — резюмировал Барнс. — Индейка и торт. И что там еще в морозилке лежит. — Ага, и собачьи консервы, — без особого воодушевления добавил Себастьян. — Я по акции два ящика заказывал. Что вкуснее: оленина и ямс или индейка и сладкий картофель? — Не хотелось бы узнать, — усмехнулся Барнс. — Ну сколько там того торта и индейки? — Себастьян опустился на одно колено и погладил Кайла. — На три дня точно не хватит. Эх, говорила мне мама: всегда держи запасы еды! — Не волнуйся, может, все не так плохо, — Барнс залез посмотреть погоду, но прогноз был неутешительным. Снег собирался валить еще пару дней. За окном давным-давно было темно, в гостиной горели свечи и камин, переливалась огоньками гирлянды елка, было тепло и уютно. Барнс забрался на диван, устраиваясь там, словно пытался свить гнездо. — Иди сюда, давай еще что-нибудь посмотрим, — предложил он. — Давай, — согласился Себастьян, забираясь к Баки под бок. Себастьян забыл вывернуть регуляторы батарей в спальне, и к ночи там стало холодно, как в склепе. Себастьян вытащил из шкафа все одеяла и пледы, которые там были, надел синюю пижаму, самую теплую из тех, что у него была, и забрался под одеяла. — На такое я не подписывался, — ворчал он. — Баки, иди сюда, будешь меня греть. Барнс натянул на себя кофту с длинными рукавами, скорее для того, чтобы металл бионики не холодил Себастьяна, и забрался под ворох одеял и пледов, обнимая своего любовника и прижимая к себе. Скользнул живой рукой под пижаму и принялся поглаживать теплую шелковистую кожу. — Вот вроде мне не пять лет, — сказал Себастьян, отогревшись, — но все равно хочется скорее уснуть, чтобы утро и подарки. А тебе? — Подарки — это очень волнительно, но я бы вообще рядом с тобой не спал, — признался Барнс. — У меня в такую холодину не встанет, — признался Себастьян. — Как подумаю, что придется раздеваться — все, облом! — Для минета тебя целиком раздевать не придется, — мурлыкнул Барнс, сжав член Себастьяна через пижамные штаны. Он бы мог, конечно, и просто тихо уснуть рядом, прижимая к себе Себастьяна, но тот всегда был таким желанным, что просто не хотелось упускать возможность доставить ему удовольствие. — Я не собираюсь вылезать из-под одеяла, — проворчал Себастьян. — Я тебя из-под него и не собираюсь вытаскивать, — заверил его Барнс и нырнул под одеяло, тут же устраиваясь между ног Себастьяна и вжимаясь лицом в пах. — Ну тогда вперед, — благодушно скомандовал Себастьян. Стащив штаны так, чтобы только высвободить пока ещё не сильно заинтересованный в происходящем член, Барнс облизнул головку, чувствуя, как под его губами и языком член Себастьяна наливается, встаёт, откликаясь на ласку. Барнс самозабвенно ласкал Себастьяна, полностью отдаваясь процессу, ловил кайф просто от стонов и сбивчивого дыхания своего любовника. Собственный член жаждал ласки, но Барнс не спешил, ему нравилось это балансирование на грани, когда упасть за нее позволит всего пара движений. Себастьян тихо стонал, когда Баки делал что-то особенно удачное языком или губами. В том, что он оставался почти полностью одетым и укрытым, было что-то особенно возбуждающее. Себастьян запустил руку под одеяло и накручивал длинные волосы Баки на пальцы, гладил шею. Барнс положил ладонь Себастьяна себе на затылок. Ему хотелось почувствовать, что его направляют, побыть ведомым, ничего не решающим, только доставляющим удовольствие. Себастьян вплел пальцы в волосы Баки и нажал ему на затылок, побуждая быть активнее, сосать сильнее. Удовольствие собиралось, копилось, готовое вот-вот выплеснуться, и Себастьян начал двигать бедрами, вколачиваться в горячий рот. Барнс чувствовал, что Себастьян на грани. Он расслабил горло, пропуская как можно глубже, и сглотнул, сжимая головку, лаская ствол языком. — Баааки! — громко простонал Себастьян, кончая. Он бескостно вытянулся под одеялом, поглаживая Баки по волосам. Буквально в пару движений Барнс довел до разрядки себя, застонал и уронил голову Себастьяну на бедро, ласково поцеловав в подвздошную косточку. Он совершенно не стремился выползать из-под одеяла, наслаждаясь моментом. — Спать? — предложил Себастьян, когда у него восстановилось дыхание. — Иди ко мне. — Сейчас, — Барнс выбрался из-под одеяла и пошел привести себя в порядок. Вернувшись, он снова нырнул к Себастьяну, на этот раз сам забираясь к нему под бок, утянул в долгий поцелуй и устроил голову у него на плече. — Я никогда и никого не хотел так, как тебя. Я вообще ничего подобного ни к кому никогда не чувствовал. Барнс потерся о плечо Себастьяна щекой, закинул на него ногу и погладил по груди. Себастьян переплел пальцы с пальцами Баки. Он не знал, что сказать на это. — Я буду с тобой все время, что будет возможно, — пообещал он. Вздохнув, Барнс сжал пальцы Себастьяна и закрыл глаза. Он никогда никому ничего подобного не говорил, и был уверен, что никогда не скажет. Утром Себастьян осторожно выбрался из-под одеял, умылся и, не переодеваясь, отправился в гостиную — проверять, что там такое ждет его под елкой. Проснувшись, Барнс скинул с себя одеяла, понимая, что ему жарко, полежал, пялясь в потолок и, умывшись, пошел к Себастьяну. Было интересно увидеть его реакцию. Да и что ему приготовил Себастьян, было любопытно. Барнс давно не получал подарков. Себастьян сидел на полу в вязаной оранжевой шапке с ярко-синим помпоном. Когда Баки вошел, Себастьян ткнул в него пальцем и обвиняюще сказал: — У тебя нездоровое пристрастие к оранжевым головным уборам! И кинул Баки белую коробку в золотых звездочках. Легко поймав коробку, Барнс подошёл, наклонился и поцеловал Себастьяна. — Я подумал, что раз на лето у тебя есть милая оранжевая панама, то на зиму должна быть такая же милая оранжевая шапка, — он рассмеялся, усаживаясь рядом и принимаясь аккуратно разворачивать оберточную бумагу, словно бомбу обезвреживал. Или закладывал. — Там нет ничего опасного, — пообещал Себастьян, открывая небольшую коробку в синей с серебряными молниями оберточной бумаге. В коробке оказался браслет-цепочка с гравировкой на пластинке. Подпись Баки Барнса. Себастьян тут же надел его на правую руку. — Спасибо, Баки, — сказал он. — Только вот откуда у тебя такое пристрастие к платине? — Был бы вибраниум в ходу, было бы из него, — пожал плечами Барнс, открывая коробку, и достал оттуда темно-синий с серым шарф, длинный и мягкий. Помяв его живой ладонью, он накрутил его себе на шею, закинув концы за спину. — Спасибо, — сказал Барнс и поцеловал Себастьяна. Тот протянул ему еще одну коробку и взял предпоследнюю, самую маленькую, в золотой обертке. В коробочке оказалось кольцо с узором, как на пластинах руки Баки. Чернение и позолота. Себастьян примерил его на левую руку. Кольцо оказалось впору на безымянный палец. — Ты сам рисовал эскиз? — спросил он. — Нет, я картинку показал, из меня тот еще рисовальщик, — Барнс открыл протянутую ему коробку, обнаружив там альбом, на котором большими буквами было написано «Ми-ми-ми Баки». Барнс с подозрением открыл первую страницу и долго сидел, глядя на рисунок. Нет, у него с картинкой даже было что-то общее, но сама мысль представить грозного Зимнего Солдата в подобном ключе была для него, мягко говоря, странной. — Что это? — решил спросить он у Себастьяна. — Фанарт, — гордо объяснил Себастьян. — Рисунки одной твоей японской фанатки. — Спасибо, — Барнс с некоторым сомнением рассматривал рисунки. — Мило. Очень мило. Я так понимаю, это тоже мне? — указал он на последнюю коробку, лежащую под елкой. — Тебе, — улыбнулся Себастьян. — Я тебе потом покажу еще анимированные картинки с этим фанартом, — пообещал он. Взяв последнюю коробку и так же аккуратно развернув обертку, Барнс обнаружил там складной швейцарский нож. Разложив лезвие, он провел по нему пальцами, разглядывая гравировку «Баки от Себастьяна». Барнс немного грустно улыбнулся Себастьяну, понимая, что ничего из этого он не сможет забрать с собой, когда вернется в свой мир. Вместо слов благодарности Барнс просто сгреб Себастьяна в охапку и поцеловал. — Я подумал, что украшения — это немного не твое, — объяснил Себастьян. — Но у тебя еще день рождения в марте. — А тебе очень идет шапочка, — засмеялся Барнс. — Спасибо. Не надо мне ничего на день рождения. — Я люблю дарить подарки, — уперся Себастьян. — Так что не отвертишься! Пойдем завтракать? — Я тут вспомнил, что у нас есть еще пара дюжин яиц и помидоры. Будешь яичницу? — спросил Барнс, не спеша выпускать Себастьяна из рук и идти на кухню. — Буду, — Себастьян сгреб упаковочную бумагу в кучу и встал. — Хотя, конечно, магазинные помидоры в декабре совершенно безвкусные. — Других у нас нет, — вздохнул Барнс, поднялся и пошел на кухню готовить завтрак. Минут через двадцать он поставил на стол перед Себастьяном тарелку с дымящейся яичницей с помидорами. — Приятного аппетита. Чем хочешь заняться сегодня? — Спасибо, — улыбнулся Себастьян. — Готов выслушать твои предложения. Вчера с утра я думал о том, чтобы погулять в парке, съездить на Манхэттен, побродить по рождественским ярмаркам, но в такую погоду… — Можем забраться на диван, завернувшись в одеяло, и смотреть что-нибудь весь день, — Барнс быстро разделался с яичницей. — И не только смотреть… — он загадочно улыбнулся. — «Марс атакует», — принялся перечислять Себастьян. — «Нападение помидоров-убийц». Или нет! «Черная кошка и белый кот»! А еще лучше — все вместе. — Хорошо, пусть будет все вместе, — улыбнулся Барнс. Ему было не принципиально, что смотреть, главное, чтобы рядом был Себастьян. Они смотрели фильмы, ели торт и индейку, целовались, занимались любовью. Утром и вечером Баки вышел с Кайлом на крыльцо, которое все выше заваливало сугробами. Снег продолжал идти. Время от времени Себастьян включал новости, в которых ухоженные ведущие с легким отблеском паники в глазах рассказывали о том, что Нью-Йорк завалило. Ночью откуда-то с юга принесло внезапный ураган с зимней грозой. Двадцать шестого декабря потеплело до плюс пяти, и снег начал таять.