Zauberin

Он уже не помнил, когда в последний раз в Берлине светило солнце — и это его раздражало. Все одногруппники смеялись и улыбались, как будто был повод — и это его раздражало. От него ушла девушка — очередная, хлопнула дверью, напоследок пообещала подать в суд — уж она-то найдёт, за что, — и превратить его дальнейшую жизнь «в один большой кошмар». Это если выражаться культурно. И это его добило. Тилль прошёл в гостиную не разуваясь. Несмотря на полдень, требовалось освещение — из-за пасмурного неба в комнате стоял откровенный сумрак. Он злобно долбанул по выключателю и сощурился от яркого света. Давно уже собирался поменять лампы на более приятные для глаза, но всё руки не доходили. На стеклянном журнальном столике базировался целый склад макулатуры: журналы, тетрадные листы с отрывками песен, блокноты, смятые бумажки. Тилль со злостью смёл все эти сокровища на пол и присел на диван. На столе осталась лежать раскрытая записная книжка в кожаном переплёте, который чуть потрескался на сгибе — это была его любимая книжка, куда он записывал всё важное. Под обложкой завалялась чёрно-фиолетовая визитка с ажурно выведенной надписью: «Потомственная колдунья в Берлине…» И ниже — адрес, где эта дама работала. — Потомственная колдунья… — хмыкнул про себя Тилль, — а че сразу не ведьма в десятом поколении? И откуда у меня вообще эта ерунда? Но выработанное годами чутьё настойчиво подсказывало, что его бывшая барышня сама вполне может сойти за ведьму и наворожить ему много-много проблем в жизни. А много-много проблем ему не хотелось — и без того есть полный набор: альбом почти не пишется, вдохновения нет, а собственное терпение трещит по швам и готовится лопнуть, как резиновый мячик под колесом автомобиля. За окном ветер угрожающе закручивал листья и мусор, а на город опять надвигался грозовой фронт. Но он решил: если не пойдёт сейчас, то так и не соберётся никогда. Поэтому — дождь, снег, — а надо идти. Тилль слабо надеялся, что «потомственная колдунья» ему как-то поможет, но за свою жизнь он перепробовал много способов решения проблем, а вот до магии как-то не добрался. Но кто сказал, что это запрещено? Дождь, град — берлинцы продолжают носиться по городу, а городские шоссе, кажется, никогда не простаивают без машин. Только жилые районы успокаиваются в плохую погоду. Как и ожидалось, контора колдуньи находилась в одном из таких мест. В неприметном сером подвале с железной дверью, на которой облупилась и кусками отвалилась рыжая краска. Ни вывески, ни рекламы — полиция их, что ли, гоняет? Тилль, чертыхаясь, несколько раз вдавил кнопку звонка большим пальцем. Сейчас ещё окажется, что он не туда попал, и вообще — это казино, так что вот-вот выйдет охранник в смокинге и наподдаст ему от всей души… Но вместо охранника дверь с явным усилием отворила низкая худосочная девушка. У неё были неровно подстриженные, словно обструганные тупыми ножницами, чёрные волосы с выкрашенными фиолетовыми прядями — Тилль вспомнил цвета визитки. Она шмыгнула носом, в котором торчало серебряное колечко, и кивком пригласила его войти. Не сказав ни слова. Они спускались по тёмному, плохо освещённому коридорчику вниз, скрепя ступенями. Девушка все молчала, а Тилль смотрел на её острые выпирающие лопатки. Она рушила все его представления о колдуньях: он думал, что они носят длинные юбки или платья, а на ней были надеты джинсы в облипку, которые невыгодно подчёркивали её худые, изогнутые колесом ноги, и майку-боксёрку, открывающую костлявые плечи. Он считал, что у ведьм длинные загнутные ногти — у неё они были коротко острижены. И уж точно он не знал, что колдуньи могут носить пирсинг! Они зашли в душную мрачную подвальную комнату. Тилль на всякий случай посмотрел на экран телефона: шесть вечера ровно. Его глаза уже привыкли к свету, так что он осмотрелся: посередине стоял массивный деревянный стол. На столе, вопреки ожиданиям, не было никаких сияющих шаров, сухих крыльев какой-нибудь летучей твари или странных бутылок с разноцветными жидкостями. Зато валялись пучки травы, куски мела и потрёпанная колода карт без упаковки. Одна сторона стола была в чём-то белом — видимо, как раз в мелу. Колдунья жестом указала Тиллю на стул с чистой стороны, а сама ушла вглубь комнаты и стала что-то искать на полках стеллажа. Он присел на край — сиденье было жёсткое и неудобное. Его подмывало спросить у девушки: может, она какая-нибудь секретарша? Или помощница? Он всё ждал, когда к нему выйдет взрослая представительная женщина. Одетая, как полагается колдунье. У него слегка вспотели ладони от всей этой непонятной обстановки и ещё более непонятной её хозяйки. Девушка наконец закончила поиски, подошла к столу и положила пару чёрных восковых свечей, чуть оплавленных. Тилль нахмурился. Ему ещё ни разу ничего не сказали и не спросили, чего ему надо. Он уже заранее жалел потраченные на этот ритуал деньги. Может, встать и уйти? Он про себя пожелал ей самой идти куда подальше, вздохнул и поднялся со стула. Но никуда не ушёл. Она вдруг посмотрела на него — буквально пронзила взглядом и пригвоздила к стулу. Тилль в недоумении плюхнулся обратно. Глаза у неё были, казалось, сразу всех цветов — а может, так действительно казалось из-за приглушённого освещения. Он не мог отвести взгляд — колдунья управляла им, словно цепями привязала к себе. — Девице отомстить хочешь? Он попытался проглотить ком в горле. — Откуда вы… — На лице написано. Она перестала смотреть на него, присела в кресло и зажгла свечи. Потом стала раскладывать карты. С минуту в воздухе повисла густая, почти осязаемая тишина. Потом колдунья снова заговорила: — Ты так трясёшься, потому что душой не чист. Сам прекрасно понимаешь, что у неё есть все основания устроить тебе веселую жизнь, — при этих словах девушка переворачивала карты рубашкой вниз. — Но не в моих правилах осуждать кого-либо. Просишь — делаю. Барышне твоей будет весело, обещаю. Тилль чувствовал, как от напряжения пульсирует жилка на виске. Ему будто склеило зубы — он не мог разомкнуть челюсть и хоть что-нибудь у неё спросить. А она спокойно убрала карты и взяла куски мела. Он хотел посмотреть, сколько времени, но руки не хотели убираться со стола, а глаза — смотреть куда-то, кроме как на колдунью. Она стала разминать мел и растирать порошок по столу. Затем взяла какую-то траву, растёрла её в ладонях и посыпала сверху. Из ящика в столе достала не начатую губную помаду ярко-розового цвета, перочинным ножом отрезала кусочек. В голове у Тилля пронеслась мысль: это же любимый цвет его бывшей, она всегда красила губы такой помадой! Может, колдунья тоже такому цвету отдаёт предпочтение? Но её потрескавшиеся губы совсем не были накрашены. — Предупреждаю: у тебя тоже будут последствия. Потому что твоя вина тут тоже есть. Если передумал, скажи сейчас. — Она выжидающе глядела на него, держа в руках нож. Он отрицательно покачал головой. Колдунья слегка запрокинула голову назад, а когда снова посмотрела вперёд, верхний свет тут же потух. Тилль только успел заметить белки глаз без зрачка и радужки. Остались гореть только свечи, и он видел одни лишь костлявые руки, делающие какие-то странные движения над столом. Тилль ничего не понимал и успел трижды пожалеть, что решился на этот чёртов ритуал. Колдунья что-то шептала, постепенно ускоряясь, и в какой-то момент шёпот окружал со всех сторон, отражался эхом от кирпичных стен и заполнял голову. Через некоторое время — может, через секунду, а может, через час — верхний свет снова зажёгся, а глаза девушки выглядели, как любые нормальные человеческие глаза. Она щёлкала белыми от мела пальцами, а второй рукой рисовала на столе какие-то знаки. Волосы у неё словно окаменели: ни один волосок не смел упасть на лицо. Тиллю казалось, что вместе с её волосами окаменела его голова. В какой-то момент он действительно испугался, что сейчас шея не выдержит и позвоночник треснет. Но главное — он не знал, какое отношение всё это имеет к его бывшей. К концу ритуала он скептически думал, что сейчас заплатит деньги за заработанную головную боль и раскрошенный мел. И вообще, всё это — сплошной гипноз. Колдунья отряхнула руки и кивнула. Тилль тяжело поднялся со стула и вытащил из кармана заранее приготовленные деньги. Девушка жестом указала положить их на чистую часть стола. В комнате стояло молчание. Он поднялся по скрипящим ступеням и толкнул плечом железную дверь — она поддалась только со второго раза. Про себя Тилль изумился, как такая худосочная девушка смогла открыть её с первого. Или это у него руки так вдруг ослабели? Спина, по крайней мере, точно взмокла — это стало ощутимо сразу, на улице, на ветру. По небу всё ещё плавали грозовые тучи. Тилль судорожно достал из кармана телефон, чуть не выронив, и посмотрел на время. Шесть часов десять минут. Руки похолодели. Он на всякий случай взглянул на дату — сегодняшний день. Прошло десять минут?.. Дома Тилль в первую очередь зажёг такой приятный яркий свет — долго ему ещё не захочется сидеть в темноте, как раньше — и пошёл в ванную умыться. Он посмотрел в зеркало, зачесал назад прилипшие ко лбу волосы и набрал в ладони холодной воды. Разум постепенно возвращался, а голова проходила. Тилль опёрся руками о раковину и вздохнул, прикрыв глаза. С ресниц капала холодная вода. Чтоб ещё раз он в такое влез — да ни в жизнь! Хотя друзья оценят, что уж там. Может даже сами захотят попробовать. Тилль ещё раз посмотрел в зеркало и вышел из ванной. Прежде чем он выключил свет, отражение подмигнуло.