Любовь по расчету

— Взгляни на это, Кёя. Хибари встал рядом с Мукуро, безразличным взглядом скользнув по кухонной конторке. — Продолжай. Мукуро закатил глаза, тыча пальцем в симпатичный железный чайник, на пузатом боку которого отражался закатывающийся шар солнца. — Это – чайник, – подтвердил прокравшуюся в сознание Кёи мысль Мукуро. — Вижу. Быстрее. Мукуро подцепил пальцем крышку, призывая Кёю заглянуть внутрь. Кёя ожидал, что из чайника вылезет кролик. Или чайник начнет разлетаться на тысячи металлических осколков в иллюзии. Но в чайнике оказалась только накипь, за полным отсутствием воды. — Он пуст. — Ты пессимистичен. — Он пуст, Кёя! Почему так трудно залить воду в чайник после того, как ты им воспользовался? – Мукуро взвыл, угрожающе потрясая чайничком перед носом Кёи. – Я так много прошу?! Кёя перехватил руку Мукуро, еще раз заглядывая в чайник. — Точно. Пустой, как твоя башка, травоядное. — Отпусти меня! – Мукуро вырвал руку из захвата, не забыв прихватить с собой чайничек. – Знаешь, что я делаю по утрам? Я пью кофе. А потом я наливаю в чайник воду и щелкаю вот эту кнопку! Рокудо указал на большую красную кнопку, дабы избежать дальнейших недоразумений. Это повторялось почти каждое утро. Симпатичный чайник, купленный Мукуро в дешевом супермаркете, испортил им жизнь. Стал айсбергом, погубившим Титаник. Чайник лихо поблескивал гладкими боками, радуя глаз, а на самом деле он злобно насмехался, строя кровожадные планы по поломке их отношений. И он своего добился. Хибари не пил кофе. Он пил чай. Мукуро не видел в этом проблемы. Как истинный японец, Хибари кипятил ровно столько воды, сколько ему было нужно, переливая воду в маленький глиняный чайничек, не оставляя в алюминиевом сосуде ни капли. А потом он просто возвращал чайник на подставку, не заботясь о заспанном любовнике. Рокудо с трудом продирал глаза, тащился в ванную, еще не ведая, что на кухне его ждет пустой чайник. И в этом Мукуро уже видел проблему. — Я ухожу. — Куда? Мукуро остановился посреди комнаты, сиротливо зажав в руках пару брюк и рубашку. Трагичность момента была испорчена непробиваемой тупостью Хибари. — От кого. Мукуро пинком открыл старенький чемоданчик, бросая туда одежду. — И от кого же? Хибари, заинтересовавшийся было звуком ударившейся об пол крышки чемодана, вновь вернулся к чтению газеты, лениво покачивая ногой. Трагичность момента только что испортилась окончательно, без шансов на реанимацию. — От тебя и твоего чайника. Хотя подозреваю, что вы представляете однородные предметы кухонных принадлежностей. Краешек лица Хибари показался из-за газеты, в то время как с другого конца показался кончик тонфа. Савада Цунаеши, по совместительству десятый босс Вонголы, очень любил своих хранителей, бывших, к его вящему сожалению, идиотами. Конечно же, идиотами он называл их только про себя. Тихо. Ночью. Находясь на самом нижнем уровне базы Вонголы. Но, несмотря на все трудности в жизни, он очень ценил своих хранителей, трепетно оберегая их душевное состояние. Да-да, фактически это он был хранителем своих хранителей. Поэтому, когда порог базы переступил Рокудо Мукуро с чемоданом на перевес, Савада лишь горестно вздохнул и пошел заваривать чай. Рокудо кинул какой-то кровожадный взгляд на грязный белый чайник, фривольно откидываясь в кресле десятого Вонголы. Вообще-то, «идиотов», которые по совместительству его хранители, Савада подразделял на несколько категорий, считая классифицирование дебилизма по степени тяжести продуктивным методом для формирования своей орды. Были Идиоты Преданные. Любимый тип идиотов Савады. К ним относился Гокудера, заменявший Цуне правую руку, левую ногу да и самого Саваду, по мере надобности. Гокудера всегда чинил все, что ломал, исправлял все, в чем ошибся, и был бесконечно предан Джудайме. Были Идиоты Бейсбольные. Они ничего не разрушали, ничего не взрывали и были бесконечно преданы первому типу идиотов. А также они рассказывали пошлые анекдоты еще хуже Савады, начиная смеяться после первого слова. Были Идиоты Экстремальные. И с этим уже ничего нельзя было поделать. Были Идиоты Опасные. Такие очень любили помогать семье исподтишка. Они появлялись в самые трудные, почти безысходные моменты, спасая всех и разом. Саваде они не нравились, потому что их вечно приходилось ждать. Да и опасные они были, чего уж там. Были Идиоты Мелкие. И Ламбо Бовино был их предводителем. А вот Мукуро Цуна не относил ни к одной категории. Даже в мыслях. Даже на нижнем этаже базы Вонголы. Спустя полчаса по его прибытии на базу десятый босс Вонголы понял, как же сильно он ошибался. *** Ничто не предвещало беды. Хибари только что закончил с чайной церемонией, вскипятив воды ровно столько, сколько нужно было для его глиняного чайничка. Ни капли больше. Он сидел, вытянув ноги под котацу. Собственно говоря, под котацу он грел не только ноги, но и маленькую бутылочку саке, которая, в свою очередь, грела ему душу. Он уже был готов признать, что маленькая полу-японская полу-итальянская квартира выглядит довольно уныло и одиноко без своей второй итальянской половины, как в комнате раздался звонок. Хибари достал телефон из кармана юкаты, а бутылку саке из-под котацу. — Слушаю. В трубке раздались женские истеричные всхлипы, в которых он мгновенно узнал Мукуро. — Я беременна. Беременен. Я буду матерью. Блять. Ты станешь отцом. Хибари медленно поставил бутылку на место, решив, что саке ему на сегодня хватит. — То есть, ты – толстый? Всхлипы резко прекратились, и Мукуро задумчиво спросил: — А был? — Не важно. Не помню. Я вешаю трубку. Кёя нажал на кнопку сброса, машинально засунув телефон под котацу. Во дворе залаяла собака, в комнате заверещал Хиберд. Где-то за сотни километров от Хибари рушилась его жизнь и зарождалась новая. *** Рокудо Мукуро был красив. Рокудо Мукуро был обаятелен. Рокудо Мукуро открывал дверь в кабинет Вонголы дечимо пинком, потому что был красив и обаятелен. Теперь он еще и был беременен. Беременна. Рокудо готовился стать отцом, и требовал декретный отпуск и алименты. — Но… — Мы разводимся по залету. Савада покачал головой, предпочитая не напоминать Мукуро о его гражданском статусе в институте брака, и подписал все нужные бумаги. — Как это вообще получилось? Савада поднял жалобный взгляд на рассматривающего кончики своих посеченных волос Мукуро. С тех пор, как он расстался с Хибари, иллюзионист словно потерял свою способность всегда правильно подбирать себе шампунь и кондиционер. И пахло от него теперь не игривым ананасом, а дешевой «морской свежестью», купленной по два евро за литр. — Что-то напутали с иллюзиями. Савада пытливо взглянул на Мукуро, теребившего кисточку хвоста. — Это было просто развлечение. Я стопроцентный гей, дон. Цуна наклонил голову вбок, задержав бутылёк чернил над подписанными документами о внеплановом отпуске сотрудника по имени Рокудо Мукуро. — Он захотел сиськи пятого размера. Чернильница сделала эффектный вираж, испортив кому-то отпуск. Рокудо, устало вздохнув, погладил округлившийся живот. Хибари Кёя был молод, но суров. Глаза его были цвета стали, но сам он любил говорить, что они нежного оттенка тонфа. Спорить с ним никто не решался, по вполне понятным причинам. Он был настолько суров, что мог терпеть Рокудо Мукуро на расстоянии удара тонфа двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Это повергало в ужас половину элитного отряда Вонголы и отпочковавшеюся от семьи Варию. Савада не хотел этого признавать, но он до сих пор писался в постель при виде этого закаленного боями Хранителя и его жезлов правосудия. Ничто не укрывалось от взгляда вездесущего облака, кроме растущего не по дням, и даже не по часам, живота Рокудо Мукуро. Он в упор не хотел замечать, что иллюзионист передвигается вдоль стен, как глубоководный краб, постоянно охает и жалуется на боли в пояснице. — Перестань. Кёя отправил в полет граненный стакан, целясь им в голову Мукуро. Стакан миновал цель, разбившись о стену. Ему вообще нравились привычки Занзаса, он считал их эффективным и глубоко содержательным методом воспитания. — Не трогай меня и моего ребенка, натурал! Мукуро кинул это как самый страшный приговор. Как клеймо, от которого не отмыться. Это было как татуировка в виде ананасика, которую ему сделали в застенках Вендиче. В узоре листьев ананаса прорисовывались буквы «Х.К.», что вводило в ступор тюремщиков и Хибари. При первом взгляде на аббревиатуру, могло сложиться впечатление, что Мукуро был адским поклонником хоккея, но вот беда – он не состоял ни в одном хоккейном клубе, он даже на коньках кататься не умел. Поэтому, надпись осталась для Кёи загадкой, как и для тюремщиков Вендиче. — У тебя будет девчонка, похожая на ананас. Кёя задумался, нарушит ли появление на свет человека-ананаса дисциплину Намимори. Один такой тут уже был, и он исправно громил все законы и привычный уклад жизни. Он убивал людей, брал контроль над их телами и стриг волосы в форме ананасика. Это, пожалуй, было вопиющим нарушением дисциплины, особенно последнее. — У меня будет парень, похожий на тонфа. – Мукуро пытливо посмотрел на Хибари, держась за живот, но Кёя молчал, не оценив шутки. – На тонфа, понимаешь?! — Ты… спал с моими тонфа? Рокудо завыл, спрятав лицо в ладони. Хибари хотел еще что-то уточнить про сексуальные контакты Мукуро с холодным оружием, но при взгляде на это несуразное существо с огромным животом, его суровое сердце тронуло жалость. Он не знал точно, как протекает беременность у мужчин, но его терзали смутные сомнения. Он даже был почти уверен, что живот Мукуро не мог вырасти до объема переспелого арбуза за две недели. Он пересел в кресло к Рокудо, неуверенно тронув иллюзиониста за плечо. Может быть, ананасы зреют куда быстрее, чем люди, кто знает. — Мне совсем некуда идти. Здесь такие неудобные кровати и колючие одеяла! И общий душ! О, Кёя! Посмотри, во что превратились мои волосы. Они умирают от местной воды. Хибари ничего не ответил, он считал условия тренировочной базы Вонголы вполне пригодными для жизни. Общественный душ был заманчивой идеей. Несмотря на их расставание, он все еще думал, что Мукуро – очень сексуальный, особенно с появившимся животом. Он представил Рокудо в душе, напевающего гимн Намимори, бережно намыливающего выпирающий живот, и мысленно облизал его с ног до головы. — Я… Так привык, что дома пахнет ананасами. Хибари Кёя никогда не умел говорить комплименты. То есть, конечно, умел, но люди, которым они были адресованы, комплименты не понимали. Что может быть прекраснее, удара тонфа в почку? И только Мукуро понимал и его, и его комплименты, и даже, судя по всему, его тонфа. — Я тоже скучаю. Посмотри. Он взял ладонь Хибари в свою руку и приложил к животу. И Хибари почувствовал. Что нихуя не почувствовал. — Блять. Удар тонфа в живот был в наивысшей степени комплиментом. *** Савада Цунаеши видел в этой жизни многое. Он трепетно хранил в своей памяти моменты кровавых убийств, смерти близких, жестоких пыток, немыслимымого насилия. Он расплачивался в МакДональдсе чемоданами денег, передавал посредникам героин килограммами, в мешках, с издевательской надписью «Мука», в его доме был подпольный склад боевого оружия, отнятого у мертвых людей, вставших на пути его семьи. Все эти картины закалили его психику и научили не доверять никому, кроме себя. Но то, что он увидел в своем рабочем кабинете, находившемся на тренировочной базе Вонголы, заставило устои его мира пошатнуться. Теперь он не доверял никому, даже себе. Вид обнаженного Мукуро и нависшего над ним Хибари Кёи отпечатался на сетчатке его глаз навсегда. Он немедля заказал себе новый рабочий стол и персидский ковер с длинным ворсом. Ковров он заказал два, на всякий случай. Вдруг кошмар, засевший в его мозгу, решит повториться. У Рокудо Мукуро был совершенно плоский живот. Такие плоские животы Савада видел только в раздевалке боксерского клуба, когда Рейхей затащил его на занятия. Хибари Кёя был жесток. Савада никогда не думал, что возможно придумать настолько ужасное наказание и согласиться самому же добровольно его исполнять. Чтобы понять всю жестокость и неумолимость наказания, достаточно сказать, что рабочий стол, являющийся местом пыток, был выброшен на помойку, после приведения приговора в исполнение. После инцидента со столом, Хибари и Мукуро сошлись вновь. Кёя что-то упоминал об обмане и иллюзиях, но Рокудо лишь широко улыбался, напевая про себя гимн Намимори. Мукуро был хорош. Он холоден и расчетлив, как калькулятор в морозилке. Он всегда безошибочно выбирает подходящий шампунь и кондиционер. Он, как любое уважающее себя травоядное, никогда не упустит своего хищника.