Не отпускай

«Полюбив тебя, я понял одну простую вещь — любовь не меняет всю твою жизнь, словно панацея от всех невзгод и проблем, свалившихся на тебя по приказу судьбы, которая никогда не любила твой серый унылый взгляд, снова и снова скользивший по улицам Петербурга. Любовь — плацебо. Лишь создает иллюзию счастья. Ты — моё солнце. Без тебя мой мир погрузился бы в бездну, кишащую отвратительными монстрами из моих детских кошмаров. Помнишь, как крепко ты держал мою руку в своей, словно боясь потерять навсегда; как осторожно касался меня, опасаясь за мой комфорт и самочувствие? Я ронял бусины слёз на бумагу, снова и снова рисуя твой светлый образ затупленным серым карандашом. Ты был моим вдохновением и желанием, никто никогда не значил для меня так безмерно много, как ты, мой любимый солнечный цыплёнок. А я… А я всего лишь больше не мог. Вечные издёвки в школе, перешёптывания за спиной, пьяные, озлобленные нехваткой денег на выпивку, родители, снова и снова распускающие руки без причины. «Не прикасайтесь ко мне.» «Пожалуйста…» «Не убивайте во мне желание…» «Желание жить». А они убили. Слава, они убили меня, как делает это палач, отрубая голову напрасно осужденному огромным топором на глазах у толпы зевак… Нет, Слава, они убили меня более жестоко, мучительно долго вонзая острые ядовитые иглы под кожу, заливая расплавленный свинец мне в глотку, и громко смеясь в лицо изуродованному трупу — подобию человека. Я писал тебе письма на кленовых листочках, бережно засушивая ромашки, что ты дарил. С любовью гладил твои непослушные волосы, похожие на мягкое пушистое облако в тёплый воскресный день. С какой нежностью ты целовал мои губы, заставляя трепетать всё моё тело, пробуждая ото сна тех самых бабочек, что живут в животе и щекочут своими крыльями душу. Сколько раз ты говорил, что любишь меня, вытирая мокрые дорожки слёз с моих щёк и с нежностью целуя в уголок губ? Сколько раз я говорил, что никогда не оставлю тебя? Соврал… Они не позволили бы нам быть, моя любовь. Они убили нас, называя любовь извращением, с осуждением смотря нам в глаза и желая смерти только потому, что мы любили друг друга, что мы жить не могли друг без друга. Ты говорил, что это мелочи, снова затыкая уши на колкие фразы, что крепкой веревкой затягивались у меня на шее, делая узел всё туже и туже, так, что невозможно было дышать, не закашлявшись в предсмертной агонии. Ты был таким сильным… А я не смог; не смог больше терпеть. Я люблю тебя каждую секунду своей жизни, я не разлюбил тебя в секунды смерти. Моё сердце, разбитое этим жестоким миром, всегда будет принадлежать только тебе одному, моему дорогому солнцу, моему сильному и смелому счастью… »

***

Он снова и снова перечитывал строки, написанные таким знакомым мелким почерком, сидя на сырой земле кладбища, рыдая навзрыд и ненавидя весь мир, что сломал его счастье; кричал, срывая голос, распугивая кладбищенских птиц своим отчаянием. «Я приду к тебе холодным дождём этим летом, ярким листопадом осенью и ледяными снежинками в декабре. Живи, пожалуйста, ради меня. Живи за жертву, что я принес им в дар, смейся им в лицо, повторяя: «А не этого ли вы хотели?!», обвиняя их снова и снова. Прости меня…»