Книжный яд

Лежать было скучно. Множество лет я заперта в этой гробнице. Одна, лишенная какого-либо интересного общества. Вокруг меня тишина, запах медленно истлевающей бумаги, чернил и кожи. Голоса долетают сюда изредка. И мне совершенно нечем себя занять. Марсела бывает здесь крайне редко, но с ней хотя бы интересно. Ее мысли – это целые трактаты. То об искусстве, то о литературе. Недавно она думала о поэзии. Это было красиво. Правда, в ее мыслях нет живых людей. В большинстве все ее кумиры, умники, таланты уже отошли в мир иной. Но они все время с ней рядом, среди пыльных книг и тихих коридоров. И ни одного мужчины рядом: ни друга, ни жениха, ни мужа… никакой интриги! Впрочем, я не жалуюсь. Пусть лучше так, чем как Эухения – все время думать о стирке, готовке и о том, что муж регулярно щиплет за зад официантку в баре, когда думает, что его никто не видит. Смертная скука… не таковы были отношения, когда я была гордостью и богатством одного старого испанского дома. Вынырнув из воспоминаний, я прислушалась: голоса… и мысли. Привычные мне тихие женские и вместе с ними еще одни – незнакомые, мужские. Сразу почему-то подумалось, что у их обладателя баритон. Как оказалось, очень вкрадчивый, с льстивыми нотками. В его глубине таился холод и мрак. Но изливал он сладость. Внутри меня что-то тревожно заворочалось. Что-то знакомое было в этом голосе… впрочем, что я говорю, голоса алчных до денег людей всегда звучат одинаково. Жадность давно пробила в их душах дыру, и внутри у них пусто и холодно. Их настоящая радость холодная и липкая, как паутина, в которую они безжалостно затягивают все, чтобы заполучить желаемое. Они всегда много говорят, особенно о том, чего никогда не ощущали: о нежности, привязанности, любви. И всегда скромно молчат, когда речь заходит о деньгах, ценностях, богатстве. Их скромность тоже объяснима: огонек жадности в глазах невозможно притушить, и не все окружающие настолько слепы, как их наивные жертвы. Голоса приближались. Обе женщины говорили, иногда перебивая друг друга: Марсела чуть сдержанно, Эухения разливалась нескончаемой рекой. Они показывали ему хранилище. Гость? Нет, не похож. Иногда в какие-то редкие дни в году здесь бывали посетители. Но они вели себя иначе. Быстро двигались, перемещаясь от полки к полке. Хватали руками все книги подряд. Кроме меня, конечно, ведь я навеки под замком. Приходили шумные подростки, нервные и невоспитанные, возбужденно шушукающиеся. В такие дни я чувствовала, как внутри Марселы прямо клокочет неутолимое желание выставить всех и закрыть двери. Но она молчала, старалась следить за порядком и мило улыбаться. Библиотека дворца Абрантес – жемчужина для ценителей. На нем не лежат миллионы жадных взглядов. Это место, где душа превозмогает богатство. Впрочем, я все равно надежно заперта где-то далеко от посетителей. Лишний раз хранительницы не склоняются над моими страницами, и я чувствую их страх, будто я не книга, а ядовитый клинок, готовый нанести удар. Этот человек пришел сюда не на один вечер. Он ходил за хранительницами, осматривая помещение. Я слышала, как мысли в его голове щелкали, будто костяшки на счетах. О, не сомневайся, дружок, ты попал в сокровищницу! Но эти две милые гарпии скорее растерзают тебя живьем, чем позволят что-либо вынести отсюда. Очевидно, это ему тоже пришло в голову, потому что он устремил свой взгляд на женщин. Я видела, как в своих мыслях он разглядывал их, будто блюда на витрине, которыми он будет ужинать. Затем мысли его успокоились, обрели плавность. Он нашел знакомый для себя способ заработать… *** Воспоминание пробежало передо мной, такое яркое. Девушка с живыми глазами и ее кавалер рассматривают рисунки, их пальцы ведут по строчкам. Я слышу биение их сердец. Сердце девушки трепещет, а вот мужское бьется ровно, спокойно. Вот я в темной сумке: топот копыт, крики, звон и лязг оружия, и снова дом, и снова это женское лицо. Но как оно изменилось! На нем лишь боль и печаль. Напрасно отец приглашает в дом самое блистательное общество. Моя госпожа глуха к мольбам и просьбам. Лишь дуэнье своей доверяет она тайные поручения и странные снадобья. И с каждым днем все отчетливее слышу я человеческие мысли, слышу биение сердец, могу заглянуть прямо в душу. Холод смерти и магии льется на меня, пронизывая, пропитывая, становясь моей частью… И тем слаще и громче становится голос мой, вкрадчивый будто ядовитый туман. *** Он стал спускаться к нам регулярно, и все чаще с Марселой. Он делал вид, что его очень интересует девушка, но на деле его очень волновала моя соседка – книга священного писания, изложенного унциальным письмом на алом пергаменте. Роскошь, да и только. Я отчетливо видела облик книги в головах всех, кто приходил. Баснословной цены экземпляр!.. Сеньор Ромеро не стал исключением: он рассматривал книгу каждый раз, как только была возможность. Его взгляд замирал, и в голове бежали картины окончания успешной сделки. Деньги в его руках. Ну и остальное, что должно прилагаться к этому. К сожалению, здесь фантазия ему отказывала, смотреть было не на что. План в его голове был готов, я видела его так же ясно, как и мысли Марселы. И все внутри меня кричало от боли и злобы. Эта зарождавшаяся на моих глазах история была проклятием моей жизни, ядом, породившем ее, что сочился изнутри и не собирался утихать. *** Это была очень странная видеозапись. Инспектор Пабло Хавьер нахмурился и перемотал на начало: Бррр, ерунда какая-то! Вот фигура человека, которого не должно быть ночью в хранилище. Он идет вдоль стеллажей по направлению к двум витринам. Там справа находится старинная рукопись. О ней мало что известно широкой публике, но для тех, кто понимает в редкостях, иметь такой экземпляр –большое счастье, не говоря уже о том, что и стоит он целое состояние. Кажется, что парень идет прямо к книге… но нет, вот он остановился, начал оборачиваться по сторонам, будто кто-то окликнул его. Но на пленке никого нет. Вот движения молодого человека изменились. Они стали значительно медленнее, плавнее, он словно нехотя повернулся к левой витрине и поднял крышку. Вот он открыл книгу: пальцы водят по строчкам, парень листает страницы, слюнит пальцы, потирает уголки глаз. И вдруг бросает книгу на пол, хватается за грудь. Камеры не видят его там – через несколько стеллажей. Но инспектор знает, что он есть. Там нашли утром его бездыханное тело. Грудь, глаза, щеки разодраны собственными ногтями, на губах пена. А книга так и осталась лежать на полу. Час назад было получено разрешение на исследование. Бесценный экземпляр увезли эксперты. Об этом экземпляре хранилища редких книг дворца Абрантес в Мадриде было известно совсем немного. Удивительной красоты лечебник и травник, чудесные иллюстрации. Какой-то древний испанский дом однажды пожертвовал этот экземпляр хранилищу, однако почему – история умалчивает. Доподлинно хранитель объяснила одно: книга содержится исключительно под замком, трогать ее незащищенными руками нельзя. Об этом персонал хранилища предупрежден лично, и подписаны соответствующие бумаги. Вот экземпляр господина Ромеро. Инспектор поднял глаза на девушку, сидевшую сбоку у стола. Запись они смотрели вместе со старшим хранителем Марселой Хинта. Глаза у нее были, что называется, на мокром месте. Ой, не все так спокойно и просто в этом хранилище, как она рассказывает! Мол, «практикант-студент». По простому коллеге так убиваться не будут. - Значит, вы не знаете, что господин делал в хранилище после закрытия? И ключи вы ему не давали? И связка эта не ваша, – инспектор бросил взгляд на две одинаковые связки ключей, лежащих на столе. Голос девушки звучал глухо от непролитых слез: «Мои ключи были у меня все это время. Связка всегда со мной. Ключ от места хранения редких изданий я держу отдельно, в здании нашего учреждения. Я понятия не имею, как эти ключи оказались у господина Ромеро». Ее рука на краю стола непроизвольно сжалась в кулак. - Марсела, признайтесь, у вас были отношения? Его интересовали редкие книги? – голос инспектора звучал, словно у родного отца, чью дочь обесчестили и бросили. Девушка упрямо покачала головой: «У нас было одно свидание, и я не давала ему ключи…» – она прикрыла глаза рукой. Марсела не лгала: свидание и правда было всего лишь одно, но вытащить после него ключи из ее сумки, и сделать слепки не было проблемой. Внутри Марселы завывали кошки от обиды и злости на собственную глупость. Но ужас от вида мертвого тела, которое она увидела первой, спустившись в подвалы, накатывал будто волны, смывая почти все эмоции, кроме искреннего горя. Инспектор наблюдал за старшим хранителем краем глаза: крепкая девушка, сталь в бархатной перчатке. Зазвенел сотовый, на экране высветился номер эксперта. - Хавьер, слушаю. Да. Да. Вы уверены? Хорошо, я понял. Полицейский положил трубку и, тяжело вздохнув, встретил взгляд Марселы. Девушка не отвела глаза. - На книге, которую видно на записи, обнаружены отпечатки господина Ромеро. - Я уже сказала, мы не трогаем ее голыми руками! И конечно, там нет моих отпечатков, как и Эухении, как не должно было быть отпечатков Ромеро. Этот экземпляр ядовит в самом прямом смысле слова. И потому он хранится здесь, запертый от всех во избежание трагедий. - Тогда как вы объясните то, что мы сегодня видели? Вся эта история с метанием по хранилищу… ведь очевидно, что он пришел за совсем другим экземпляром. Старший хранитель лишь пожала плечами, не отводя взгляда от лица инспектора: «Вы здесь полиция, вы мне и скажите». Хавьер в раздражении откинулся на спинку стула: «Вы можете идти, сеньорита». Марсела встала из-за стола, где провела не один час, и не спеша направилась к выходу. Уже на лестнице она внезапно остановилась: - Я понимаю, что это глупо, но у этой книги есть легенда. Ее подарил ухажер богатой наследнице одного гранда. Соблазнил девушку, обокрал дом и исчез. Его, конечно, нашли, и книга вернулась в дом. Но красавица-бедняжка не вынесла позора и умерла. Перед смертью она прокляла подарок неверного мерзавца, отравив в нем каждый лист, и с тех пор каждого, кто являлся в дом с нечистыми помыслами, ждал ужасный конец. Нечистых на руку претендентов на фамильное богатство потом находили в самых неожиданным местах дома, но обязательно с книгой в руках. Последний из членов семьи уверял, что книга слышит недобрые мысли и, словно сирена, манит к себе дурных людей. Девушка досадливо тряхнула головой, будто отгоняя какую-то навязчивую мысль: «Впрочем, вы же понимаете, что это только легенда», – сказала она и вышла за дверь. Инспектор Хавьер нервно хлопнул по столу рукой: легенда, видите ли! Ее к делу не пришьешь! А вот труп господина Ромеро вполне себе осязаемый. Он был чист, так сказал эксперт: ни психотропов, ни наркотиков, ни лекарств. И видеозапись эта чертова ничего не объясняет. *** Тереса Гонсалез выглядела усталой. Резкий свет ламп лаборатории безжалостно обнажал все недостатки ее лица, делая черты более острыми, круги под глазами более заметными. Токсиколог устало вздохнула и подняла глаза на инспектора Пабло Хавьера. - Я могу лишь повторить то, что уже сказала. Парень абсолютно чист: ни наркотиков, ни каких-либо препаратов. - А яд? - Что? - Понимаешь, сегодня эта хранительница, Марсела, на полном серьезе заявила, будто книга отравлена. Мол, ядовитая, ну, помнишь, как в старом французском романе. Я вот и подумал, может она сама и отравила этого Ромеро? Ну, ревность, или заподозрила в обмане? Тереса опустила голову, провела рукой по лбу и наконец внимательно посмотрела на Хавьера. Взгляд был более, чем красноречивым, в переводе на вежливый означал: «Не напекло ли голову уважаемому инспектору за время тяжелого труда?» Хавьер взгляд выдержал, не моргнув глазом, и вид у него под яркими лампами тоже был отнюдь не отдохнувший. Тереса смягчилась: «Инспектор, я сказала и могу повторить. В организме жертвы нет никаких подозрительных веществ. Ни наркотиков, ни седативов и, уж конечно, никаких отравляющих веществ. Ни-че-го. И заключение у меня на столе. Хотите вчитаться?» Хавьер глубоко вздохнул и сел на стул у двери. - А книга? Ядовита? Может, есть какие-то следы? - Уверяю вас, все, что рассказали вам в хранилище – это средневековая сказочка. Да, издание старинное, да немалых денег стоит. Но, честное слово, именно цена делает его столь опасным для жизни окружающих. Но никак не яд. Хавьер протянул руку, не сводя взгляда с токсиколога. Тереса, так же не отводя глаз от инспектора, вложила в протянутую руку отчет. Полицейский опустил глаза, вздохнул, поднялся со стула и молча вышел. Тереса лишь покачала головой: бедняга! Влетит ему: ни подозреваемых, ни версий. За ее спиной раздался тихий шелест. Женщина обернулась. В старинной книге медленно переворачивалась страница, будто от порыва ветра. И в этом медленном и тихом шелесте Тересе будто почудился чей-то голос. Но эксперт взяла себя в руки, надела перчатки, закрыла редкий фолиант и надежно упаковала его в ящик. Скоро книга вернется обратно в хранилище. *** Вокруг меня снова тишина, запах медленно истлевающей бумаги, чернил и кожи. Голоса долетают сюда изредка. Хорошо вернуться сюда после этих людей, которые трогают тебя чем-то неприятным, отрезают куски от страниц, светят и просвечивают. Все пытаются что-то найти. Они и правда искали яд? Можно подумать, что именно он – самое страшное оружие, а не демоны, живущие в нашем сознании. Странные, они, эти эксперты. В головах одна наука, они просто не слышат меня и это хорошо. Тот, кто слышит меня – для него я становлюсь прощальным гимном. Я до сих пор слышу их мысли – тех мужчин с вкрадчивыми голосами и холодными глазами, приходивших в дом. Их слова были полны того же яда, что напитал мои листы. Я помню каждого из них, трепет их пальцев, когда они перебирали мои страницы, подсчитывая будущий барыш. Я ощущала то нетерпение, с которым они слюнили пальцы, я была их погребальной колыбельной. Я лишь оружие, защищающее от зла. Почему-то люди думают, что главное – надежно меня закрыть. Но для темных мыслей нет предела, как нет предела и для обманутой женской души.