Поцелуи ничего не значат

— Поцелуи ничего не значат. После долгого молчания произнёс Боруто. Для них с Мицуки стало обыденностью ездить на крыше поезда, разглядывая город и разговаривая о разной ерунде из области «новый бургер — отвратительный» или «девчонки такие глупые». И каждый раз, какую бы ерунду ни сказал голубоглазый, стандартный ответ Мицуки: «Я не знаю, Боруто, но если ты так думаешь — я согласен». Ни аргументов, ни контраргументов от друга не дождешься. — Я никогда не целовался, но, Боруто, если ты так говоришь… — Он улыбнулся в очередной раз. Боруто пожал плечами, никак не ожидая следующей фразы. — Тогда поцелуй меня. — От неожиданности блондин чуть не упал с крыши. — М-мицуки, что ты такое говоришь? — Ситуация слишком неловкая. — Судя по твоим словам, это ничего между нами не изменит. Всё, что я слышал о поцелуях — это то, что ты делаешь это с человеком, который тебе близок. А ты же моё солнце. Глаза Боруто, казалось, выпадут из орбит. Кожа стала не то что красной — бордовой. Стало невыносимо жарко и неуютно. С чего вдруг у Мицуки появились такие мысли? Тем более, сразу с аргументами. Обычно и слова не вытянешь нормально, а тут прямо… И удивительно то, что он прав. Если судить по словам Боруто, то всё останется как есть. Ведь это же ничего не значит. Всего лишь взаимообмен слюнями. Но, тем не менее, сердце парня забилось чаще. От жуткого волнения, от смущения и от того, что его собственный друг сейчас загнал его в угол. Больше, чем это, блондин ненавидел только когда он начинал сомневаться в собственных словах. Он совсем не заметил, когда это Мицуки успел оказаться так близко. Его жёлтые глаза горели ожиданием. Было трудно не заметить этого, когда они буквально в 5 сантиметрах от собственных. — Э-э. — Смущённо протянул генин. — Ну ты это, глаза закрой тогда. — Мицуки улыбнулся и послушно закрыл глаза. И тут на Боруто нахлынуло осознание ситуации: он сейчас отдаст свой первый поцелуй своему лучшему другу. Так же, как и сам его друг. Самое глупое это — то, что Боруто понятия не имел, как целоваться. Отец никогда не целовал мать при нём, да и на улице он никогда не замечал целующихся. Ладони вспотели, в горле ком. В животе всё скрутило от нервов. А если он плохо целуется? Он же Боруто Узумаки! Он не может быть плох в чём-то. Пауза затянулась, и блондин, выдохнув, аккуратно коснулся к тонких губ сокомандника. Ощущения невероятно странные. «И зачем люди это делают? Какой в этом смысл? Может, надо как-то по-другому?» Боруто придвинулся ещё ближе к Мицуки и начал собирать свои скудные познания о поцелуях со всех уголков своего мозга. «Я знаю, что нужно держаться за руки.» Касаться руки друга, если того не требовала боевая ситуация, было необычно. Но, почувствовав, как Мицуки переплетает их пальцы, голубоглазый немного расслабился. «Дальше, кто-то говорил что-то про язык. Но разве это не противно? Касаться чужого языка.» Вопрос отпал сам собой после того, как Мицуки облизал его нижнюю губу, и, не став тратить времени даром, Боруто коснулся его языка своим. Нет, это, определённо, неправильно. И неправильно то, что Боруто это нравится. И нет, это, однозначно, не противно. И теперь понятно, зачем люди это делают. Это приятно. До жути. До мурашек по коже. Как будто больше ничего вокруг нет. Время будто остановилось, чтобы они смогли насладиться столь необычным для друзей занятием. Сколько прошло времени, прежде чем блондин отпрянул и, сославшись на то, что мать просила не задерживаться сегодня, спрыгнул с поезда, — никто не знает, но оба поняли, что в этот раз Боруто проиграл. Не может быть, чтобы это ничего не поменяло. Изменилось как минимум то, что теперь их поездки на крыше поезда не будут проходить в разговорах о пустяках…