Cabernet Sauvignon

Небо над головой — такое голубое, светлое и чистое, что Тэхену кажется, будто он и не покидал Сидней, с его влажным воздухом, вечными тропическими проливными дождями и не таким уж и Тихим океаном, как говорится в его названии. В Сеуле солнечно и сухо, ни одного облачка или самолёта в этой белесо-голубой пелене, простирающейся в вышине. Жаль, очень жаль. За эти девять месяцев он уже привык к непрерывному шуму железных птиц над головой, звукам океана и вечной дневной жаре, резко сменяющейся на холодные ночи. Тэхен давит в себе сожалеющий вздох и опускает взгляд к ногам. Его любимые сандали — красивое переплетение ткани и кожи, нежные, ветвящиеся лианами черные нити по загорелым ступням. Как раз по погоде. На улице душно, и это нормально для Кореи в мае. Но ненормально для Тэхена, поэтому, закончив все дела с документами, он дикой ланью выбегает из здания аэропорта, мгновенно ныряя в первое попавшееся такси. Когда водитель спрашивает, куда ехать, в голове мелькает идея выскочить из машины, вернуться обратно в аэропорт и купить билет на первый попавшийся рейс, лишь бы куда-нибудь подальше отсюда, но он решительно выдыхает и называет адрес дома. А дом ли это вообще? Можно ли назвать это место домом, если там ничего не осталось от прошлой жизни, кроме мебели и пары футболок, затерявшихся в вереницах полок и вешалок. Скорее всего, лучше подойдёт бывший дом. Или все-таки будущий? С каждой улицей, с каждым плавным и не очень поворотом автомобиля, с каждым магазином и торговым центром, у Тэхена закрадывается мысль, что это все нереально и неправильно. Он прикладывает руку к сердцу — почти не бьётся, хотя казалось бы, обычно, когда человек нервничает, его внутренности скручиваются в тугой узел, а голову разрывает от барабанных стуков, словно там отплясывают румбу вперемешку с танго. Сердце сердцем, но вот тело точно не в порядке. Миллион мурашек поднимается от самых ступней, царапая спину и переходя на плечи и шею. Неприятно, очень неприятно. Он вскидывает руку, разминая затекшие лопатки, а после придвигается ближе к окну, чтобы проще было следить за дорогой. В этот момент они плавно тормозят около невысокого, по меркам Кореи, девятиэтажного здания, так хорошо знакомого Тэхену. Он застывает, изучая взглядом стену из серого кирпича с вкраплениями белого, пока водитель не окликивает его, постукивая по счётчику указательным пальцем: — Приехали. Тэхен молча роется в своем небольшом чемодане, нервно перебирая все вещи, что попадаются под руку, и, в конечном счёте, отсчитывает нужную сумму, найдя кошелек. Хотя он не особо счастлив разлучаться с почти последними деньгами, но это уж лучше, чем ничего. Наскоро расплатившись, он лениво вылезает из машины, попутно натягивая рюкзак и ставя на гравийную дорожку чемодан. Солнце всё ещё в зените, но судя по тому, как нечем дышать на улице, гроза и буря дадут о себе знать. Погода такая же, как в тот день, когда он впервые шагнул с трапа самолёта на незнакомую ему землю, держа в руке папку с документами и этот рюкзак. Он прикусывает внутреннюю сторону щеки — дежавю, определенно дежавю. Тэхен чувствует, как живот предательски скручивает, а в голове как будто запускают фейерверки. Идти ему больше некуда, как бы сильно ни хотелось сбежать. «А может все-таки отель?»— внутренний голос спрашивает это не в первый раз. Конечно, это же проще, чем вернуться к себе, в свой дом, отель же гораздо выгоднее и лучше. Бред. Тэхен открывает железную дверь и проскальзывает в подъезд. Прохладно. Освежает. До его квартиры ровно девять этажей. Он усмехается сам с себя, пока нажимает кнопку лифта. «Меня преследует эта цифра», — он тупит взгляд, отрывисто постукивая по железным дверям. Девять месяцев, девятый этаж, девятое посадочное место в самолёте, девять тысяч вон за такси, чёрное BMW с номерами, где одни девятки, красное сухое с девятью годами выдержки… Он дёргается. Чёрное BMW… Красное сухое… Тэхен тянется к воротнику рубашки, непослушными пальцами расстегивая верхние пуговицы. Больше воздуха, больше свободы. Он рвано дышит, пока перед глазами проносятся картинки прошлого. Пока не стало совсем дурно, он вваливается в лифт и лбом утыкается в прохладную поверхность. Звоночек оповещает о прибытии на нужный ему этаж. Он сглатывает и в три широких шага оказывается напротив входной двери. Тэхен тянется к ручке, но в мгновение ока отдергивает руку и запускает ее в карман брюк, нащупывая ледяной металл. Ещё девять месяцев назад он даже и не мог подумать, что когда-то будет бояться возвращаться в свою собственную квартиру. Это так…странно. Но как ни Тэхену привыкать к странностям, стерва - жизнь и так знатно поиграла с ним, обмотав его яркой тканью и бросив на раскаленные догорающие угли всемирного адского костра где-то в глубине владений дьявола. Мрачно усмехнувшись своим мыслям, Тэхен открывает дверь, аккуратно прокручивая два раза замочную скважину. Это его привычка — всегда закрывать только на два оборота и только на нижний замок. Мама всегда говорила ему, что он не должен так делать, не должен рисковать своей безопасностью, но привычки не выкинешь из своей жизни только по одной просьбе или желанию, даже собственной матери. Он осторожно закрывает дверь, переступает через порог, волоча за собой чемодан, и останавливается посреди коридора. Пусто. А чего можно было ожидать? Тоска нападает на него, выскакивая из темноты и сливаясь воедино с каждым сантиметром кожи. Тэхен открывает дверь в свою комнату и, откатив чемодан в угол, присаживается на краешек кровати. Он обводит взглядом все вокруг: белый длинный стол, вытянувшийся почти на всю длину стены, полки для книг и всякой мелочи, больше похожие на пчелиные соты, встроенный в стену белый шкаф, телевизор напротив кровати, огромное зеркало, отражающее каждый сантиметр комнаты и так любимую им лоджию около окна, где по идее должен был находиться подоконник, но почему-то его там никогда и не было. Все, как и было раньше, за исключением пустоты на полках и столе. Ничего не изменилось, лишь воздух пропитан безжизненным запахом какой-то грустной печали. Все правильно, так и было, когда он ворвался в тот день сюда, сгребая в портфель все, что попадалось под руку. Шею и спину сводит от усталости и изнурительного перелета. Он, как кошка, крадётся мимо кухни, включает счётчики газа, заходит в ванную, так же включая счётчик, только уже воды. Тэхен уверен, что если бы мебель умела говорить, то давно бы обматерила его за то, что ее никто не чистил от пыли. Он не спеша проходит по коридору, приближаясь к источнику безжизненного запаха, смешанного с печалью, и мягко толкает бедром дверь второй комнаты, находящейся прямо напротив своей. Резкий запах ударяет в нос. Антисептик. Этот специфический больничный дух психологически подавляет, вселяет мысли о бренности жизни даже у здорового человека. Сначала было тяжело привыкнуть к этому запаху, но Тэхен привык, даже в какой-то степени полюбил. Он обходит комнату, осматривает каждый угол, проводит пальцами по столику возле кровати — стерильно, как и всегда, цепляет пальцами пластмассовую трубочку от капельницы, находит старое фото в рамке, завалившееся между столиком и постелью. И сердце щемит так дико, что хочется разрыдаться. Он облизывает сухие подрагивающие губы и отодвигает покрывало. Один вздох, и он уже под одеялом с головой. Один вздох, и реальность давит, сдвигая стены комнаты. Один вздох, и в нос просачивается до отчаяния, до ужаса и до смерти привычный, дорогой, любимый запах.  Воспоминания в очередном прыжке бросаются на Тэхена, но не царапают, не кусают, не рвут по живому, а мучительно, до боли во всем теле утешают, поглаживают сотнями маленьких нежных рук, проникают под кожу, бегут кровью по венам и артериям, пока не достигают самых глубин души, ломая окончательно. «Ты пытаешься, но у тебя ни черта не выходит»,  — единственное, что слышит Тэхен у себя в голове, почти отключаясь от реальности. Он закрывает глаза, смаргивая подступившие слезы, и, прежде чем провалиться в мертвецкий сон, впервые за все эти месяцы со страхом и отчаянной болью признает, что все это время обманывал сам себя.