***
(Музыка для атмосферы: Nicholas Hooper - «In Noctem»)
***
В почти осязаемой тишине лабиринта вдруг опустевших коридоров Форменоссэ, раскатистым громом раздается тяжелая поступь. Осунувшиеся как после страшной раны Финвэ, которого за руку словно слепого ведет потерявший голос Макалаурэ, величественно прошествует в небольшую залу. Яростно танцуют на голых стенах тени от двух десятков факелов, которые теперь освещают арочный свод помещения, предназначенное прежде для хранения различной утвари талантливых Мастеров Нолдор. Словно обратившиеся в неподвижные статуи мастерицы Нерданель, подавленные и опустошенные Эльдар стоят, полукругом обступив громоздкий постамент. Черная бархатная ткань покрывает стоявший посередине длинный дубовый стол, на котором теперь безвольно возлежит бездыханное тело. Вселяет великое смятение оно, порождает первобытный ужас, и все присутствующие тут, средь которых и храбрый Астальдо, спешат отвести от него взгляд. Резко открываются дверные створки, и застывшие статуи неожиданно оживают. Плавно расступаются они перед сломленным страшным горем Королем, что казалось ступал лишь благодаря тому, что безголосый Менестрель осторожно поддерживает его, идя рядом. Тяжелой поступью на едва держащих его ногах, что словно были теперь налиты свинцом, прошествует омертвевший Финвэ к грозному постаменту. Невидящий взгляд его устремлен на застывшую маску лика, что был теперь подобно снегу бел и холоден. Сильно дрожащие руки его протянуты к богато украшенному одеянию, что прежде затмевало на торжествах красотой своей. Доведя деда до постамента, медленно отступает Макалаурэ назад к онемевшим братьям, словно страшась потревожить покой, того, кого совсем недавно одевал в прекрасные одежды, что ныне стали погребальными. Встает Менестрель рядом с поникшим Охотником и вздрагивает, как и все находящиеся тут услышав вопль, наполненный одной лишь нестерпимой болью. С громким стенанием стремительно припадает Финвэ, к хладному телу любимого сына. Сильно дрожащей рукой, гладит он вороные власы, давно потерявшие свой блеск. Другой же рукой, ухватывает широкое предплечье и сильно сжимает, стараясь перебороть свою душевную муку, что нещадно терзает его теперь. - Что же ты наделал, мой бедный мальчик? – прикладывая неимоверные усилия, срывающимся голосом произносит Нолэмэ, с трудом смотря на пугающий своей бледнотой, застывший лик сына. Глубоко пораженные недавними грозными событиями, что так неожиданно обрушились на Благословенный Край, опустошенные Эльдар не желая смущать безутешного отца, с особой осторожностью начинают покидать залу. - Что же ты наделал… – с трудом проглотив застрявший комок, глухо повторяет Финвэ, чувствуя как острая боль стремительной молнией в который раз пронзает его и так уже сильно израненное сердце. Тотчас безобразная гримаса нестерпимой муки ужасающе искажает его прежде прекрасный лик. Инстинктивно, Нолэмэ еще крепче сжимает предплечье своего талантливого первенца. Невидящим взглядом он медленно осматривает богатые одеяния своего милого Курво, невольно восхищаясь их красотой. - Как ты вырос, сынок мой! – буквально через силу, с необыкновенной злостью громко восклицает Финвэ, вновь устремив свой потухший взор на белоснежный, исполненный холодного величия лик талантливого первенца. – Каким большим ты стал!* Выходивший последним из залы мрачный Атаринкэ, который теперь походит на Куруфинвэ - Старшего, даже больше, чем Амбарусса между собой, осторожно прикрывает за собой дверные створки, оставляя безутешного Финвэ одного с хладным телом. Обернувшись, он замечает как многие в первобытном ужасе резко отступают от него. Искусник делает вид, что не замечает нанесенного ему оскорбления и гордо вскинув голову прошествует к висящему в коридорной нише зеркалу. Узнав в своем отражении огнеподобного Феанаро, Атаринкэ с содроганием вскрикивает и в великом смятении пятится назад. Тотчас раздается истошный вопль, наполненный одним лишь нестерпимым страданием. Не помня себя от страшного горя, не выдержавший переполняющих его сильных эмоций Финвэ завыв раненым зверем, утыкается в грудь своего любимого сына. Нет, он не плачет. Все слезы Нолэмэ выплакал тогда, когда под снегопадом в опустевшем дворе Форменоссэ пел своему милому Курво безвольно лежащему на его руках древнею колыбельную. - Мой бедный мальчик… – зажмурившись, глухо говорит Нолдоран, прежде чем обессилив упасть на колени и схватившись за волосы, протяжно завыть. Издав яростный рык, Атаринкэ в бессильном гневе сжатым до бела кулаком разбивает зеркало. Образ отца, хоть и призрачный причиняет ему одну только боль. Осколки хрустальным звоном просто оглушают собравшихся в сумрачном коридоре Эльдар. Тьелькормо молниеносно оказывается рядом с любимым братом и аккуратно берет его за запястье, собираясь осмотреть многочисленные ранки. Тонкие струйки багряной крови, медленно стекают по сжатому до бела кулаку. Неожиданно для всех Искусник с силой отталкивает Охотника и подойдя к обескураженному Майтимо, что стоит в отдалении, протягивает ему окровавленную ладонь. - Слышишь зов? Слышишь, Высокий? Это кровь отца взывает к нам! - Курво… Но Атаринкэ не слышит слов старшего брата. Огненным вихрем он врывается в залу, где возле ложа сына горестно стенает Финвэ, и замирает в паре шагов от деда. — Мой бедный мальчик… — одними губами повторяет и повторяет безутешный Нолдоран. — Курво! Не смей! — Майтимо стремительно шагает следом и, схватив Искусника, пытается вывести прочь. Голос старшего из внуков заставляет Финвэ вынырнуть из забытья, он медленно поднимает голову. Молча, он наблюдает, как Высокий безуспешно пытается увести какого нолдо, что стоит к нему спиной в коридор. Тот отчаянно сопротивляется и отталкивает Майтимо в толпу, что замерла у входа. Остановившись в пол-оборота в миг обмершему от увиденного Нолэмэ, юноша окровавленной рукой поправляет камзол. — Феанаро! — сиплым голосом выдыхает Финвэ, безумным взглядом смотря на тень первенца. — Феанаро! Искусник вздрагивает от обращения Нолдорана, но через силу совладав с бурлящими эмоциями, быстро подходит к нему. Упав на колени, он подставляет сильно дрожащим рукам Нолэмэ свое мертво-бледное лицо. — Мой бедный мальчик… Финвэ прикоснувшись к скулам юноши, пристально вглядывается в его серые очи. Все может обмануть безутешного отца, но не глаза, в которых виднеются самые сокровенные тайны. — Ты… — выдыхает Нолэмэ, бессильно опустив руки, — не Феанаро… — Я лишь его тень, — бесцветным голосом отвечает Искусник, бросив мимолетный взгляд на хладное тело, что безвольно возлежит на черном бархате. — Тень того, кто жаждет отмщения, Нолдоран. — Тень… Феанаро… — повторяет Нолэмэ, прежде чем громко завыть раненым зверем. Но Атаринкэ уже не слышит истошного крика Финвэ. В почти осязаемой тишине лабиринта вдруг опустевших коридоров Форменоссэ, раскатистым громом раздается быстрая поступь. Взбешенный Феанарион тщетно пытается спрятаться от отражения многочисленных зеркал, в которых его взору предстает Форменоссэ Государь.***