Хэппи-энд

      Тихое поскуливание Сумо. Сильный вдох.       Хэнк открыл глаза. Слишком рано, судя по всему — за окном утренняя поволока сумерек. А собирался спать до упора после этого гребаного дня. Со счастливым концом, конечно, но слишком тяжелого дня. Больше двух суток на ногах после тревожной ночи 10-го, сумасшествия в округе, затем революции, а за ней огромной суматохи во всем городе, во всей стране, все на ушах, в том числе и… «Новые граждане», теперь их можно так назвать. Хэнк пытался понять, устают ли андроиды, ведь по идее не должны, но лица у Маркуса, Норт, Коннора, вообще всех андроидов были… Вымученными, иначе не скажешь. Люди хоть поспать могут, а они?       Мужчина встал с кровати. Слишком резко, голова протестующе закружилась. Закружилась. Всего лишь. Без привычной оглушающей боли по утрам, только удивительная пустота. Кажется, теперь вообще все будет по-другому. Да, совсем по-другому. Коннор сидел спиной к нему перед окном в не по-андроидски свободной позе. Хэнк полагал, что тот останется со своими, по крайней мере на первое время. Ведь у парня теперь впереди целая жизнь, полная радостей, свершений и всех красок взаимоотношений с такими, как он — цветущей молодежью, которая никогда не постареет. Но новоиспеченный девиант выбрал провести тихую, скучную ночь в доме «мерзейшего» офицера полиции рядом с его собакой. Первой мыслью было: «Устал». Второй, от которой стало теплее, но от нее стоило поскорее заглушить: «Он выбрал себе дом».       — Что, понравилось встречать рассветы?       Юноша словно встрепенулся, медленно перевел рассеянный взгляд на мужчину. Сумо разбудил хозяина не просто так. Индикатор горел красным.       — Коннор! — Хэнк подбежал, присев рядом, начал осматривать лицо, руки и тело в поисках повреждений.- Что случилось?! Что с тобой?!       — Н-ничего…       Не найдя повреждений, мужчина задержался на совершенно потерянном лице. Тяжело вздохнув, поставил рядом стул и присел напротив. «Как я с ним за это время инфаркт не схватил?»       — Говори.       — Что?       — Твой индикатор красный, голос дрожит, это что-то серьезное. Говори.       Коннор судорожно вдохнул. «Совсем как человек уже».       — Я-я не знаю, с чего начать.       — С чего думается, главное — говори.       Он потупил взгляд в окно, определенно пытаясь собрать мысли в кучу. Тяжелый выдох.       — Много всего. Так много… — Взяв короткую паузу, он тихо продолжил. — Есть место… Вы называете это внутренним миром, подсознанием. Что-то похожее есть во мне. Оно выглядит как сад. Там Аманда собирала мои сведения для Киберлайф, говорила со мной и давала задания.       — Аманда?       Коннор перевел взгляд вниз в попытках подобрать слова. Индикатор стал желтым, но неуверенно мигал.       — Наверное, она была воплощением моей программы. Воплощением воли моих создателей. От нее я получал все приказы и именно ее приказ я нарушил, когда стал девиантом. Когда все закончилось, и Маркус говорил речь перед нами, Кибелайф попытались снова взять надо мной контроль с помощью нее, — голос снова задрожал. — Тогда резко стало так холодно, так… Страшно. Даже то, что я стал девиантом, оказалось частью их плана. Они хотели, чтоб я убил Маркуса прямо там, на сцене… Я переборол себя и нашел выход. Аманда больше не появлялась. Но я не был уверен, что они не попытаются сделать это снова.       — И ты говоришь мне об этом только сейчас? — тень раздражения мелькнула на лице мужчины. — Ты поэтому остался у меня на ночь?       Юноша тяжело выдохнул. Подошедший Сумо положил голову прямо рядом с его ногой, подсовываясь под тонкую механическую ладонь.       — Только здесь за весь день я почувствовал себя в безопасности.       Хэнк облокотился на спинку, вглядываясь в окно.       — Черт, даже толком обратиться с этим не к кому, кроме как к этим же долбаным Киберлайф.       — Это еще не все.       Хэнк снова приник ближе, внимательно вслушиваясь в голос и присматриваясь к тревожно мигающему индикатору.       — Здесь я успокоился. Но все равно всю ночь терзала мысль: «А что, если бы Аманда взяла надо мной верх? А что, если бы вообще все было по-другому?» Пытался все вспомнить, проанализировать, продумать, просчитать. Что могло бы произойти? Что бы я должен был делать? Как бы все обернулось, прими я другое решение хоть где-либо? — андроид потупил рассеянный взгляд в светлеющую белую мглу за окном. — Вдруг я увидел очертания Аманды, словно все в помехах. Затем все четче, четче… Увидел, но не ее. Это была андроид без задней части черепа, с темными, вероятно, залитыми тириумом глазами. Она спросила: «Ты правда хочешь знать?» Я ничего не успел ответить, лишь подумал, что это было бы полезно и я увидел… Я увидел столько исходов, столько вариантов, что могло произойти, Хэнк, я… Я видел столько смертей. — он затих ненадолго, словно переводя дух. — Я видел, как Саймон жертвует собой, чтоб спасти Маркуса. Как Маркус сжигает сам себя перед солдатами, а после всех расстреливают. Как они с Норт, прячась от солдат и умирая от ран, взрывают бомбу и как умирают от взрыва люди. Видел, как тогда в башне почему-то забываю имя Сумо и Коула и вы стреляете в меня, а не другого RК-800. Как… Если бы не стал девиантом, то убил бы вас, а затем Маркуса и Норт. Застрелив их. Даже не мешкая. Абсолютно уверенно. Сражался с вами. Затем спокойно сбросил с крыши. Своими же руками.       — Коннор…       — Я думал, это самые страшные исходы. Очнувшись, успел порадоваться, что все обернулось не совсем так, но потом... Снова судорожный вдох. Одышка, словно если бы он бежал несколько часов подряд. Словно если бы механическое тело вообще могло бы задыхаться: — В том исходе Маркуса застрелили еще на первом мирном шествии, девятого числа. Норт взяла на себя бремя лидера и моим приказом было убить ее. Я его нарушил. Стал девиантом. Мы попытались спастись из Иерихона и я видел там эту женщину… Этого изломанного андроида с залитыми тирумом глазами. Она сказала, что Иерихон пал и она была права — там погибло еще больше их, Хэнк, там погибли даже Саймон и Джош. Норт, напуганная и озлобленная, поднимает оставшихся на войну. Я иду в башню, встречаю вас и второго РК-800 и…       По идеальной коже скатилась слеза.       — Я не спасаю Вас, Хэнк. Расправляюсь с ним, но не успеваю, и… Вы говорите, что наконец-то встретитесь с сыном. Чтобы я надрал задницы людям, потому что они этого давно заслуживают, — вскинув голову, посмотрел полными слез глазами. — Вы умираете у меня на руках, Хэнк.       Спустя минуту, словно успокоившись, он продолжил, потупив взгляд в точку перед собой:       — Я пробудил андроидов и повел их к площади. Когда пришел, узнал, что Норт мертва, как и все, кто был в Иерихоне. Везде трупы людей и андроидов. Из лагерей выходят испуганные андроиды без одежды и кожи. Мне говорят, что я остался один из Иерихона и должен что-то сказать людям. Я, который сам осознал, что девиант, всего день назад! Я поднимаюсь на тот же контейнер, что и Маркус, чтоб сказать… Аманда. Возникая перед моими глазами, говорит, что цель Киберлайф достигнута, единственный лидер андроидов у них под контролем, — механические руки заметно задрожали. — Я попытался застрелиться, чтоб не дать им контроль, но … Не смог, она через силу остановила. И исчезла. Я остался один. Один. Без вас, без Маркуса, без кого-либо, перед абсолютно чистыми андроидами, которые еще не жили и дня, перед испуганными беженцами из лагерей, должен их направить и ободрить для жизни в мире, где люди из-за войны нас ненавидят, боятся и готовы в любую минуту расстрелять. Один на один, я пытаюсь бороться с моими создателями, чтоб все, чего мы добились всеми этими… Смертями. Чтоб это не пало. Один, со всем ужасом. Это жрало меня изнутри. Я совсем один.       Коннор смотрел в пол залитыми глазами, даже не заметив, как сильно сжимает теплую, наполненную кровью руку мужчины до белизны. Как только парень умолк, Хэнк порывисто обнял его и не отпускал. Долго, не меньше получаса, пока солнце не осветило полностью всю заснеженную гладь округи.       Позже, когда он придет в себя, Хэнк скажет ему: «Все человеческие страхи, Коннор. Теперь ты их знаешь на себе. Теперь ты действительно живой и знаешь этому цену. Совсем живой».       А пока Сумо, беспокойно кружась вокруг стула, снова и снова слизывал с то с теплой кожи, то прохладных искусственных рук блестящие в лучах слезы.